Проклятие Айсмора — страница 43 из 74

— Вот что, — с непонятным выражением винир посмотрел куда-то выше головы секретаря, но обращался явно к нему, больше в приемной никого не было. — Позови ко мне нашего архивариуса. А если же опять отсутствует, то немедля пошли стражу!

— А она в ратуше, мой господин, — поклонился секретарь. — Я видел ее утром. Шла через площадь, а этот нищий танцы вокруг нее отплясывал. Приставал.

— С чем?

— А наверное, господин винир, с чем он ко всем пристает — кричит про силу и про кровь. Я слышал только о том, что она что-то знает и про не то розу, не то мимозу.

Винир сердито взглянул в лицо секретарю:

— Нам лишних растений не нужно! Архивариуса позови и передай выставить посты при входе на площадь, а не только у порога ратуши. Нечего под нашими окнами всяким попрошайкам и болтунам делать! Пусть в камышах горло дерут и к выдрам привязываются.

За архивариусом секретарь не пошел, строгим тоном отдав приказ ближайшему стражнику, который хмыкнул в ответ, но все же пошел. И когда на пороге приемной показалась бледная Ингрид, решил, еще потомить лишним не будет.

— Доброго дня, Ульрих. Я могу зайти?

— Ожидайте! — ответил секретарь сердито.

Ингрид присела на длинную деревянную скамью и замерла в ожидании. Еще одно непонимание. После Камиллы обратить взор на столь невзрачную особу? Секретарь не верил сплетням, пока не увидел, как Бэрр чуть не задушил эту самую Ингрид в объятиях так, что Ульриха самого в жар бросило.

Единственный плюс архивариуса состоял в том, что она единственная помнила имя личного секретаря.

Ульрих досчитал до трех сотен и заглянул в кабинет. Винир стоял у окна и выглядел как тяжелая ноябрьская туча. Мысли высокого начальства витали где-то далеко, поэтому секретарь только похвалил себя за то, что заставил Ингрид ждать и не тревожить покой винира хоть некоторое время.

— А пришла архивариус, мой господин.

— Зови, болван! И закрой за ней дверь поплотнее!

На вид Ингрид казалась спокойной, но пальцы подрагивали.

Секретарь прикрыл дверь со стуком, чтобы показать, насколько плотно он ее закрывает и что господину не стоит тревожиться — ни звука не донесется из кабинета. Архивариус говорила тихо, да и винир на нее не кричал, секретарь не стал полагаться ни на замочную скважину, ни на слуховой рожок. Отойдя, он отодвинул неотличимую от остальных панельку, пятнадцатую слева от двери, пятую снизу от пола. Рискованно, но в такой бурный день нельзя ничего упускать!

— Позволь выразить тебе мою благодарность. Ты проявила личную смелость и оказала помощь нашим несчастным жителям в ту ужасную ночь.

— Не я одна, господин винир, старалась помочь.

— Не тебя одну я благодарю. Или ты хочешь благодарность публично?

— Нет-нет, что вы! — голос ее дрогнул. — Ничего этого я не хотела вам сказать.

— А что бы хотела?

— Тот, кто помогал больше всех, — чуть погодя заговорила Ингрид, — сейчас нуждается в помощи сам. Кругом твердят, что вы бездействуете, но я верю — вы делаете это не без причин, и судьба вашего первого помощника вам небезразлична.

— При нашей последней встрече ты проявляла гораздо меньшую сообразительность! Многие не ценят того, как я о них забочусь. И не способны понять, что покуда я бездействую, мой первый помощник остается в живых… Твои слова радуют меня, дорогая Ингрид. Они означают, что ты думала, как нам с тобой спасти от гибели того, кто из-за людской злости может и до суда не дожить. Итак, я слушаю. Рассказывай все, что ты знаешь, и вместе мы убережем Бэрра от беды.

Ингрид снова помолчала, негодная, заставляя господина винира ждать ее слов. Потом заговорила о том, что сами айсморцы привыкли болтать невесть что и когда в омуте слухов всплывает истинная правда, не разберешь. О том, что одна такая правда звучит сейчас всюду и если подтвердить, что это правда, все изменится. Нельзя хотеть убить того, кого люди с надеждой ждут уже столько лет!

— Бэрр — потомок королей, наследник земель Темного озера, всего Северного края и самого Айсмора. Я нашла все доказательства.

С каждым словом в голосе архивариуса крепла уверенность, а в молчании винира накалялась злость.

— Помогите ему, господин винир. Все, что я вам сообщила, — правда. Только она может защитить его.

Винир сначала тяжело и длинно вздохнул, давая понять, насколько опечален, а потом негромко, с тоской в голосе, начал свою речь:

— Ты слишком плохо знаешь жизнь, моя дорогая девочка, если думаешь, что за правду не трогают, а опасны лишь ложь и недомолвки. Если сейчас мы с тобой выйдем на балкон и объявим «Бэрр-мясник — потомок Рутгорма и король Севера!», думаешь, люди вынесут его из тюрьмы на руках и будут продолжать носить, покуда он не умрет от старости в почете и уважении?

Винир сделал несколько шагов — под каблуками скрипнули доски.

— Нет, наивная моя Ингрид, правда о королевской крови утопит Бэрра в его же собственной. Твоя правда его не спасет, иначе я бы сам, не дожидаясь твоих находок, придумал бы ему эту родословную. Или другую, не менее убедительную.

