пробежит пару десятков метров, снова пощупает и снова перебежит.
Найл наклонился к болоту, вырвал пару пуков водорослей и громко позвал:
— Тю-тю-тю-тю-тю.
Таракан насторожился, потом кинулся вперед, остановился от правителя на расстоянии вытянутой руки и ощупал угощение усиками. Сделал еще пару шагов, чтобы достать его ртом.
— Кушай, мой хороший.
Посланник Богини скормил водоросли, потом, похлопывая таракана по спине, прошел вдоль тела, ухватился рукой за седло и рывком перекатился на спину. Конь испуганно сорвался с места и понес, однако Найла это уже не беспокоило: держался он крепко, а тараканы на ходу несут себя ровно, без резких взбрыкиваний или скачков.
Правитель поставил колени в специальные выемки, потом с помощью пропущенного под голени ремня крепко их затянул. Все, теперь ему не грозила опасность вылететь из седла даже при пробежках по вертикальной стене. Он взялся за закрепленные на передних лапах уздечки и дернул правую. Таракан начал послушно заворачивать к болоту. Когда до бурого отстойника оставалось с десяток шагов, всадник повернул своего коня вдоль берега и несколько раз сильно хлопнул по спине, заставляя набрать максимальную скорость. Извилистая береговая черта стала стремительно уходить назад. Посланник Богини облегченно вздохнул и удобно откинулся назад.
Однако очень скоро он понял, что сильно промахнулся.
Таракан под ним стремительно несся вперед, проскакивая километр за километром, береговая линия то отдалялась, то приближалась, но полезной информации в голове не откладывалось.
Непривычный к верховым прогулкам правитель не мог даже приблизительно соотнести преодоленное его конем расстояние с обычными пешими переходами. Может быть, они преодолели уже два перехода, а может быть — один. Все стерлось, сбилось в одну непрерывную мелькающую ленту. Но теперь он уже хорошо представлял, что нужно делать.
Посланник Богини стал внимательно вглядываться в набегающий горизонт, и вскоре заметил впереди небольшой холмик. По мере приближения холмик рос и рос из-за горизонта, потом начал сужаться в нижней части, пока не стало ясно, что это самый настоящий воздушный шар. Таракан ускорил ход, предвкушая близкий отдых, и спустя десяток минут остановился рядом с трепещущем на ветру куполом. Найл спрыгнул на песок. Шестилапый конь отошел к берегу и тут же жадно зачавкал зеленой тиной.
Посланник вгляделся в ожидающего под шаром смертоносца и удивленно вздрогнул:
— Скорбо? Ты же умер?
— Это ты, двуногий, — ответил узнаванием восьмилапый. — Нигде от тебя покоя нет.
— Я хотел осмотреть с воздуха здешние места и разведать дорогу.
— Тогда забирай шар и оставь меня в покое.
— Мне нужен опытный разведчик.
— Лети сам. Я не хочу иметь с тобой никаких общих дел.
— Я не спрашиваю тебя, Скорбо, хочешь ты или не хочешь иметь со мной дело, — прищурил глаза Найл. — Я говорю тебе, что мне нужен разведчик. На шаре полетишь ты, а я буду смотреть вниз твоими глазами.
— Нет, двуногий, тебе это нужно, ты и…
— Не называй меня двуногим, паук! — Найл вперил взгляд в центр лба Скорбо, в пустую полукруглую прогалину меж его восьми темных глаз. Зови меня Смертоносец-Повелитель! И делать ты будешь не то, чего тебе хочется, а то, чего желаю я!
Найл ощутил холодное прикосновение чужого разума к своему сознанию, и брезгливо приподнял верхнюю губу. Прошли те времена, когда он испуганно сжимался при каждом появлении восьмилапых повелителей планеты. За минувшие годы он прошел хорошую тренировку, набрался опыта — и теперь уже Скорбо пришлось испуганно пятиться и старательно зашоривать свои мысли.
Но Найл не отпустил паука. Воспользовавшись «притушенностью» его сознания, правитель поддернул кверху одну его переднюю лапу, сдвинул в сторону. Потом другую. Заставил чужое тело зацепиться когтями за паутину, заставил прижаться к шару… И смертоносец сдался.
Найл увидел себя его глазами, со стороны: посеревшая туника с красной отделкой, перевязь с мечом через плечо, длинный нож на широком ремне. Фигурка стала удаляться — шар начал набирать высоту.
Выше, выше, выше — напуганные разозленным Скорбо порифиды обильно выделяли летучий газ. Фигурки человека и таракана внизу казались все мельче, неразличимее.
