Потом спорили о возрасте. Брок напирал на то, что на момент первого нападения ведьме должно быть не меньше восемнадцати — она должна была выйти замуж и подцепить от кого-то вернийку. Эван угрюмо возразил, захлебываясь кашлем, об исключениях из правил о бракосочетании — по королевскому разрешению в виду особых обстоятельств брак можно было заключить и с шестнадцатилетней девицей. Грегори тогда только напомнил, что горничных вообще замуж ни в каких даже «особых обстоятельствах» не зовут. И все же всех, младше шестнадцати на момент первого нападения, исключили.
Потом в ход пошел рост — если на фиксограмме с крысой был не он, то там как раз была ведьма. И росту в ней должно быть не меньше шести футов — потом специально перемеривали у дома супернита Эша высоту ветки от земли. Инспектор Хейг прижала Грегори к стене, требуя данных о росте подозреваемых. Он был бы и рад подсказать, но многих сиятельных видел только издалека — не любят леры подпускать к себе пилоток. А ведь еще же и каблуки существуют!
Потом возникли споры о магблокираторе, который, возможно, носит ведьма. Пришли к выводу, что на браслеты стоит обращать внимание. Жаль, у сиятельных уже пару лет как была мода носить по три-четыре различных браслета на руках. Не особо поможет эта примета.
Потом принялись обсуждать, откуда ведьма взяла полицейскую форму, и вновь возникли сомнения, что гувернантки и экономки могут водить дружбу с суперинтом Арно или еще кем-то, способным где-то добыть форму. А еще у ведьмы должны быть связи с крысами — в трущобах не очень-то ценили женскую жизнь, и договариваться с крысами проще все же мужчине. А еще ведьма где-то должна была взять фитомага или мага со склонностью к земле — кто-то же заставлял исчезать следы от копки могил в парке. И крысу, и нутрию ей кто-то ловил. Получалось, что эта ведьма существовала не сама по себе. Ей много кто помогал. Муж или любовник. И до сих пор никто не проболтался. И, значит, что-то они важное упускают из вида. Что-то очень важное.
Грегори пошкрябал язву на шее, срывая гнойные корочки, и принялся бриться. Он не верил, что сегодня все закончится. Так просто не может быть. Не в его жизни. Не с его везением. Даже в помощь колдуна, на которого надеялся суперинт, не верилось. Пусть колдун вчера сам телефонировал в управление, обещая, что приедет сегодня и привезет сведения о торговых домах, продавших амулеты Вернии. Заодно поможет разобраться с «порчей» — суперинт, помня о лишних подслушивающих ушах телефонных нерисс, не стал распространяться о ведьме. Все равно не верилось. Особенно в колдуна.
Он оделся, причесал мокрые волосы, обулся в уже кем-то начищенные ботинки — охренеть же! — и направился к лестнице, чтобы спуститься в холл. Где его уже ждал очередной сюрприз — персональный доктор семьи Хейгов. Суперинт почти на бегу представил их друг другу и сдал Грегори доктору, как будто у Грегори денег полные карманы! Ему пришлось следовать за доктором в одну из гостиных и потом терпеть тщательный осмотр — кажется, все же суперинт знал, что ни хрена сегодня не выйдет с охотой на ведьму. Иначе бы к чему были все эти выданные Грегори капли от сердца, от печени, от болей в костях. М-да, значит, в сердце не предчувствие неудачи шкрябало — там появился очаг вернийки, а нер Уайт ни слова не сказал о сердце во время прошлого осмотра.
Когда доктор отпустил его, не взяв за услуги ни ройса — еще и обиделся на предложение оплаты! — суперинт уже умотал на службу, и лера Элизабет тоже уехала по делам. Самого Грегори ждал рыжий Мюрай и его служебный мотор. Они направились в Речной участок. И все завертелось.
Инструктаж.
…отслеживать все необычные передвижения лер и нер, обращать внимание на шею женщин — при обнаружении язвы на левой стороне шеи сообщать первому же попавшемуся инспектору Особого или лично в штаб, расположенный в особняке Эшей…
Распределение патрулей.
…перекрестки, парк, задние улицы. Не охваченными, пожалуй, оказались только пляжи…
Слитый эфир.
…он лился в амулет тягуче, долго, муторно — стоило только поверить, что все, весь эфир он слил, как его снова заволакивало гнилью и холодом — так он теперь воспринимал эфир ведьмы…
И сопротивляющаяся лечению Эша язва — суперинт под конец побелел, закусил губу и облился потом. И руки потом у суперинта долго тряслись. А Грегори трогал шею, гладкую кожу на ней, и не мог поверить, что, если найдут ведьму, то все не его язвы вернутся хозяйке. Верить в такое было откровенно страшно. И в сердце что-то снова шкрябало, и голова болела нудно и упорно. Вернийка догладывала его тело. Дожить бы. Продержаться. Вцепиться зубами в жизнь, чтобы потом сполна все вернуть ведьме.
И ровно двенадцать. Полдень. Время для визитов.
Инспектор Хейг в чудесном платье для визитов.
Незнакомая нерисса Идо в траурном платье в сопровождении свой воспитанницы — еще пару лун назад её лицо смотрело с листовки о розыске серийной воровки.
Лера Элизабет в чем-то воздушном, с парасолем в руках — суперинт уговаривал её чуть-чуть потерпеть дурацкие визиты ради Хогга. Охренеть! Ради него…
Комиссар Хейг в партикулярном — его примут в любом доме, так что ему досталось больше всего адресов.
