Мадам встретила нас прямо в холле: восторженно взмахнула руками и поплыла к двери с распростертыми объятиями. Она снова была в черном, но, на мои взгляд, цветом весь ее траур и ограничивался. Фасончик наряда я бы назвала откровенно вызывающим, особенно для дамочки, исполняющей роль безутешной вдовы.
Кошмарный турнюр – тот, что доставил мне в Англии пару неприятных секунд, – получил отставку. Леди Баскервиль шагала в ногу с модой, и потому место турнюра на ее платье занял небольшой скромный бантик. В сравнении с пышностью юбок из нанизанных один на другой бесчисленных слоев черного кружева талия мадам выглядела до нелепости тонкой. Облака газа вокруг плеч только усиливали это впечатление, но самым нахальным казался вырез платья, призванный не столько скрывать шею и грудь, сколько притягивать к ним взоры. Ну а девственно-белые цветы, кокетливо выглядывающие из волн взбитых волос, – это просто верх неприличия!
(Не стану извиняться, любезный читатель, за краткий экскурс в мир моды. Согласитесь, тема увлекательнейшая. Да и встречают, как известно, по одежке...)
Леди Баскервиль томно приложила кончики пальцев к моей ладони, с пылом встряхнула руки Эмерсона.
– Рада видеть вас в Луксоре, друзья! позвольте представить...
– А мы уже знакомы! – расцвел в улыбке Сайрус Вандергельт. – Ах, миссис Эмерсон, что за обворожительное платье! Красный цвет вам к лицу!
– Пора за стол. – Между тонких бровок леди Баскервиль пролегла чуть заметная морщинка.
– Разве вы не ждете к ужину мисс Мэри с приятелем? – удивленно возразил Вандергельт.
– Мэри обещала прийти, если удастся. Но вы же знаете ее мать...
– Еще как знаю! – закатил глаза Вандергельт. – А вы, миссис Эмерсон, не знакомы с мадам Беренжери?
– Не имела чести.
– Мадам Беренжери утверждает, что в эти края ее привел интерес к древним религиям. Позволю себе усомниться. Держу пари, она соблазнилась египетской дешевизной. Прекрасный пол – моя слабость, друзья, и не в моих правилах дурно отзываться о дамах... Но боже! Что за чудовище эта женщина!
– Ну-ну, Сайрус, будьте великодушны, – пропела леди Баскервиль, на устах которой заиграла довольная улыбка. Критику в адрес других женщин очаровательная вдовушка обожала. В отличие, как вы заметили, от комплиментов, направленных мимо ее прелестной персоны. – Бедняжка не виновата. – Теперь улыбка предназначалась моему мужу. – По-моему, она не в себе. Из любви к Мэри мы, конечно, терпим и мать, но девочка вынуждена ублажать эту старую... это несчастное создание, так что вырваться к нам ей не часто удается.
Эмерсон неуклюже затоптался на месте, покрутил головой, сунул палец за воротничок – словом, исполнил ритуальный танец, означающий неловкость или скуку. Леди Баскервиль, как и любая побывавшая замужем дама, без труда расшифровала эти закодированные сигналы. Она уже развернулась было в сторону обеденной залы, когда мистер Вандергельт вдруг издал не совсем членораздельный возглас:
– Вот тебе и раз! (За точный смысл не ручаюсь. Но не мог же джентльмен произнести: «Вот зараза», верно?) Какого черта... смотрите, кто явился. Вы ее приглашали?
– Разумеется, нет, – кисло отозвалась леди Баскервиль, стрельнув взглядом в сторону входа, – очевидно, на гостью, которая вызвала неудовольствие Вандергельта. – Но этим ее не остановишь. Мадам нахальна как торговка.
Через просторный холл отеля к нам двигалась оригинальная пара. Сначала я обратила внимание на юную особу в блекло-желтом платьице допотопного фасона. Если бы не более чем скромный наряд девушки, ее появление наверняка вызвало бы восхищенное внимание всех мужчин в отеле и завистливое – женщин. Экзотическая красота незнакомки ошеломляла: ее оливковая кожа и темные, в густых ресницах, глаза, изысканные черты лица и гибкая фигурка вызывали в памяти портреты египетских цариц. Европейское платье на этой восточной прелестнице выглядело так же дико, как современный охотничий костюм – на античной статуе Дианы. Воображение рисовало летящие льняные одежды, черепаховые гребни, сердоликовые ожерелья и мелодично позванивающие на тонких запястьях золотые браслеты. Увы, увы...
Зато все это в изобилии, чтобы не сказать в излишке, увешивало спутницу юной красавицы. Экстраординарная внешность второй леди достойна не менее подробного описания. Мадам была на целую голову выше дочери и как минимум... гм... втрое толще. Льняной наряд а-ля царица Египта давно утратил первозданную белизну и приобрел сомнительный серый оттенок. Аляповатое ожерелье из стекляруса тщетно силилось прикрыть изрядный бюст и с тем же успехом имитировало драгоценности великих фараонов. На гигантских ступнях каким-то чудом держались легкомысленные сандалии, предполагаемую талию кокетливо обозначал расписной пояс, а на голове колыхалось чудовищное сооружение из смоляных волос с массой цветочков, перышек и медных побрякушек.
Я исподтишка ткнула Эмерсона локтем в бок.
– Посмей только выдать хоть слово из тех, что пришли тебе в голову...
– Молчу, молчу. – У него подозрительно тряслись плечи. Голос супруга мне тоже не понравился.
– И нечего хохотать! – прошипела я на всякий случай.
В ответ раздался булькающий клекот.
