— Обижаешь, милая, — Гаррик с удовольствием полюбовался, как Гейра фыркает, и хмыкнул сам, когда она немного толкнула его мягким боком, больше награждая, чем наказывая. — Я их заработал.
— Вот и не будем их тратить! — взмолилась Гейра. — Нет! Я… — вскинула глаза, заглядывая ему в лицо, называя, наконец, истинную причину нежелания, — просто не одета для этого места, — зарумянилась и потупилась снова, расправляя широкой ладонью складки будничного платья.
— Но и не раздета, — хмыкнул Гаррик, и Гейра, вскинувшая в недоверии глаза, встретилась с ним взглядом и рассмеялась.
Гаррик попридержал плечом закрывающуюся перед ними дверь, указал на витиеватую вывеску: «До последнего посетителя», и добавил, что они именно такие. И если их немедленно не запустят, то они несомненно станут последними, так как он разнесет это заведение вдребезги пополам!
Гейра смотрела на него с таким восхищением, что Гаррик понял — он действительно смог бы осуществить свою угрозу. Вышибала, видно, понял это тоже и посторонился.
Усевшись за столик у окна, что дороже, Гаррик подозвал служанку.
— Безе с миндалем.
— Мои любимые… — очень тихо и неверяще произнесла Гейра.
— Я не только богач, я еще и волшебник! — радостный оттого, что хоть сейчас та счастлива, сказал Гаррик. И хоть она ни о чем больше не спрашивала, продолжил: — Почти три недели я рыбачил.
— О, так ты теперь на постоянной работе? — обрадовалась Гейра.
Она села прямее, опять расправила складки платья, немного стесняясь своих рук — широких и сильных, как и немного обносившихся, хоть и чистых рукавов из простого льна, быстро пригладила растрепавшиеся волосы.
— Опять не угадываешь, — тянул время Гаррик; он не чувствовал печали, а на радостную Гейру все никак не мог наглядеться.
— Почему?
Гейра позабыла стесняться, расправила плечи, подалась вперед, не обращая больше внимания ни на платье, ни на обувь, ни на взгляды прислуги. Даже в роскошной обстановке дорогой кофейни ей был интересен именно он.
Гаррик, дождавшись, пока им принесут кофе и пирожные, ответил:
— Ну… мне показалось неправильным, что молодые работают за десятерых, а платят им в десять раз меньше, чем другим, — пожал плечами, задумчиво поглядел на лакомство, почувствовал, как пламенеют уши под взглядом Гейры, поднял глаза. Воистину, лезть куда не надо после событий в Нижнем стало у него неискоренимой привычкой.
В ответ на недоуменный взгляд ответил:
— Раз потерпели, как я хвостом бью, два потерпели, а потом выперли. Но ребята стали получать вдвое больше!
Гейра удивленно отодвинула ото рта кофе, и Гаррик не удержался. Протянув руку, стер белую пену с ее верхней губы и облизал палец. Произнес, довольно прищурившись, глядя на вновь зарумянившуюся девушку:
— Зато домой денег отправить сумел! И нам хватило.
Огородился стулом от кухни, заметив, каких пристальных взглядов оттуда удостаивается Гейра. Она ничего не замечала вокруг, достаточно, что заметил он сам, а ей и не надо.
— На еще один прекрасный день, — пошептала она, с печалью и высоким, важным восторгом глядя на него.
Гаррику стало неловко — так обычно смотрят на героев. А он не герой, совсем даже не герой. Нет у него ни работы, ни денег. Есть только он сам… и Гейра.
Гаррик провожал девушку домой уже в сумерках.
— Небо сегодня было совсем не синее, — погрустила Гейра при расставании, припомнив, похоже, их прошлую встречу, под высокой синей дугой неба, в ласковом, но надежном, не обещающим уйти под ногой море лаванды.
— Хочешь, скажу одну глупость?
Гаррик почувствовал, как опять предательски загорелись уши: пока он рос, его часто дразнили лопухом и простофилей — самому признаваться, что он произносит глупость, было сложно, но ради Гейры он готов был рискнуть. Она-то дразниться не будет.
— Ты их говоришь постоянно, — засмеялась она, но совсем не обидно. — Одной больше…
— Мне это сказал один хороший человек: небо синее всегда. Надо только дождаться.
— Разве это не любимая фразочка Ингрид?
— А… откуда ты знаешь? — опешил Гаррик.
— Не один ты переживаешь за нее, как и за Бэрра. Знаешь, какая она грустная ходит! Хоть и «де-е-ержится», — дразнительно повторила она слова Гаррика.
Тот понял, что держится архивариус винира после мерзкого судилища так же скверно, как и первый помощник винира.
— И… я же работаю в ратуше, как и госпожа Ингрид, — окончательно развеселилась Гейра и опять протянула насмешливо: — Этот «один хороший челове-е-ек»!
— Конечно, человек, — не стал смущаться Гаррик своего отношения к Ингрид, почему-то решив, что Гейра ревновать не станет. — Не птица же, не зверь и даже не пэри, хоть и похожа. Если бы это произнес пэри, я бы так и сказал — пэри, а я сказал — человек, ну и что, что женщина, женщина — это разве не человек?.. А госпожа Ингрид еще какой хороший человек!
Глава 24Табуретка, или Без работы
Чернеет небо мертвыми ветвями,
Засиженное гроздьями ворон,
И долгой ночи тени бьют поклон,
И мгла скрывает мутный горизонт,
И мир смешон с мечтами и делами.
