Не всех пленников убили. Те, кого захватили в ночь начала революции, были по-прежнему живы и в ужасе смотрели на Арина. Они молчали… Возможно, боялись, что пришел их черед. Но один из них подошел к тюремной решетке. Он был хорошо сложен, обладал приятным лицом и изящностью движений, которую Арин ненавидел. Которой завидовал.
Ронан не заговорил. Ему не нужно было. Резкое выражение его лица было хуже слов. Оно обвиняло Арина. Называло его животным, гниющим в крови.
Арин отвернулся. Он решительно прошел по длинному коридору, пытаясь отогнать ощущение того, будто пытается скрыться, и встал перед женщиной, караулящей заключенных.
— Что произошло? — требовательно спросил он, хотя и знал ответ.
— Приказ, — ответила женщина.
— Плута?
— Разумеется. — Она пожала плечами. — Он сказал, это давно пора было сделать.
— И вы не подумали, что это неправильно? Убивать всех этих людей?
— У нас был приказ, — произнес другой стражник. — Это были валорианцы.
— Вы превратили тюрьму в скотобойню!
Один из геранцев кашлянул и сплюнул.
— Плут предупреждал, что ты так заведешься.
Сарсин схватила Арина за локоть и потянула его прочь из тюрьмы, пока он не наделал глупостей.
Моргнув, Арин поднял взгляд на стальное небо. Он глубоко вдыхал свежий воздух.
— Плут представляет собой проблему, — сказала Сарсин.
«Дыши», — приказал себе Арин.
Сарсин выкручивала свои пальцы, а затем быстро произнесла:
— Есть кое-что, о чем мне следовало рассказать тебе раньше.
Арин посмотрел на нее.
— Плут ненавидит Кестрел, — сказала Сарсин.
— Разумеется, ненавидит. Она — дочь генерала.
— Нет, дело не только в этом. Это ненависть тот, кто не может добиться желаемого.
Сарсин объяснила, чего именно, по ее мнению, хотел Плут.
Это взбесило Арина. Слова Сарсин кипели внутри него смесью ярости и отвращения. Он не замечал. Не понимал. Почему он только сейчас узнал, что Плут стремился остаться с Кестрел наедине и подобным образом?
Арин поднял руку, чтобы прервать Сарсин, потому что по пятам за предыдущей мыслью пришла другая, еще более худшая.
Что, если Плут планировал, чтобы резня в тюрьме стала чем-то большим, нежели демонстрацией превосходства его власти над властью Арина?
Что, если это был отвлекающий маневр?
Прислонившись лбом к окну своей гостиной, Кестрел смотрела на пустой двор внизу. Она пыталась заставить холодное стекло заморозить ее разум, потому что не в состоянии была выносить свои мысли и бессилие. Почему она до сих пор в плену?
Она проклинала себя и вдруг почувствовала, как по ее шее скользнула чья-то рука.
Ее тело отреагировало раньше сознания. Кестрел впечатала каблук в подъем ступни мужчины, ударила локтем в точку под его ребрами, скользнула под его толстую руку…
…и была поймана за волосы. Плут притянул ее к себе. Он использовал массу своего тела, чтобы оттолкнуть ее от окна и прижать к стене.
Его рука легла поверх ее рта. Кестрел вывернула голову на бок. Большой палец Плута впился в ее подбородок, и мужчина рывком повернул ее лицо к себе.
Другая его рука поймала ее пальцы и крепко сжала.
— Не сопротивляйся, — сказал он. — Гибкое нельзя сломать.
Глава 36
Он попытался стянуть ее на пол. Кестрел вырвала руку и ударила ребром ладони по его переносице. Она услышала хруст, и на ее пальцы брызнула кровь.
Плут крякнул и охнул. Его ладони поднялись к сломанному носу, приглушая звуки, зажимая кровь.
Отпуская Кестрел.
Она оттолкнула его. «Нож», — думала она. Ее самодельный нож из керамического черепка, спрятанный среди плюща. У нее есть оружие, она не беззащитна, этого не произойдет, она не…
Плут ударил ее по лицу.
Кестрел сбило с ног. Она лежала на полу, прижимаясь щекой к ковру, моргая при виде плетеных узоров. Кестрел заставила себя встать. Ее снова толкнули на пол. Она услышала, как из ножен вышел кинжал, как Плут говорит вещи, которые она отказывалась понимать.
А затем раздался грохот.
Кестрел не пыталась осознать, что это за звук, она не могла даже дышать, прижатая весом Плута. Но внезапно он вскарабкался на ноги. Он больше на нее не смотрел.
Он уставился на Арина, который ворвался в дверь.
С поднятым мечом Арин вошел в комнату. Его лицо было так бледно и напряжено, что казалось, будто он состоит только из кости и гнева.
— Арин, — успокаивающе произнес Плут. — Ты все неправильно понял.
Арин замахнулся, и его клинок снес бы голову Плута с плеч, если бы тот не наклонился. Плут начал говорить так, будто они поспорили из-за игры, правила которой были забыты. Он говорил, что это нечестно, раз оружие Арина больше размером, что старые друзья не должны сражаться. Что валорианская девчонка сама напала на него.
— Посмотри на мое лицо, — сказал Плут. — Просто посмотри, что она со мной сделала.
