– Но ты изменился. Даже слишком.
Франсуа провел рукой по усам и глубоко вздохнул.
– Было бы странно, – продолжил я, – если бы на тебе не сказалось твое ремесло. Твои подвиги дошли даже до здешней глуши.
– Только не об этом, хорошо? – просил кузен, переведя на меня хмурый взгляд.
– Прости, – кивнул я.
Цокнув, Франсуа закинул голову к небу. Дальше разговор не шел. Далекое золото звезд мягко светило. Незаметно тихой черной тенью к нам пробрался Алжир. Кот пристроился на широких перилах и пристально смотрел на гостя медовыми глазами. Пушистый хвост беззвучно бился.
– И ты меня прости, – произнес Франсуа.
Его слова неожиданно нарушили воцарившуюся тишину. Старая горечь хоть и была жива в моем сердце, теперь не имела надо мной никакой власти.
– Оставим прошлое в прошлом, – предложил я.
– Аминь, – кивнул кузен.
Кажется, только сейчас в его поле зрения попался черный кот. Франсуа протянул к нему руку, и животное дало себя погладить. Золотые глаза прикрылись, раздалось тихое мурчание.
– Это Алжир, – сказал я.
Кузен поднял на меня недоумевающий взгляд. Очевидно, его смутили мои слова, а затем и позабавили.
– Вот как? Алжир, говоришь? – переспросил Франсуа.
Я кивнул, прикрывая от усталости веки. Эта ночь была такая отрадная и мягкая, что даже сам Господь Бог не заставил бы ночевать под крышей. Мы вынесли два гамака и натянули их на крыльце шале. Сон не шел ни мне, ни кузену. Купол небосвода сиял драгоценной россыпью созвездий. Томная древность ночного неба безмолвно шептала откровения вечности, и все земное внимало, затаив дыхание.
Утро ласково щекотало тонкие веки золотым светом. Занималась благодатная заря. На груди лежал тяжелый Алжир и тихонько мурлыкал. Стоило мне шевельнуться, как кот слабо вонзил когти в грудь, коварно выпущенные из мягких лап, продев жилет и сорочку насквозь. Шикнув, я погладил кота по голове, потрепал за ухом и постарался осторожно отнять его когти от себя.
Гамаки располагались на крыльце таким образом, что отсюда было видно, даже не поднимая головы, как отдыхается моему кузену. Франсуа, верно, спать на открытом воздухе было уже привычней, нежели в доме. Брови сурово свелись, а руки обхватывали самого себя.
– Спасибо, – едва слышно шептал я. – Если бы не ты, Франс, где бы мы были? Не знаю. Мне не было места дома, и именно твой смелый поступок, пускай и жестокий, дал мне потерять, но обрести намного больше. И жестокость-то твоя не из злости ко мне, но от любви. Мщение твое благословенно. Я проклинал тебя, со всей злобой, на которую только была способна моя душа. Я хотел уничтожить тебя, ввергнуть в ту пучину, в ту бездну, которая обрушилась на меня. Должно быть, моя злая воля все же обрушила на тебя тот ад, который ты пережил там, за океаном. Боже, как я был жесток к тебе… И твоего доброго сердца хватило, чтобы приехать ко мне? Боже, Франс, есть ли прегрешения, которые твоя добрая душа не сможет простить?
Все то время бормотания, все больше напоминающее молитву, мои руки проводили по черной спине и голове Алжира. Кот довольно щурился, иногда выпуская свои когти.
Вдалеке раздавались шаги из сада. Кого-то уже несло в этот чудный час. Спешное шарканье все приближалось, пока в поле зрения не оказалась девчушка, что прислуживала в Святом Стефане. Еще до ее приближения я поднес указательный палец к губам, призывая к молчанию.
Служанка оправила передник и прибрала выпавшую прядь под косынку. Отдав молчаливый поклон, она удалилась, оставив нас. В самом госпитале были приготовлены покои, которые ничуть не уступали бы гостеприимству и удобствами усадьбам и замкам именитых родов. Многие гости остановились лишь на одну ночь, и я до последнего хотел оттянуть час шумных сборов и суматохи, связанный со всеобщим отъездом.
Короткий дрем без сновидений милосердно коснулся рассудка, дав мыслям покой и порядок. Оттого к десяти часам утра бодрость овладела моим телом, точно могущественный гений. Оставив Франсуа, я в самом добром расположении духа, с окрыляющим чувством обновления и радости, направился к крыльцу госпиталя. Большинство гостей спешили домой, к родным, близким либо их ждали дворы могучих господ и принцев, кому-то посчастливилось опаздывать в сам Версаль. На мне, как на хозяине этих земель, лежала ответственность проводить дорогих месье, мадам и мадемуазелей, которые почтили Святой Стефан своим присутствием.
– Как же так, граф Готье? – журил меня старик граф Арно де Боше.
До чего же странно было слышать укор от человека, с которым мы виделись лишь однажды. Во всяком случае, я не припомнил ни одной нашей встречи со дня свадьбы Франсуа. Мне посчастливилось вообще признать его, спустя столько лет.
– При всей вашей щедрости, – продолжал он, – вы так и не почтили нас своим присутствием на балу!
– Каюсь, каюсь, – добродушно улыбнулся я и пожал плечами.
– Ладно передо мной, – усмехнулся Арно.
Здоровяк оглянулся, будто бы искал кого-то в саду.
– Тебя искала очаровательная мадемуазель, – пробормотал Боше, прищурившись.
