На черном-белом снимке был запечатлен Карпик, за ним стояли Рич и Коллин, вокруг – парковка перед зданием, где проходили слушания. Через мгновение Рич спросит фотографа, какого черта она себе позволяет.
– Коллин морочит тебе голову.
Хлопнула дверь, словно она услышала свое имя и немедленно откликнулась на зов.
– Юджин, иди домой, – сказала она.
Юджин покачал головой.
– Вы, на хрен, невыносимы. Оба. – Он бросил к их ногам газету. – Берегитесь. Вы вывели из себя целую кучу людей. Очень большую кучу.
Юджин забрался в свой пикап, завел двигатель и уехал, разбрызгивая гравий.
Дома Рич бросил газету на кухонный стол и взял со стойки то, что осталось от пирога. Если прищуриться, то можно было различить заголовок:
«Работник компании «Сандерсон Тимбер» Ричард Гундерсен, его жена и сын, чьей питьевой воде угрожает предложенный план по заготовке древесины в Проклятой роще».
Он поскреб вилкой липкую корочку на дне формы из-под пирога.
Коллин раскрыла газету, откашлялась и начала читать вслух:
«Недавняя череда оползней, в том числе оползень на дороге Новой надежды, который этой зимой на девять дней закрыл шоссе 101 к северу от Кламата, вызвала споры о необходимости изменения политики лесозаготовительной промышленности. Последнее столкновение произошло в понедельник на общественных слушаниях, посвященных планам компании «Сандерсон Тимбер». по заготовке двух участков девственных лесов, известных под местным названием Проклятая роща, на которые собралось более двухсот человек. На лесозаготовительных предприятиях компании работают 58 жителей, что составляет почти десятую часть населения городка, в котором нет ни светофора, ни бензоколонки, ни даже телефона-автомата…»
Коллин пропустила абзац.
«Среди тех, кого затронет этот план, – Ричард Гундерсен, верхолаз в четвертом поколении, и его жена. Их участок, известный как «Хребет 24–7», названный в честь самой крупной секвойи, растущей на этом участке, граничит с нижней частью Проклятой рощи. В начале этого года вандалы срубили несколько десятков девственных деревьев на участке Нижней Проклятой рощи, что привело к сходу оползня, временно запрудившего Проклятый ручей и уничтожившего важные нерестовые места обитания лосося. «Это просто здравый смысл, – сказал один из бывших лесорубов. – Если не оставить ничего, что могло бы удерживать землю на месте, тебе на голову обрушится целая гора». Офис шерифа продолжает расследование инцидента. Тем временем жена Гундерсена, акушерка, за последние шесть лет зафиксировала около дюжины случаев аномалий развития у детей, родившихся в этом районе, а также сама пережила несколько выкидышей. Все это только усиливает опасения, что распыление гербицидов с воздуха для борьбы с сорняками может привести к загрязнению местных источников воды. Супруги и их сын пользуются питьевой водой из Проклятого ручья, расположенного в зоне вырубки леса. Ожидается, что планы по заготовке древесины будут утверждены в следующем месяце, а вырубка начнется весной этого года».
Она резко встала и с такой силой кинула кофейник в раковину, что Рич подумал, что он сейчас разлетится вдребезги.
– Что? – спросил он.
– Что ты имеешь в виду под своим «что»?
Все те разы, когда она возвращалась домой после родов, она несла свое горе, как пакет, под мышкой. Она имела право злиться на него. Он мог бы тогда отойти от крыльца, развернуться, позволить ей выйти замуж за кого-нибудь помоложе, за того, кто мог бы увезти ее отсюда.
– Мама? – В дверях стоял Карпик. – Что случилось?
– Ничего не случилось. – Коллин вымученно улыбнулась. – Мама просто глупая.
– Почему дядя Юджин кричал?
– Ну, ты ведь знаешь. Он иногда выходит из себя.
– Почему?
– Он забывает посчитать до десяти. – Она погладила Карпика по волосам. – Мы можем его продать? – спросила она.
– Кто его купит? – покачал головой Рич.
– Что продать? – вопрошал Карпик. – Что продать?
– Стебли сельдерея, – ответил Коллин. Карпик поджал губы, понимая, что его дразнят, и скрылся в коридоре. – Думаешь, он может что-нибудь сделать? – спросила Коллин.
– Юджин? Нет. – Юджин вспыхивал как спичка и так же быстро прогорал. – Что он вообще может сделать?
– А Мерл? – продолжала Коллин.
– Я не женат на Мерле, – сказал Рич. Он достал из кармана мятную конфету – первую, которую он нашел на холме, рядом с отпечатком мужского ботинка. – Верно ведь?
Она посмотрела на него и прикусила губу.
– Он попросил меня набрать воды. Из нашего крана. – Она говорила тихо, не желая, чтобы Карпик услышал. – Ну я и набрала.
– И это все? – надавил Рич.
Коллин выдохнула через нос, щеки порозовели, на груди расплылись красные пятна.
– Ты серьезно меня об этом спрашиваешь?
3 марта
Они сели ужинать. На столе дозревали те же помидоры, которые зрели там уже несколько дней. Израсходуй Коллин их до конца, больше она купить не сможет.
Она избегала ходить куда-либо одна – и в магазин, и даже в «Улей» за «медвежьими когтями» – но чувствовала на себя взгляды, когда отвозила Карпика в школу утром и когда приезжала за ним днем. Ее не считали лгуньей или предательницей. Ее считали шлюхой, хотя никто не говорил ей этого в лицо.
