Затем задиристая Линда толкнула Люка и закричала: «Врунишка!», и они убежали. Словно умирающая мать была ветрянкой, которой можно было заразиться.
Карпик вздрогнул. Им не разрешали сидеть на стене, но рядом не было учителей, которые велели бы Люку слезть. Подошвы кроссовок Люка виновато стучали по кирпичам. Из его коробки для ланча воняло – в ней лежали потемневшее яблоко, колбаса, размокший хлеб – словно у его вины был запах.
– За вами кто-нибудь придет? – спросила мисс Шафер. Она была молодой и улыбалась больше, чем другие учителя. Одета она была в пальто, а в руках держала большую сумку.
– Папа. – Карпик отступил от Люка на шаг, чтобы показать, что он не с ним. Его мама не имела никакого отношения к маме Люка и ее взрывающимся интимным местам.
– А за тобой, дорогой? – обратилась мисс Шафер к Люку.
– Папа. – Люк перестал болтать ногами.
– Ну конечно, – ласково промолвила мисс Шафер, будто знала, что его мама скоро умрет. – У вас дома есть телефон?
Люк кивнул.
– Если он не придет в ближайшее время, зайди в школу и позвони домой. Миссис Портер все еще у себя.
Ее «Универсал» скрылся в тумане. Теперь стоянка была почти пуста – осталась только одна-единственная синяя машина. Передний зуб Люка держался на честном слове. Он повертел его, снова застучал кроссовками по стене.
– А у него были волосы? – спросил Карпик. Об этом никто не спрашивал ни на перемене, ни за обедом, ни во время посещения библиотеки.
Люк оставил зуб в покое.
– Нет.
Карпик запрыгнул на стену рядом с Люком, стараясь, чтобы их ноги не соприкоснулись.
– Тебе грустно? – спросил он.
Люк наморщил подбородок и кивнул. Перестал болтать ногами.
Карпик услышал позади какой-то грохот, и хотя он доносился из здания школы, все равно понадеялся, что это пришел забрать Люка его отец. Но это оказался всего лишь мистер Йоргенсен, уборщик, кативший по коридору швабру с ведром на колесиках. По щекам Люка потекли слезы. Карпику хотелось бы, чтобы пришел кто-нибудь взрослый, дал Люку салфетку и отвел бы его умыться в туалет. Он ударил пятками по стене, надеясь, что это подтолкнет Люка снова начать болтать ногами. Тот шмыгнул носом.
– Твоя мама не умрет, – произнес Карпик.
– Откуда ты знаешь?
– Слезьте со стены, мальчики, – скомандовала миссис Портер. Она выбила из-под двери стопор носком своей коричневой старушачьей туфли. Дверь с грохотом захлопнулась.
– Вы двое, – сказала она. – Пойдем.
Они поплелись через парковку.
– У моей мамы родился крошечный мертвый ребенок, – поделился Карпик. – Но мама не умерла.
Люк ничего не ответил, но Карпик видел, что он внимательно слушает.
– Ей было очень грустно, но она не умерла.
Миссис Портер открыла заднюю дверь. Люк забрался в машину первым. Внутри воняло. Туман за окном был таким густым, что если бы Карпик высунул наружу руку, то смог бы выдернуть из воздуха длинные белые пряди легчайшей дымки.
– Смотри. – Люк протянул через сиденье руку. Он подождал, пока Карпик подставит ладонь, и уронил зуб, скользкий и теплый, все еще живой.
Хелен и Карл жили в лощине, в маленьком опрятном домике, построенном после того, как рождественское наводнение смыло старый мост, разрушило две мельницы и отправило большинство первоначальных домов из лощины вниз по реке, как будто вся округа решила выстроиться в шеренги и уплыть. Коллин не была внутри с того самого года, как помогла родиться Люку, но как только вышла из машины, как сразу вспомнила, каким открытым и незащищенным он казался по сравнению с домами, построенными рядом с лесом, скрытыми от реки за поросшей травой стеной земляной дамбы.
Карл был трудолюбивым мужчиной, это было сразу заметно: дом недавно покрасили, пристроили для малыша дополнительную комнату. На высоких грядках росли овощи. Красные бутоны роз тянулись к небу с самоуверенностью существ, уверенных: им принадлежит дом, земля, на которой он построен, и все вокруг.
От сковороды с еще теплым бефстрогановом поднимался мясной аромат. Коллин слышала приглушенные голоса матерей, которые заглянули в больницу, чтобы поглазеть на ребенка Хелен и Карла. «Ужасно». «Я чуть не упала в обморок». У нее перехватило горло при мысли о ребенке Мелоди Ларсон, о том, как билось его маленькое сердечко – это было легче, чем думать о своей собственной потере. Она закрыла калитку, и тут же открылась входная дверь, будто соединенная невидимой веревочкой. Она подняла сковороду повыше и выставила ее перед собой.
– Коллин? – спросил Дэниел, придержав за собой дверь, чтобы она не хлопнула.
– Мы… Мы записывались, – запинаясь, пробормотала Коллин. Ручки сковороды внезапно стали скользкими. Что он тут делал?
Он сошел с брусчатки на траву, у линии роста волос виднелся синяк, будто он на что-то налетел. Распухшая губа выглядела мягкой, как перезрелая слива. Бефстроганов вдруг показался ей очень тяжелым.