Мюрай в парадном мундире — рыжему он особенно шел.
Суперинт Эш — этого на визиты не отправили. С его репутацией его не примут ни в одном доме. Он остался в собственном особняке, в импровизированном штабе. В холле на одной из стен повесили вчерашнюю таблицу с домами и многочисленными пометками. Еще и стол организовали с ледяным чаем, кофе и перекусом для пилоток. То-то речные обалдеют от такого суперинта.
Парни посмазливее с хорошо подвешенными языками из констеблей — для визитов с черного входа, ведь прислугу все же решили не выпускать из виду. Да, сегодня у пилоток день флирта. Ради ведьмы и ради Хогга. Охренеть.
И мандраж. Грегори понял, что его откровенно трясет, и стены дома Эшей давят на него, гоня на улицу. Хорошо, что никто его не остановил. Только Эш попросил быть внимательнее и осторожнее: на что способна разозленная ведьма с даром некроманта никто не знал. И не забывать сливать эфир, чтобы язва не вернулась.
На улице было душно. Ветер стих, скоро он поменяет направление, и станет легче дышать. Как-то после шаррафы, года два назад, пришли дикие снегопады с севера — вьюжило три дня подряд без остановки. Сейчас снег казался несбыточной мечтой. Рубашка под мундиром намокла от пота и прилипла к коже. Язвы тянуло, на суставах их края снова кровили, и хотелось выть от боли, но он заставлял себя двигаться — проверять парней, передавать сообщения, и просто дышать. Иногда ему было больно даже просто дышать. Только он об этом никому и никогда не пожалуется. Иначе отстранят от службы и останется только тихо сходить с ума от боли и одиночества. Он никогда не покажет слабости.
Иногда от поднимающейся в груди ярости хотелось орать в небеса: «Ну покажись же! Хватит проживать чужие жизни! Отдай мою жизнь». Его кидало от надежды обратно в неверие, он словно опять мальчишка, пробравшийся в платный парк и тайком качавшийся на качелях. От веры в долгую жизнь до смирения перед смертью. Хотя кому он врет — смирения в нем никогда не было.
Визит в дом Харрингтонов ничего не дал — шея леры была идеально чиста.
Визит в дом Орвуд тоже — нера Орвуд не скрывала свою шею, ограничившись лишь ниткой жемчуга на белоснежной коже.
И еще один дом, и еще, и еще, и время подобралось в двум, а ведьма с язвой так и не была найдена. Эш меланхолично заметил, что и не надеялся решить все за одно утро — вечерние визиты будут куда как интереснее. Хорошо бы получить приглашение на суаре, тогда можно проверить гораздо больше сиятельных, проживающих на Морском проспекте.
Он ходил туда-обратно. С улицы в дом суперинта. Замирал перед таблицей и снова уходил. Ему то совали в руки ледяную колу — кто-то из Особого, то добродушно хлопали по спине: «Видишь, осуществилась твоя мечта — найдем тварь, испоганившую тебе жизнь!». И ни одному невдомек, как ноют потом растревоженные язвы — края-то у них продолжают расти, захватывая все новые и новые участки еще живой плоти. Шея не чесалась, словно ведьма и не собиралась возвращать язву.
Пальцы свело в кулаки, и разжать их не получалось. Надежда, горевшая в нем со вчерашнего дня, таяла на глазах.
Её он заметил случайно. Семейство Орвудов, точнее неру Орвуд подозревали в том, что она может быть ведьмой, а вот её детей вычеркнули из подозреваемых. Даже самой старшей, Анне, на момент нападения на Натали было одиннадцать лет. Может, ведьмы и коварны, но не до такой степени — заразиться вернийкой Анна должна была совсем в нежном возрасте, чтобы запустить её до третьей стадии.
Он пошел за ней не потому, что она могла быть ведьмой. Он пошел из-за её романа с Мане-Моне-Муне-или как там звали якобы художника? Грегори случайно видел одну из его картин — так вот, такие срамные картинки продают в районе Старого моста за полройса. Участи девиц, попавших на запрещенные к продаже фиксы, он нериссе Анне не желал. Вылечится он или умрет — не важно, важно то, что сюда на Речной участок он уже не вернется пилоткой, а значит, стоит поговорить с нериссой сейчас. Хотя бы попытаться предупредить. Репутация нерисс — хрупкая штука.
Анна была прекрасной девушкой, и станет не менее прекрасной нерой, так что пятна на её репутации от Мане-Моне-или как там этого хрыча зовут, она не заслужила. Он просто попытается с ней поговорить. Или даже с ним — она явно спешила на свидание. Уж больно странно Анна себя вела — шла одна, без компаньонки, не оглядываясь и то и дело ускоряясь — нериссы так не ходят. Шляпка сбилась, белокурые локоны выбились из прически, юбка нежного прогулочного платья невоспитанно задралась, когда нерисса перешла на бег — такого от неё Грегори не ожидал. Что делает с девушками любовная горячка! Анна промчалась по дорожке между особняками и вырвалась к галечному пляжу, где сейчас царил еще недовольный, отказывающийся засыпать океан. Соленые брызги разлетались во все стороны. Чайки громко орали над волнами. Воняло выброшенными на берег водорослями — они уже начали гнить. Девушка сбежала вниз по каменной лестнице и скрылась из вида.