Арин вонзил свой меч в грудь Плута. Раздался скрежет металла по кости. Звуки удушья, поток крови. Меч Арина вошел по самую рукоять. Острие торчало из спины Плута, и мужчина осел и сложился пополам, заливая Арина красным, но лицо того не изменилось. Оно выражало лишь суровость и смерть.
Глаза Плута расширились в неверии. А затем померкли.
Арин выпустил меч и встал на колени рядом с Кестрел. Его окровавленная рука поднялась к ее ушибленной щеке, и девушка отпрянула от влажного прикосновения, а затем подалась в его объятия. Арин нежно прижал ее к своему бушующему сердцу. Кестрел вдохнула.
Глоток воздуха. Резкий. Краткий. Еще один.
Она начала дрожать. Ее зубы стучали. Арин говорил «ш-ш-ш», как если бы она плакала, и она осознала, что и в самом деле плачет. Тут же она вспомнила, что Арин был не убежищем, а клеткой.
Она отстранилась.
— Ключ, — прошептала она.
Арин уронил руки, и они повисли вдоль его тела.
— Что?
— Ты дал Плуту ключ от моих комнат!
А как еще, как еще Плут мог подкрасться к ней так тихо? Арин пригласил его, открыл ему свой дом, разделил с ним все, чем обладал, предложил ему ее…
— Нет. — Казалось, Арина подташнивает. — Никогда. Ты должна мне поверить, я бы никогда этого не сделал.
Кестрел сжала челюсти.
— Подумай, Кестрел. Зачем мне давать Плуту ключ от твоих покоев, только чтобы потом убить его?
Она покачала головой. Она не знала.
Арин провел рукой по лбу, размазывая кровь. Он попытался стереть ее рукавом, но, когда взглянул на Кестрел, над его серыми глазами все еще оставалась красная полоса. Однако той злобы, которая переполняла его, когда он вошел, больше не было. Сейчас он выглядел обычным юношей.
Арин встал, вытащил меч из тела Плута и ощупал карманы мертвеца. Он обнаружил толстое железное кольцо с дюжинами ключей. Арин крутил его в руке, наблюдая, как ключи со звоном бьются друг о друга.
Он сжал их в кулаке.
— Мой дом, — горько произнес Арин и поглядел на Кестрел. — С ключей делают дубликаты. — Его глаза умоляли ее. — Я не знаю, сколько наборов было у семьи Айрекса. Плут мог каким-то образом заполучить эти еще до Зимнего бала.
Кестрел понимала, что его слова, скорее всего, являются правдой. Она не могла представить себе, чтобы страх, отразившийся на его лице при виде ее на полу, мог быть притворным. Или что он мог играть сейчас: он выглядел так, будто то, что происходило с ней, происходило и с ним тоже.
— Поверь мне, Кестрел.
Она верила… и не верила.
Арин разжал кольцо, снял с него два ключа и вложил их в ладонь Кестрел.
— Это от твоих покоев. Пусть будут у тебя.
Кестрел смотрела на тусклый металл в своей ладони. Один ключ она узнала. Другой…
— Это от двери в саду?
— Да, но… — Арин отвел взгляд. — Вряд ли тебе захочется воспользоваться им.
Кестрел уже догадалась, что покои Арина располагались в западном крыле и раньше принадлежали его отцу, а те, в которых жила она — его матери. Но только теперь она поняла, для чего предназначалась дверь в саду: чтобы муж и жена могли посещать друг друга, не извещая об этом весь дом.
Кестрел поднялась на ноги, потому что Арин стоял и ей надоело корчиться на полу.
— Кестрел… — Арин задавал свой вопрос с явной неохотой. — Насколько сильно ты ранена?
— Как видишь. — Ее глаз заплыл, а щека была ободрана о ковер. — Лицо. Ничего больше.
— Я мог бы убить его тысячу раз и по-прежнему хотеть сделать это снова.
Кестрел посмотрела на безжизненное тело Плута, чья кровь пропитывала ковер.
— Кто-то должен убрать это. Но не я. Я — не рабыня.
Арин тихо ответил:
— Верно, не рабыня.
— Возможно, я бы поверила тебе, если бы ты отдал мне все ключи.
Уголок его губ дернулся.
— О, но разве в тебе осталась бы хоть капля уважения к моему уму?
Когда опустилась ночь, Кестрел отворила дверь в саду. Деревья за стеной стояли такие же голые, как и с ее стороны, а сама стена была столь же гладкой. На террасе Арина свет не горел, но коридор, который вел от солнечной комнаты в остальные покои, сиял.
Где-то среди слоев и форм освещенных комнат двигалась высокая тень.
Арин не спал.
Кестрел проскользнула обратно в свой сад и заперла дверь.
Дрожь, которая охватывала ее раньше — после произошедшего, — вернулась. На этот раз она зародилась глубоко внутри девушки. Даже если Кестрел выходила в сад с мыслью о побеге, увидев тень Арина, она поняла, что на самом деле искала его присутствия.
Она не могла вынести одиночества.
Кестрел начала вышагивать по саду, под ее ногами шуршала галька.
Если она не будет останавливаться, то, возможно, сумеет забыть о весе Плута. О том, как горело от боли ее лицо. О том моменте, когда она осознала, что ничего не может поделать.
Все сделал Арин. Затем он поднял тело на плечо и унес его. Скрутил пропитанный кровью ковер и унес и его тоже. Возможно, он бы починил дверь, которая висела, перекосившись на петлях.