Оказавшись на парковке лесопилки, Рич достал из кармана ключи, а вместе с ними и записку. Вот черт. «Забери Карпика с продленки, 5:30. Не забудь», – прочитал он записку голосом Коллин. Школа, должно быть, уже ей позвонила.
Рич завел пикап, на мгновение откинулся на спинку кресла. Голова разламывалась. Дома надо будет приложить лед.
Он включил первую передачу, в голову сами собой пришли строчки песни:
«Наша земля – это куча работы, вот что такое наша земля».
Дождь хлестал по крыше пикапа, заливал ветровое стекло – даже дворники не помогали. Ливень начался тут же, как они вышли от Хелен.
– Ты все это время ждал у школы? – спросила Коллин. Карпик кивнул. Рич никогда раньше его не забывал. Может, стоить заехать на лесопилку? Но Гейл бы сказала, если бы что-то случилось, правда? Беспокойство пульсировало в голове Коллин – пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста – настолько всепоглощающее, что когда она въехала на подъездную дорожку и увидела его пикап, припаркованный перед домом, то даже не сразу разозлилась. Карпик исчез в своей комнате. Рич лежал на кровати поверх покрывала, так и не сняв рабочую одежду.
– Ты забыл про Карпика? – гневно спросила Коллин.
– У меня чертовски болит голова. – Рич сощурился на нее, затем уронил голову назад на подушку.
– Голова болит? Ты про своего сына забыл!
– Я выбил плечо, – объяснил Рич. – А хиппи перекрыли дорогу. «Спасите Проклятую рощу» и все такое.
– Опять? – спросила Коллин. Он потянулся за обезболивающим, лежащим на прикроватной тумбочке. – Больше двух таблеток нельзя. – Она забрала у него лишние таблетки, схватила пустой стакан, наполнила его водой из-под крана в ванной и сунула Ричу.
– Спасибо. Ты в порядке? – уточнил он.
Коллин стоило бы злиться – купил семьсот двадцать акров земли и не сказал ей! – но она сдерживала слезы с тех самых пор, как увидела пеленку, свисающую с бортика колыбели в детской Хелен.
Рич поднял свободную руку.
– Иди ко мне.
Коллин подползла к нему, и Рич откинул волосы у нее со лба. От него пахло опилками и бензином. Он взял ее за руку, положил ее ладонь на шишку.
– Что случилось? – спросила она.
– Хиппи очень своеобразно демонстрируют свой пацифизм. – Коллин скользнула рукой вниз по его шее. – Сегодня на Ребре я видел трех мертвых оленей. Они просто лежали на поляне, на них ни царапины не было. – Он неловко поерзал, устраиваясь поудобнее, со свистом втянул воздух сквозь зубы. – В общем, я упал. Облажался по полной.
Коллин помогла ему снять рубашку, приложила ладонь к вспухшей шишке на голове, словно могла вылечить ее одним касанием.
Как только Рич заснул, она пошла на кухню, открыла шкафчик под мусоркой и достала банку из-под варенья с приклеенной на крышку этикеткой, подписанной неразборчивым почерком Дэниела. Она знала его каракули: помогала набирать ему лабораторные записи на пишущей машинке, много раз видела его блокнот, куда он записывал все, о чем хотел потом подробнее узнать в библиотеке. И никогда, ни разу он не написал ей ни одного письма, ни одной записки.
Коллин думала, что на этикетке будет написано ее имя, но там значилось только: ДС-31. Она сняла золотистую крышку, наполнила банку водой из-под крана, плотно закрыла ее и подписала: «22.11.77», затем убрала банку обратно в шкаф. Если Рич мог просто так купить семьсот акров деревьев и даже не сказать ей, сколько это стоило, она точно имела право помочь Дэниелу без ведома мужа.
23 ноября
Коллин выключила двигатель и уставилась на «Уайти» через лобовое стекло. Над входом висела облупленная фанерная вывеска: «ОБУВНАЯ МАСТЕРСКАЯ УАЙТИ ИЛИ РЕМОНТ ПИЛ». Шутка состояла в том, что в жизни приходится выбирать: или обе ноги, или наточенная пила.
Она прихватила ботинки Рича и вошла внутрь. Грохот молотков в «Уайти» на секунду умолк. Здесь когда-то был бар – три человека даже пережили здесь, на этой крыше, цунами в шестьдесят четвертом году, и от пола все еще исходил заплесневелый запах кислого пива. Прилавок был заставлен коробками патронов и кувшинами с цепным маслом – скорее складское помещение, чем магазин. В двери салуна протиснулся сам Уайти, похожий на пузатого барсука в толстых очках, в зачесанной назад гриве седых волос виднелась одна-единственная черная полоса.
Уайти взял ботинки, осмотрел подошвы – он делал это каждый год в конце сезона, когда Коллин приносила их, чтобы заменить набойки. На барсука он был похож не только внешне – была в нем какая-то животная грубоватость, но магазин он держал открытым круглый год.
– В четверг. – Уайти принадлежал к тому виду мужчин, которые разговаривали с женщинами только для того, чтобы оценить их готовку.
– В этот четверг?
Он дернул подбородком в сторону двери.
– В следующий четверг? – догадалась Коллин.