На другом конце стола Карпик ковырялся в моркови, разминая ее в кашицу вилкой, пока Коллин не велела ему пойти наполнить ванну. Она потянулась к тарелке Рича, чтобы убрать ее в раковину.
– Ну так? – спросил Рич.
– Ну так что?
– Ты спала с ним?
В каком-то смысле она испытала облегчение. Этот вопрос висел в воздухе всю неделю. По другую сторону стены в ванной шумела вода.
– С Дэниелом? – Она рассмеялась, открывая кран. – Мы были подростками.
Раковина наполнялась водой.
За восемь лет брака Рич ни разу не спрашивал. Он проводил руками по ее бедрам, утыкался носом в пупок. Она принадлежала ему. Ему не нужно было знать, кто побывал здесь до него. Теперь она видела, как он медленно возвращается по своим следам, поднося этот вопрос к лампочке своей памяти.
– А с тех пор? – продолжал он.
– С каких это пор?
– Например с тех, когда он вернулся в город. – Голос Рича был ровным, но Коллин чувствовала, каких трудов ему стоит говорить спокойно. Стук сердца эхом отдавался в ушах. Карпик плескался в ванной, разбрызгивая воду.
Она кивнула.
Он поднялся из-за стола и ударил ладонью о стенку холодильника. Коллин вздрогнула.
– Только один раз, – сказала она.
Рич снова толкнул холодильник, и керамический магнит отлетел, в сторону, кухонные приборы с тяжелым металлическим стуком попадали на пол. Валентинка, которую Карпик сделал ей, упала на пол.
«Дорогая мама. Надеюсь, день будет солнечным, а ты – прекрасной, как роза».
– Черт возьми, Коллин! – заорал Рич.
Она окаменела.
– Мама? – позвал Карпик из ванной.
– Все в порядке, Печенюшка, – отозвалась Коллин.
– Что значит «один раз»? – яростно выкикнул Рич, не потрудившись понизить голос.
– Тише. Просто так получилось. – Коллин стряхнула с рук воду. Он был тем, кто отказывался к ней прикоснуться. Он был тем, кто отвернулся от нее. – Это было неправильно, я знаю. И мне очень жаль, хорошо? Но я не могу сама сделать себе ребенка, Рич.
– Что это должно значить?
– Ты знаешь, что это значит, – сказала она. – Ты на меня почти не смотришь.
– Это неправда.
– Ты даже сейчас на меня не смотришь. Ты своему псу даешь больше ласки, чем мне.
Рич покачал головой, нагнулся, чтобы собрать кусочки магнита, выдвинул ящик со всякой бытовой ерундой, порылся в нем, бросил тюбик суперклея на стол и задвинул ящик. Его заклинило. Он стукнул по нему кулаком.
– Проклятый кусок… – пробормотал он, сунул руку внутрь, чтобы понять, что застряло, затем распахнул нижнюю дверцу шкафчика, чтобы попробовать снизу, а там, как ряды хрусталя, стояли банки для варенья – полдюжины уже наполненных и подписанных, остальные дожидались весны. Рич уставился на них так, словно именно это – не изгиб ее тела, когда она притягивала к себе другого мужчину, не ее руки, зарывающиеся в траву, а именно эти банки – и было самым страшным секретом, который она от него скрывала.
Рич присел на корточки, затем сел на пол, не сводя с них взгляда. Одно движение руки – и банки посыпались на пол.
– Рич, – заикаясь, произнесла Коллин. – Я…
Он поднял одну и подбросил ее на ладони, вода плеснула о стенки. Он швырнул ее в стену, и она разлетелась вдребезги: брызги воды, звон разбитого стекла.
– Мама!
Рич подобрал еще одну банку.
– Ты его пугаешь, – прошипела она и поспешила к выходу, ее сердце бешено колотилось. Она услышала, как о стену разбилась вторая банка, как раз в тот момент, когда она зашла в ванную комнату; Карпик со встревоженным видом высовывался из наполненной водой ванны. Коллин закрыла за собой дверь.
– Все в порядке, Печенюшка, – сказала она. Снова звон разбитого стекла – уже третья банка. Неужели он собирается разбить их все? Она завернула Карпика в полотенце и стала растирать ему руки, спину, плечи. – Откуда у тебя такие красивые локти?
– Я купил их в магазине локтей.
Она вытирала полотенцем волосы Карпика, прислушиваясь, не идет ли Рич. Хлопнула дверь, и через минуту послышался равномерный стук и грохот топора, раскалывающего древесину. Она помогла Карпику переодеться в пижаму и лечь в постель, включила ночник-ракету.
– Можешь остаться, пока я не засну? – попросил он.
– Конечно, Печенюшка. – Она легла рядом с ним, вдыхая его чистый запах. – Откуда у тебя такие красивые уши? – прошептала она.
– Я купил их в магазине ушей.
Она слушала стук топора, удар за ударом. Когда она проснулась, Карпик крепко спал рядом. Рича больше слышно не было. В доме было темно. Она встала и на цыпочках вышла в коридор.
– Рич? – признесла она в пустой спальне.
Коллин включила свет на кухне, на линолеуме – лужи воды и битое стекло. Она пересекла гостиную – пусто и холодно. Камин погас. За девять лет Рич ни разу не давал дому остыть. Ключи одиноко лежали в деревянной миске. Она отодвинула шторы и посмотрела на пустое место на подъездной дорожке. Ее дыхание затуманило холодно стекло.