— Я не понимаю вас, господин винир. Я ничего не придумала!

— Ты плохо слушаешь, что тебе говорят, — снова вздох, полный печали и упрека. — Правда в том, о чем твердит каждый третий житель Города темных вод. Если Бэрр — потомок королей, то он имеет силу для проклятий. И ты предлагаешь этому каждому третьему дать в руки оружие в виде твоей правды? И против кого? Против твоего обожаемого Бэрра! Не отпирайся — испытывай ты к нему чувства даже в десять раз меньшие, и будь я даже в десять раз менее проницателен — и тогда бы не ошибся.

— Но я не…

— Так что получается с твоей правдой? Она лишь подтвердит, что с его слов и призывов на нас обрушилась буря, какую не всякий житель припомнит…

— Но ведь это не так! — отчаянно выкрикнула Ингрид, прервав винира.

Секретарь покрылся холодным потом сразу от двух вещей: Бэрр — потомок королей Севера! А негодная Ингрид смеет спорить с главой города!

— Что, не было бури⁈

— Нет-нет, я хотела сказать…

— Я-то тебя понимаю. Ты хотела сказать другое. Ты хотела сказать, что Бэрр не проклинал город, что он не способен на такое зло. Но кто об этом знает? Кто поверит этому? Говорят, Бэрр и есть наше озерное чудовище. Если правда про кровь, то и это решат, что правда. Я и ты — двое, которые хотят ему добра. Но если ты хоть кому-то еще скажешь то, что сказала сейчас мне, то убьешь его своей правдой!

— Но почему? Почему⁈ — воскликнула Ингрид со слезами в голосе.

— Потому что его королевская кровь — это та мощь, про которую уже думают, как про зло. Впервые в народе вспомнили про силу слова королей, и под какой же случай⁈ Под проклятие, что упало с небес, разрушило дома и унесло жизни!

Послышались громкие, тяжелые шаги. Винир ходил туда-сюда напротив окна, значит, волновался и злился.

— Хорошо еще, что женщины со своими плотвичными мозгами не суются в политику. Иначе довели бы до смерти лучших горожан.

По мягкости тона секретарь понял, что начальник обращается к дереву. В разлившейся тишине было слышно, как архивариус судорожно дышит и всхлипывает.

— Не плачь, моя дорогая Ингрид. Ты все сделала правильно, моя девочка, делай так и дальше. Не сможешь забыть о предках Бэрра — молчи о них. Сейчас ступай, мне нужно побыть одному и подумать. Раз уж в заботе о судьбе Бэрра без смертоубийства я остался один-одинешенек, то и решать мне надо одному за всех вас.

— Господин винир, — начала Ингрид срывающимся голосом, — я ведь считала…

— Я верю, верю, что ты считала. Что ты трудилась, старалась, хотела как лучше. Я верю. И ты мне доверься. Я помогу Бэрру, как уже помог, и уберегу его от опасностей, как уже уберег, — сказал он громче, но одновременно мягче, по-отечески. — И в знак моего одобрения у меня есть для тебя важное поручение.

Ингрид шмыгнула носом вместо ответа.

— Не волнуйся милая Ингрид, я не стану предлагать того, что ты из наивных представлений о чести считаешь доносами.

— Господин винир…

— И не смотри на меня так возмущенно. Я перед тобой честен и ценю тебя. Слишком мало подле меня преданных людей, способных не врать и ничего не утаивать. Так помоги мне и Бэрру.

— В чем, милорд?

Зашуршали бумаги.

— У меня стол завален донесениями о моем помощнике. Но можно ли всему этому верить? — тяжелый усталый вздох. — Мне пишу, что он безумен, что хочет власти и моей смерти, и что ему на руку все эти волнения в народе. Даже о том, он сам пустил слух о королевской крови!

— Но это же ложь!

— Ложь, конечно, ложь, моя дорогая Ингрид! Бунтовщика и смутьяна должно казнить, чего я не делаю. Про меня же злые языки говорят, что я бездействую. Мне тоже надо знать только правду.

— Чем я могу помочь, господин винир? Не томите!

— Не плачь, милая. Будь смелой и сдержанной. Я прошу тебя отправиться прямо сейчас в тюрьму к Бэрру, поговорить с ним и разузнать, в каком он настроении… Я угадал, не так ли? Ты и сама хотела просить меня о свидании с ним?

Судя по рваным вздохам, Ингрид едва сдерживала слезы, но держалась.

— Глаза любящей женщины увидят истину вернее всего, — с улыбкой в голосе произнес винир. — Иди к нему, посмотри на него, поговори с ним… Я знаю, ты умница, у тебя хорошая память. Ночью запиши все — как он выглядит и все-все слова, даже те, которые ты не поймешь. Завтра с рассветом я буду ждать тебя здесь же. Даже домой не пойду — волнение не позволит мне уснуть. Разрешение будет.

Ингрид ответила неразборчиво.

Выдержки у женщин ненадолго хватает, когда плакать хочется очень сильно. Вышла, приоткрыв одну створку. Опустила лицо без кровинки, и вскоре стук ее каблучков стих в коридоре совсем.

— Всех гнать! — раздалось из кабинета.

Винир сам высунул руку, поймал блестящую ручку и с таким треском захлопнул дверь, что каменное здание ратуши чуть было не рассыпалось в прах.

Секретарь на цыпочках подкрался к многострадальной двери и опустился на колени, приставляя глаз к сквозной замочной скважине.