– Следующий. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Из носа кровь идет.
На улице в лицо ей брызнул туман. Коллин запрокинула голову, подождала немного, проверила свои ноздри в зеркале заднего вида, а затем поехала в отдел сбережений и займов. Сегодня утром она снова попыталась расспросить Рича о кредите, но он просто сказал ей ни о чем не волноваться. Коллин чувствовала себя полнейшей дурой. Все эти годы она обналичивала зарплатные чеки и вносила депозитные квитанции, но ни разу не отстояла в очереди, чтобы узнать баланс их банковского счета. Она оплачивала счета – страховку за пикап, налог на дом, электричество, больничный счет с весны, разделенный на двадцать четыре ежемесячных платежа. К тому времени, как они расплатятся, малышка, о которой она думала каждый раз, когда опускала в конверт чек, станет уже совсем большой.
Коллин выписывала чеки, облизывала марки, но когда каждый месяц по почте приходила выписка с банковского счета, она откладывала ее в сторону, чтобы Рич мог посмотреть сам – в конце концов, это были его деньги. За помощь при родах ей платили домашним джемом и свитерами ручной вязки. Буханку бананового хлеба нельзя было положить ни в один банк.
Коллин встала в очередь, дождалась, пока на нее обратит внимание кассир – молодая женщина с красной помадой и в обтягивающей блузке.
– Я хотела бы проверить остаток по кредиту, пожалуйста, – попросила Коллин. В водолазке с высоким горлом она ощутила себя совсем старомодной.
– Водительские права? – спросила кассир, изучая свои ногти, пока Коллин рылась в сумочке в поисках кошелька. Сравнив фотографию на водительских правах с лицом Коллин, кассир развернулась и исчезла за рядом картотечных шкафов. Через несколько минут она вернулась с пустыми руками.
– Кредит записан на его имя.
– У нас совместные счета, – объяснила Коллин. – Чековые и сберегательные.
– Да. Но ссуда оформлена на его имя.
– Сколько мы… он… должен? – спросила Коллин.
– Вам следует поговорить об этом с мужем, – Кассир склонила голову набок, словно оценивая все недостатки Коллин в качестве жены.
Коллин почувствовала, как вспыхнули у нее щеки. Кассир подала знак следующему в очереди, и она поспешила уйти. К тому времени, как она добралась до пикапа, она была близка к слезам. У нее ничего не получалось, она ничего не контролировала, ей было так одиноко без Карпика. Чтобы успокоиться, она поехала на агатовый пляж. Поднялся ветер, и ей с трудом удалось открыть дверь пикапа. Коллин спустилась к берегу. Пенистый океан разбивался о скалы, разбрызгивая пену. Она присела на корточки, принялась перебирать камни, пока не набрала целую пригорошню.
«В чем дело, горошинка?»
Она сжала камешки в кулаке так сильно, что ладонь запульсировала болью. Ей вдруг отчаянно захотелось, чтобы отец был здесь, с ней. Она пошла по пляжу, перепрыгнула булыжники, оказавшись у самой кромки воды. Вода лизнула носки ее ботинок.
Океану все равно, напомнила себе Коллин. Океану плевать на все твои проблемы.
24 ноября
Гейл Портер положила стопку скатертей на скамейку и прищурилась на оранжевую помаду Марши.
– Главные блюда стоят в багажнике, – сказала она и неодобрительно фыркнула, будто это Марша была виновата в том, что в общественном центре стоит затхлый запах рыбьего жира и плесени, сдобренный средством для мытья полов с ароматом лимона.
– Мы их принесем, – вызвалась Марша, не обращая внимания на пристальный взгляд Гейл Портер. – Как думаешь, кто жалит больнее – она или ее пчелы? – спросила Марша, когда они вышли на улицу и мелкая морось покрыла их руки крошечными капельками воды. Она открыла багажник Гейл. – Какая пчела ее сегодня за задницу укусила?
Коллин оглянулась на здание, словно Гейл Портер могла их подслушать.
– Арлетт придет? – поинтересовалась она. В городе ходили слухи, что она лечится на юге, кажется, в какой-то больнице для алкоголиков. Мерл уже несколько месяцев приходил на рыбные пиршества в одиночку, но День благодарения – это совсем другая история.
– Надеюсь на это, – ответила Марша, держа в руках пластиковые рога изобилия. – Вот от этого Гейл точно взбесится.
Она захлопнула багажник.
Внутри Гейл Портер указывала на пятна грязи Майлзу Йоргенсену, а он послушно водил по полу шваброй, словно им дистанционно управлял ее указательный палец. Она пощупала искусственный желтый лист, украшавший центральное блюдо, потерла пальцы.
– Они мокрые.
– Да неужели? – с иронией произнесла Марша. – Ну видимо, дождь пошел специально, чтобы тебе насолить.
Коллин слышала, как другие женщины смеются на кухне, запекая ветчину в промышленной духовке и выкладывая консервированный батат на алюминиевые противни. Звуки и запахи конца сезона.
Гейл Портер оглядела комнату: тусклый кирпич, низкий потолок, покрытый влажными пятнами.
– Что ж, – вздохнула она.
Коллин помогла Марше расставить ровными рядами столы. Гейл Портер накрыла стол для розыгрыша призов.