Одна тысяча, две тысячи, три, четыре, пять… Он резко вдохнул, Уайет поднял глаза, и тогда время застыло. Уайет нырнул в высокую траву.
Папоротники кололи Карпика по лицу, ежевика цеплялась за комбинезон. Он вскарабкался на холм, споткнулся и побежал вниз к Затерянному ручью.
– Ты труп! – закричал Уайет.
Карпик с разбегу прыгнул в воду, с плеском приземлившись на мелководье. Он освободил плечи от тяжелого дождевика, сбросил его и побежал. Соскальзывая с хребта в Чесночный ручей, он разогнался и приземлился в воду громким плеском, тут же промокнув до колен. Он помчался на противоположный берег, холодная вода стекала по ногам, носки хлюпали в слишком больших ботинках, подаренных ему на день рождения. Он поднимался в гору, тяжело дыша. В боку закололо. Уайет все еще держался позади. Карпик карабкался все выше и выше, лицо его горело, пока, наконец, он не добрался до дерева 24–7. Он прижал руку к коре, как это делал его отец, и взмолился, чтобы невидимая дверь открылась.
– Карпик, подожди, ссыкунишка! – крикнул Уайет снизу.
Карпик споткнулся о шнурки, но удержал равновесие и спустился с другой стороны, скользя на мокрых шуршащих иголках, пока не очутился на дне оврага. Там он встал у края незнакомого ему ручья, мутного от грязи и засыпанного сломанными ветками. Вода в нем была коричневой и быстрой. Все здесь было неправильно. Немного подальше он увидел знакомые большие пни, но ручей все еще казался каким-то чужим, новым. Этот ручей был громче и гуще старого, похожий на шоколадный молочный коктейль, с пеной и волнами. Он посмотрел на карту и провел пальцем по ладони. Где же он очутился?
– Карпик! – крикнул Уайет. – Подожди!
Карпик повернулся и увидел, что Уайет, пошатываясь, приближается к нему, держась за ребра, как будто в боку у него кололо. Карпик знал этот трюк. Уайет просто притворялся, но стоит ему оказаться на расстоянии броска, как он напрыгнет на него, повалит на землю и будет плевать Карпику в рот. Он посмотрел на коричневую воду. В ушах колотилось сердце. Захотелось в туалет.
– Карпик! – закричал Уайет. Его лицо было красным от бега. На мгновение Карпик подумал, что Уайет собирается объявить перемирие. Но затем тот ухмыльнулся, откинул голову назад и провел ребром ладони по горлу.
Карпик помчался вдоль берега ручья, в его голове звучали стихи. Проклятый ручей вытекает из родника, а вода в нем чистая и сладкая слегка. Наверх до источника иди поскорей, потом мимо Угриного ручья проходи, не робей. С одной стороны город стоит, с другой – Убойный ручей звенит. Когда начинаешь дрожать – значит, до реки рукой подать.
Мутный поток гремел так громко, что он чувствовал его вибрацию в своей груди. Карпик карабкался и карабкался вверх по склону, пока не оказался на краю дороги, усеянной глубокими лужами. Он оглянулся в поисках Уайета, но его нигде не было видно.
Он не знал, где находится – ничто не выглядело знакомо, – но перешел дорогу и стал подниматься на холм с другой стороны. Ноги у него устали. Тяжелые ботинки натерли мокрые пятки. Он споткнулся о шнурки и тяжело упал на живот. Заныли ладони.
Позади него хрустнула ветка. Он поднялся на колени.
– Уайет?
Он прислушался: в ушах раздавалось собственное дыхание, сердце бешено стучало в груди. Он встал, попятился от места, где споткнулся, и продолжил путь. Он услышал журчание воды и вдруг увидел его: Проклятый источник! Вода в нем чистая и сладкая слегка.
Он зачерпнул ладонями воды, попил, умыл разгоряченное, зудящее лицо. Посмотрел вниз по склону, выискивая Уайета, потянулся к биноклю, висевшему у него на шее. Его руки коснулись пустого воздуха. Бинокль исчез! Карпик развернулся. Он держал бинокль за ремешок, когда бежал. Он потянулся в нагрудный карман, но пальцы натолкнулись только на холодную поверхность ножа.
Карпик сел на камень. Ему хотелось плакать. Он открыл нож, снова закрыл его. В лесу стало темнее. Воздух стал неподвижным, прохладным. Над головой скрипели высокие деревья. К телу липла мокрая одежда. Пальцы покалывало. Ему хотелось домой. Он хотел, чтобы мама сняла с него мокрую рубашку и растерла плечи теплым полотенцем из сушилки. Капли дождя упали ему на лицо. Ох и влетит же ему за то, что он потерял дождевик.
Пропитанная потом рубашка прилипла к спине. Карпик задрожал. Он встал и, волоча ноги, спустился с холма, следуя за Проклятым ручьем. Он знал отсюда дорогу домой, но это был долгий-предолгий путь. Он шмыгнул носом – из него текло – и принялся спускаться по склону холма, двигаясь к Безымянной дороге. Он перешел на другую сторону и стал пробираться сквозь грязь, камни и сломанные бревна, слишком высокие, чтобы через них перебраться – лабиринт, в котором за каждым углом притаился ужас. Наконец, он вышел на поляну и тут же провалился в жидкую грязь. Он прошлепал по размокшей земле и встал у края обрыва: здесь прошел оползень.
Позади него щелкнула ветка.