Эти слова меня смутили донельзя.
– Как ее имя, ваша светлость? – осведомился я.
– Если бы мне было известно, я бы первым делом не преминул бы сообщить его. Увы, она пожелала остаться неизвестной.
Мои брови свелись сами собой.
– Я в самом деле ожидаю приятельницу, – кивнул я. – Мадемуазель же была белокура?
– Нет-нет, месье, – возразил Арно, – Я не видел ее лица, ибо мадемуазель воспользовалась правом маскарада и сокрыла лицо маской. Едва ли я могу описать ее внешность, ибо виделись мы так мимолетно. Но одно сказать могу однозначно: волосы ее не были светлыми. По правде сказать, мне сперва подумалось, что это парик, ибо такую огненную медь в волосах я видел лишь на солнечных портретах флорентийцев. Вижу, вас, мой юный друг, утомила моя болтовня?
В самом деле, мне не было никакого дела до слов Арно.
– Прошу меня простить… – пробормотал я.
Взгляд судорожно выискивал ее.
– Ох, любезный граф, мне так жаль, что смутил вас своими словами… – произнес старик Боше. – Но, боюсь, мне вновь придется разочаровать вас, притом еще сильнее. Ваши поиски ныне тщетны. Рыжеволосая мадемуазель покинула Святого Стефана еще вчера вечером.
Мои глаза не поспевали за разумом. Рассудок четко понял, что Сары Равель тут нет, даже если вчера вечером она взаправду прибыла на бал, но глаза все еще выискивали обжигающий огонь ее локонов. Совладав с собой, я обернулся к Арно.
– Что вы, – ответил я, – вы ничуть не расстроили меня. Вы же сами слышали, что вам посчастливилось встретить, безусловно, очаровательную рыжую красавицу, но это отнюдь не ожидаемая мною белокурая приятельница.
– Все так, все так, – кивнул старик Боше. – Если, разумеется, верить вашим словам. Здесь вы, граф, безусловно, преуспели, и это похвально.
Но старик Арно привык верить глазам и тому, сколь оживленно они забегали.
– Врачи открыли мне, что мои глаза всегда дрожат, – ответил я. – И это неизлечимо. Так что прошу не глумиться над моим недугом.
– Хорошо, хорошо, – добродушно усмехнулся Арно. – Не стану же я спорить с вами об этом? Вы, как врач, обойдете меня.
И тут меня полоснуло будто холодным ножом.
«Где Лю?»
Прошлым вечером мой сын играл с детьми. Должно быть, с наступлением сумерек он пошел в госпиталь, увлеченный, не музыкой, конечно же, но угощениями и причудливыми нарядами взрослых и детей. Если бы он пошел домой, мы бы обязательно с Франсом его заметили, ибо не смыкали глаз чуть ли не до самой зари. А если слова Боше правдивы и мадемуазель Равель в самом деле была этой ночью гостьей Святого Стефана? Сердце судорожно колотилось, не было сил об этом даже думать.
Сорвавшись с места, я помчался к шале, расталкивая всех на пути. Вся надежда была на то, что Лю просто вернулся уже на заре в шале, боясь кого-то разбудить. Должно быть, утомленный праздником, он просто спит прямо сейчас в своей кровати, и слуги исполняют строгий наказ – всегда оставлять его в той комнате.
Не помня себя от ужаса, я влетел домой и едва не сшиб с ног кузена. Он не только устоял на ногах, но и придержал меня за плечо.
– Этьен? Что стряслось? – спросил Франсуа.
Он обхватил меня за плечи, пытаясь унять мою тревогу, которая была налицо.
– Ты уже проснулся? – спросил я, проведя рукой по лицу и делая шаг назад. – Ты завтракал?
– Что стряслось? – он повторил свой вопрос.
Я прикусил губу.
– Пожалуйста, не спрашивай. Иди в столовую или в госпиталь – многие гости остались на завтрак, – просил я.
Франсуа был задет – видно по глазам.
– Этьен, – произнес он. – Я не знал, как ты меня примешь. Поэтому не привез семью. Моей радости не было предела, когда мы обнялись там, на крыльце. Я не мог поверить своему счастью, будто бы одним добрым порывом мы преодолели ту зияющую пропасть, те годы мучительного безмолвия. Они изводили меня, Этьен, равно как и моя вина перед тобой. Ты дал намного больше, чем я ожидал, и ты дал намного больше, чем я заслуживаю. Пожалуйста, брат, скажи мне, что случилось? Позволь мне помочь тебе, позволь мне сейчас быть на твоей стороне.
Моя спина ударилась о стену, когда я бессильно прислонился к ней, слушая слова кузена. Внутри все жгло. Кулаком зажав рот, я бросил короткий взгляд на лестницу, на которую мне не хватит сил взойти. Франсуа отследил это.
– Там, четвертая дверь по коридору, слева, сразу после моего кабинета, – прошептал я неподвластным мне голосом. – Проверь, нет ли там кого. Если есть, приведи в столовую.
Франсуа ужаснулся и отпрянул – до того голос звучал осипшим и жутким.
– Будем завтракать, – сказал я напоследок и побрел в столовую.
Дом как будто не стоял на земле, а в мгновение ока обернулся по прихоти подлого демона судном в шумном, неспокойном море. Пол будто бы вело то в одну сторону, то в другую. Через силу дойдя до столовой и рухнув в кресло, я поставил локти на стол и спрятал в ладони лицо.