Мадам Беренжери промаршировала к нам, волоча за собой дочь. При ближайшем рассмотрении башня на голове экстравагантной особы оказалась париком вроде тех, что носили древнеегипетские модницы. Это уродство, слепленное из конского волоса, да еще в сравнении с естественными мягкими локонами Мэри, у любого могло вызвать хохот. Если бы слезы не душили.
– Это я! – с драматическим придыханием возвестила мадам Беренжери. – Контакт состоялся! Мне дан знак! Теперь я в силах вынести несколько часов без духовной поддержки.
– Прелестно. – Леди Баскервиль хищно улыбнулась, как будто собираясь вонзить острые белые зубки в горло нежданной гостьи. – Мэри, дитя мое, рада вас видеть. Позвольте представить... Профессор Эмерсон. Миссис Эмерсон.
Губы Мэри дрогнули в застенчивой улыбке. Я была очарована милыми, чуть старомодными манерами девушки. Уж и не знаю, где она получила воспитание, но точно не в обществе матери. Приступ неуместного веселья Эмерсона, слава богу, прошел; во взгляде, остановившемся на Мэри, светились восхищение и сочувствие. Может быть, юная красавица с лицом египетской царицы напомнила ему несчастную Азизу?
Не дожидаясь, когда ее представят, мадам Беренжери сама пошла на штурм. Нацелила мощный бюст на Эмерсона и с неслыханной фамильярностью уцепилась обеими руками за его локоть. Я вообще-то ничего не имею против окрашенных хной пальцев, но хотелось бы, чтобы они были поизящнее и почище.
– Ну нам-то церемонии ни к чему, профессор, – заголосила она, да так оглушительно, что обернулись даже те посетители, которые из вежливости отвели глаза при ее появлении. – Ах, профессор... Вернее... Могу я звать вас Сет-нахте?
– С какой это стати, черт возьми? – изумился Эмерсон.
– О-о-о! Не помните?! – Ростом мадам почти не уступала моему мужу, к тому же придвинулась так близко и дышала так яростно, что у него волосы встали дыбом. – Не всем дано помнить, кем они были в прошлых жизнях. Но вы-то... Я была царицей Та-весерет, а вы – моим возлюбленным!
– Ничего себе! – Эмерсон попытался выдернуть руку. Не тут-то было. Мадам прилипла намертво, силой же ее бог не обидел.
– Мы правили в древнем Васете! – не унималась мадам Беренжери. – Но сначала... сначала мы убили Рамзеса, моего никчемного мужа!
Эмерсона бесят исторические ошибки.
– Позвольте, – возмутился он, – уж Рамзес точно не был мужем Та-весерет, а что касается Сет-нахте, то нет никаких свидетельств его связи с...
– Убили! – возопила мадам Беренжери. Эмерсон отшатнулся. – Убили! И искупали этот грех все доследующие жизни! Но наша страсть... Ах, Сет-нахте! Как мог ты забыть?!
Клянусь, век буду веселиться, вспоминая то выражение лица, с которым Эмерсон разглядывал предмет своей древнеегипетской страсти. Но в тот момент мадам уже начала действовать мне на нервы. Поймав умоляющий взгляд мужа, я решила вмешаться.
Без зонтика я никуда не выхожу. Полезнейшая вещь, читатель, примите на вооружение! У меня их целая коллекция. Рабочий, например, – внушительных размеров, из прочного черного бомбазина, со стальным наконечником и массивной рукоятью. На встречу с леди Баскервиль я прихватила зонтик в тон платью, с виду вполне дамский и элегантный, но в умелых руках способный превратиться в грозное оружие. Эту вещицу я ненароком и уронила на слоновью ножку. Мадам Беренжери взвизгнула и отпустила руку Эмерсона. А нам с зонтиком только то и требовалось.
– Ох, простите! Я такая неуклюжая!
Вот когда мадам удостоила меня взглядом!
Обведенные черной тушью дряблые веки придавали ей трагический вид человека, перенесшего хорошую трепку. Да и сами глаза производили незабываемое впечатление. То ли бледно-голубая, то ли грязно-серая радужная оболочка почти сливалась с белками. Зрачки крохотными злыми точками плавали в мутном желе. Словом, более отвратительное зеркало души трудно себе представить. А пронзительность и ядовитая интеллектуальность взгляда не оставляли сомнений, что, во-первых, я нажила себе врага, а во-вторых, что в фокусах мадам таится некий загадочный расчет.
Воспользовавшись удобным моментом, леди Баскервиль напомнила об ужине, жеманно протянула руку Вандергельту, а я подхватила под локоть злополучного любовника Та-весерет (бедняжка все еще ошарашенно хватал ртом воздух). Саму же царицу оставили на попечение дочери, так что дамам пришлось замыкать процессию. В обеденной зале нас уже ждал накрытый стол, из-за которого и возникла очередная заминка. Стоит ли уточнять, кто оказался в центре внимания?
– Шесть приборов! – фыркнула мадам Беренжери, грузно плюхнувшись в ближайшее кресло. – Разве Мэри не предупредила вас, леди Баскервиль, что я жду к ужину своего юного поклонника?
Заявление из разряда тех, от которых у собеседников отпадают челюсти. Что, собственно, и случилось. Мертвенно-бледная от ярости, леди Баскервиль кивком подозвала метрдотеля. Пока она отдавала распоряжения, я не стала зевать и вопреки всем правилам усадила Эмерсона между собой и хозяйкой. Вандергельту ничего не оставалось, как занять место рядом с мадам Беренжери. Своим появлением мадам смешала нам все карты – то бишь нарушила симметрию компании, так что за столом оказалось неравное количество дам и джентльменов. Кресло, пока еще пустующее в ожидании «юн