– Попался! – крикнул Уайет, налетая на него со спины. Нож вылетел у Карпика из руки. Он видел, как тот описал широкую дугу в воздухе, перекувыркнулся и упал в ручей.
А потом Карпик тоже упал, и он падал, и падал, и падал. Он ударился головой о камень. Веки стали тяжелыми. Становилось темно. Мама. Он хотел, чтобы она включила ему ночник.
– Вставай, дебил. – Уайет перевернул Карпика на спину. Его голос звучал словно откуда-то издали. Сквозь трепещущие ресницы Карпик увидел, как Уайет подталкивает его ногой. – Карпик, вставай. – Уайет присел над ним на корточки. Карпик почувствовал, что ему приподняли голову, за ухом потекло что-то теплое, а затем он снова ударился о камень головой. Его глаза казались горячими и липкими, Уайет расплывался, отступая назад. А потом он исчез.
«Откуда у тебя такие красивые зеленые глаза? – услышал он голос мамы. Он ощутил, как в висок ему подуло горячим воздухом. – Карпик, не уходи далеко, хорошо? Оставайся там, где… Карпик, не уходи…»
Он лежал. Свет померк.
– Карпик? – крикнула мама.
Потом голос папы, откуда-то издали:
– Карпик?
Голоса окутывали его. Они были еще далеко, но они приближались.
Они шли, чтобы подхватить его на руки и отнести в дом.
Карпик никогда не уходил далеко. Коллин не могла точно вспомнить, во сколько он ушел, хотя сейчас это казалось ужасно важным. Как будто если бы она просто могла вспомнить время, тут же раздался бы звонок в дверь и на пороге бы объявился Карпик. Она слышала, как в гостиной играют девочки.
Сначала она была уверена, что Карпик притаился где-нибудь на холме, прячась. «Встань», – мысленно скомандовала она, пока Рич продирался сквозь заросли мечевидного папоротника высотой по грудь, выкрикивая его имя. Она осталась в доме, как они и договаривались, щурясь из кухонного окна на туман, представляя, как с холма спустится Рич, ведя Карпика за руку, а Уайет демонстративно будет тащиться следом. Манжетой своего свитера она вытерла дыхание с каждого из девяти оконных стекол задней двери, отделанных деревом, Лысый холм был окутан туманом.
Он никогда не уходит далеко. Он знает, что нужно оставаться там, откуда ему виден дом.
Если они ушли и заблудились, то это была вина Уайета. Карпик никогда бы не ушел в одиночку. Уайет был хулиганом, таким же, как и его отец; отныне она будет держать Карпика подальше от него.
На часах на кухонной плите шли минуты, семерка поворачивалась вверх, заменяя шестерку. Она проверила, как там малышка. Должно быть, было около полудня, когда Карпик вышел из дома. Сейчас ему холодно, он устал. Он бы хотел выпить теплого молока, подгогретого в кастрюльке с щепоткой коричневого сахара. Он бы прижал свои мокрые носки к заслонке дровяной печи, чтобы услышать, как они шипят.
Коллин постучала ногтем по стеклу, но старый пес не сдвинулся со своего поста на краю двора, натянув цепь и заливаясь беззвучным лаем. Она еще раз промотала в голове прошедший день: Энид завезла детей к ним. Она вспомнила, как заставила Карпика вернуться за своим дождевиком. Он не закрыл кухонную дверь до конца. Она слышала, как он там разговаривал с собакой…
«Кто хороший мальчик?»
Она принялась вспоминать.
Коллин угостила девочек печеньем и отправила их поиграть на улицу, принесла портативный радиоприемник в гостиную и настроила свою швейную машинку для новой рубашки взамен желтой, из которой Карпик уже вырос. Она увеличивала громкость до тех пор, пока не заглушила звуки настольной пилы Рича и случайный треск смолы в дровяной печи. Она держала булавки в зубах, ожидая, что Карпик и Уайет ворвутся в любую минуту, чтобы потребовать свое законное печенье, вполуха слушала лепет малышки, думая об именах – Перл, Руби, Мэриголд, сокращенно Голди. К тому времени, как она закончила – остались только петельки для пуговиц, пришло время готовить ужин. Она воткнула булавки в подушечку для иголок, проверила, как там Элси, добавила имена в список на прикроватной тумбочке и пошла готовить запеканку. Соля воду для лапши, она выглянула в окно и поняла, что не видит его. Она живо вообразила себе маленькую фигурку Карпика, его новый комбинезон с широкими отворотами, надетый поверх все еще слишком больших ботинок – ей следовало купить на размер меньше, но ладно, он еще вырастет, но она не видела его ни во дворе, ни на холме, нигде.
С ним все в порядке. Рич найдет его. Перестань волноваться. Она дотронулась до своего живота, чтобы успокоить ребенка.
Она сложила зазубренные крышки внутрь пустых банок из-под тунца и тертого сыра. Пело радио. Она просунула руку сквозь листья герани и рывком распахнула окно.
– Карпик! – позвала она, перекрывая жужжание настольной пилы. Она слила воду с макарон, все перемешала, поставила противень в духовку и пошла кормить Элси. Приятный аромат запеканки наполнил дом.
– Ужин! – позвала она через заднюю дверь, хотя было всего пять часов. Ввалились девочки.
– Где Карпик? – спросила она.
Что она сделала дальше? Подошла к задней двери и позвала его, потом Уайета. Во дворе висела взвесь тумана. Верх запеканки блестел, жирная сырная корка прилипла к ее новой лопатке. Девочки залпом выпили молоко.