Но снегом паутину-пыль сотру,
И он воскреснет, звонок и прекрасен,
Синички облюбуют старый ясень,
И по искристой наледи салазки,
Смеясь, потащат дети поутру.
Сегодня солнца не было, как не было и дождя. Тучи хмурились, ходили кругами… Солнечным день Гаррика становился оттого, что Гейра улыбалась и пружинки ее волос подскакивали от прикосновения к плечам.
И с чего это ему казалось раньше, что темные волосы и глаза выглядят мрачно и невесело? Правда, его бывший начальник, обладатель того и другого, словно вобрал в себя всю Айсморскую печаль и угрюмость. Но раньше его угрюмость была отстраненная, словно защитная. А теперь — отчаянная какая-то. Безнадежная. Гаррику приходил в голову маленький круглый щит, заменённый тяжелым ростовым — теперь до Бэрра вовсе, казалось, невозможно достучаться. И это Гаррику совсем не нравилось.
Гейра вот светилась, как солнышко. Гаррику трудно было представить темное солнышко, но это выглядело именно так. Она грустила только иногда, при редких упоминаниях матери.
Когда в прошлый раз Гаррик спросил (очень осторожно!), не может ли помочь деньгами, она фыркнула не хуже кошки, сверкнула глазами оскорбленно, и ему стоило большого труда успокоить ее, убеждая, что ничего плохого он не подразумевал. Всё это его порядком опечалило. Ингрид тоже не приняла бы помощь от Бэрра сейчас, но ему казалось, они с Гейрой стали почти парой! Ну, конечно же, еще многое нужно сделать… Хотя бы найти постоянную работу, и тогда уже… Или Гейра в нем не уверена?
Его мысли опять вернулись к кудряшкам и ямочкам.
Может, для стального неба, черных вод и темного дерева Айсмора только такое солнце и возможно? Оно греет, и греет жарко! У Гаррика опять застучало сердце и вспотели ладони — так Гейра была хороша. В простеньком льняном платье, но с нарядной вышивкой, в переднике, засыпанном мукой. Милые ямочки, которые он все время искал взглядом, не покидали ее щек, губы-вишни… Глупо, но за ними, как за словами менестреля, его словно ждал иной мир. Мир, недоступный для зла, где будет стоять выстроенный им дом, а из окна — выглядывать любимая женщина.
Мать бранила Гаррика за излишнюю задумчивость. Гейра, когда он не сразу отзывался, не ругалась, переспрашивала — видела, что мыслями он ушел куда-то очень далеко.
— Принес? — не первый раз, но спокойно, пусть и недоверчиво, уточнила Гейра, возвращая его в настоящее.
— Зря ты во мне сомневаешься!
Гаррик приосанился, значительно поглядел на Гейру, чем вызвал почему-то только ещё одну улыбку, а ямочки и кудряшки словно задались целью свести его с ума. Быстро потряс головой, чтобы не погрузиться опять слишком глубоко. Вложил в протянутую ладонь три желтых шарика, потеплевшие от его рук.
— Винир кого хочешь убьет за это, — сказала Гейра, завороженно разглядывая запретные плоды ратуши и целого города, которые предполагалось попросту употребить в пищу. Впрочем, без особой опаски. — На кухне сказывали, он каждый пересчитывает и знает в лицо! А те, что упали, — таинственно прошептала, как будто рассказывала страшилку, — подбирает, сушит и хранит в большом сундуке, том, что слева от входа.
Гейра замолчала и неосознанно прижалась к Гаррику боком, как в поисках поддержки или защиты. Её явно пугали столь бережно хранимые мандаринчики.
— Там прощения, — ответил Гаррик со знающим видом, уверенно и разумно, хотя аккуратно Гейру все равно приобняв. Та вскинула глаза, смутилась, но выворачиваться не стала. — Не стоит верить всему, о чем болтают на твоей кухне!
Он прищурился, поддразнивая младшую кухарку, на что Гейра толкнула его упругим боком, отошла на полшага, небрежно поправила кудряшки, стараясь отвлечься.
— Да, на моей! — теперь Гейра выглядела очень довольной. Подбросила в руке бесценные плоды, притопнула ногой, тряхнула головой, снова рассыпая по плечам кудряшки. — И запеканку для Ингрид я сделаю тоже на моей кухне!
Потом, крутанувшись, оказалась совсем рядом и поцеловала Гаррика.
— Теперь мне доверяют еще и рыбу! — волнующий шепот почти перед лицом делал смысл слов очень туманным, особенно сразу после поцелуя, но Гаррик восторженно закивал, ничего плохого таким тоном сказать невозможно. — Знаешь, какая у нас строгая главная кухарка! А меня — хвалит!
В глазах Гейры снова странным образом сочетались ясность и темнота, сводя бывшего стражника с ума совершенно точно…
Месяц, а то и два, до следующего выходного Гейры, он ждать не мог, и младшая кухарка, воспользовавшись перерывом, опять выскочила к нему из ратуши, как неделю назад. Тогда она послушала новости о работе, а потом пожаловалась, что Ингрид совсем ничего не ест. Перестала что-либо заказывать, а на принесенный со словами «просто осталось» пирог посмотрела, поблагодарила, под пристальным взглядом Гейры откусила, но так и не доела.