– Пахнет вкусно. – Он потянул носом, затем, прищурившись, посмотрел наверх. – Знаешь, потри немного серое небо – и оно окажется голубым. – Он улыбнулся, показывая щель между зубами. На потускневшей коже виднелась высохшая пленка соленого пота. В уголке рта блеснула капелька свежей крови. Дэниел понял, что она это заметила, и дотронулся до ранки. – Риски профессии. – Он откашлялся. – Извини, что я вот так объявился у тебя на пороге.
Коллин переполняли вопросы, которые ей так хотелось задать, но за дверью стояла Хелен. Коллин проскользнула мимо Дэниела.
– Хелен? – Она напустила на себя бодрость. – Прости, что разбудила. Я просто хотела передать вот это.
Хелен поплотнее запахнула халат и толкнула дверь.
– Я уже встала.
Хелен была крепко сбитой, с толстыми ногами, из-за просторного халата было сложно сказать, что она только что родила ребенка. Ее распущенные, нечесаные волосы лежали на плечах. Она не попыталась взять у Коллин сковороду, вместо этого отступила в сторону, пропуская ее в дом. На спинку дивана была наброшена шаль, на стене висели деревянные часы, на столе стояло блюдо в форме медвежьей лапы, наполненное чем-то, политым йогуртом, – все в точности так, как запомнила Коллин. На подъездную дорожку въехала машина.
– Кого, черт возьми, опять принесло? – Карл все еще был одет в рабочий комбинезон. – А, привет, Коллин. – Он выглянул в просвет между жалюзями. – Господи. Ни конца ни края не видно.
– Я пришла не в тот день? – спросила Коллин.
Из машины вышла Гейл Портер и открыла заднюю дверь своего пикапа. Наружу появились две маленькие ножки.
– Он специально пропустил автобус, – сказала Хелен Карлу.
Люк зашаркал по мокрой траве. Дверца машины хлопнула еще раз, и Коллин увидела Карпика, держащего в руках свою красную коробочку для ланча.
– Что? – Коллин вручила бефстроганов Карлу и вышла.
– Папа за тобой не приехал? – спросила Коллин. Мимо протиснулся Люк. – Миссис Портер, простите. Рич не приехал?
– Должно быть, задержался. Что ж, раз ты тут, мне же лучше. Могу поехать домой. – Гейл Портер вернулась в машину.
– Спасибо, что привезли их! – крикнула Коллин.
– Я не могла их оставить в школе.
Пикап задом выехал со двора. Карпик последовал за Люком в дом. Пирог. Она забыла про пирог. Она поспешно вышла за калитку, взяла кекс и мисочку с глазурью.
– Эй? – позвала она через дверь.
– Я здесь, – раздался голос Карла с кухни. Коллин двинулась к нему. Он жарил на сковороде котлеты, в воздухе витал аромат лука. Хелен сидела за столом.
– Можно я быстренько покрою пирог глазурью?
Карл порылся в ящике стола, достал нож и протянул его рукояткой вперед.
– Пойдет?
Он повернулся обратно к плите. Его живот нависал над поясом брюк. Он учился в школе вместе с ними с Хелен, но был на несколько лет младше, и Коллин отчего-то испытывала к нему какие-то материнские чувства. Возможно, Энид была права. Может быть то, что она вышла замуж за Рича, действительно заставило ее вести себя по-стариковски. Коллин сняла с миски фольгу.
Хелен сложила ее пополам, затем еще раз пополам. Карл жарил на сковороде лук.
– Чего хотел Дэниел? – спросила Коллин, стараясь звучать непринужденно, и принялась обмазывать кекс глазурью. Как долго Хелен наблюдала за ними, прежде чем Коллин ее заметила? Она никогда не рассказывала Хелен о том дне в кинотеатре в Аркате, о том, как она порезала палец об острый край банки из-под кока-колы, и о том, как закружилась у нее голова при виде крови. Она никогда не рассказывала Хелен – она вообще никому об этом не рассказывала – как Дэниел сунул ее окровавленный палец к себе в рот, облизнул его, а потом держал ее за руку, пока кровотечение совсем не остановилось.
«От крови мне становится нехорошо».
«Тебе просто нужно научиться с этим бороться».
Она никогда не рассказывала Хелен, как иногда бездумно смотрела в окно компании по продаже недвижимости, не в силах сосредоточиться на работе, и вслушивалась в тиканье часов, отсчитывающих минуты до того, как Дэниел взбежит по лестнице и они вместе пойдут домой. Тем не менее, когда-то Хелен была ее лучшей подругой.
– Он хочет, чтобы мы подписали какую-то петицию, – пожал плечами Карл.
Хелен окунула палец в глазурь, словно хотела измерить ее температуру.
– Говорит, что спрей, которым обрабатывают кустарники, ядовитые. – Карл посолил блюдо.
– К нам домой он тоже приходил, – призналась Коллин.
– Да? Шныряет тут вокруг. Повезло, что его никто не пристрелил.
– Полагаю, Юджин точно пытался.
Карл усмехнулся, помешивая содержимое сковородки.
– Я часто здесь распылял отраву, пока Хелен была беременна. Помогало держать ежевику под контролем. Нельзя же, чтобы малышка ползала среди колючек. Эта ежевика – просто бедствие какое-то. Скоро она нам забор снесет. – Карл выключил конфорку. – Ты же знаешь, что у Хелен даже камень зацветет. Видела ее розы у входа?
Хелен слабо улыбнулась.