Воздушный разведчик кинул взгляд вперед — но кроме песка и гниющих водорослей там пока ничего не проявлялось. Тогда восьмилапый повернулся назад, на уровне горизонта блеснула одинокая искра.
Выше, еще выше. Искра сместилась от горизонта вниз, и стало понятно, что это не одинокая звезда, а нечто земное.
— Храм! — понял Найл. — Это свет храмовых окон.
Теперь, исходя из опыта воздушных разведок, проводимых перед битвами с северянами, стычек с бродячими людьми, так и не состоявшегося сражения с бунтовщиками правитель мог достаточно точно определить свое удаление. Получалось, он успел отмахать почти полтора дневных перехода. А расстояние, на которое Скорбо смог бросить взгляд вперед — это еще полтора. Три дня пути. Он и так знал, что чистой воды ближе нет.
— К морю! — мысленно приказал Посланник, и шар двинулся вперед.
С огромной высоты казалось, что шар двигается еле-еле, но правитель знал, что даже бегущему со всех ног таракану не угнаться за этим неспешным небесным скитальцем. В душе начала появляться уверенность, что сегодня он если и не доберется, то уж во всяком случае узнает, как близко находится море.
«Не перепутай истинное с сотворенном тобой!» — внезапно вспомнилось напутствие Верховного одитора, и Найл торопливо задавил надежду в зародыше. Не хватало еще сотворить желанное море вместо того, чтобы найти настоящее! Потом ведь, отправившись в путь, найдешь только барханы вместо волн. Нет, только созерцание, созерцание и еще раз созерцание.
Искорка храма давно скрылась за горизонтом, теперь к горизонту придвигались две маленькие точки у береговой черты. Позади осталось еще полтора дневных перехода, а впереди по-прежнему маячили две пустыни: из песка и из гниющих водорослей. Скорбо заметил на береговой черте особенно крутой изгиб и продолжил свой путь, ориентируясь уже по нему. Потом заметил еще один крутой изгиб. Потом еще…
— Что это?! — невольно вскрикнул вслух Найл.
Впереди, на всю ширину горизонта, показалась темная нить.
— Еще, еще, — попытался подогнать шар правитель. Быстрее.
Нить продолжала расширяться.
— Море! — восторженно закричал Найл. — Слышишь ты, таракашка, это море!
Шар все еще продолжал свой полет, хотя и начал потихоньку снижаться. Вот уже различимы белые гребни волн, влажные прибрежные камни, нити водорослей, выброшенные бурными стихиями. Шар опустился. Паук выбрался на камни и замер.
— Подойди ближе к воде, — сказал Найл. — Я хочу увидеть, что творится на дне.
— Нет, — испуганно попятился Скорбо.
— Ближе! — потребовал правитель. Я хочу знать, есть ли там моллюски, плавают ли рыбы.
— Нет! — животный ужас, который издавна испытывали перед водой восьмилапые лишил паука способности двигаться.
— Ближе!!!
— Не-е-ет!!!
— Вперед! — вместе с категорическим приказом Найл послал мощный импульс своего гнева.
— Нет, — словно рассмеялся Скорбо и… умер.
Посланник остался на берегу, в полутора дневных переходах от ближайшего жилья, наедине с жадно чавкающем над водорослями тараканом.
Солнечный луч ударил по глазам, заставив Найла прикрыть лицо ладонью и откатится немного в сторону.
— Прекрасное утро, не правда ли? — услышал он знакомый голос.
— Уже утро? — Найл заставил себя приподнять веки.
— Позднее, — кивнул Верховный одитор. — Но в нашей среде проснуться поздно считается богоугодным поступком. Это среди колодезников законы прямо противоположны.
— Я нашел его, — сразу выложил главное Найл.
— Далеко, — понял по грустному тону хозяин.
— Девять дневных переходов. Посланник сел, отряхнул с коленей песок. В принципе, конечно, на девять переходов меня хватит. Однако на побережье нет пресной воды. А после такого долгого пути у меня уже не останется сил ни ползать за моллюсками, ни ловить рыбу.
— Протяни вперед левую руку.
— Вот, — Найл вытянул руку с браслетом. Верховный одитор наложил на браслет золотой крест, точно совпавший с крестообразной выемкой, накинул сверху веревку и умело обжал крест по месту:
— Властью, данной мне Господом нашим триединым во имя отца, жены и сына их святого духа присваиваю тебе звание одитора!
— Уже? — растерялся от такого поворота Найл.
— На расстояние в девять дневных переходов от города не удалялся еще никто.
— Не может быть!
— Может. Одиторы издавна исследуют окрестные земли. Некоторые удалялись на три, на четыре перехода в разные стороны. Многим так сильно хотелось увидеть оазисы, что они и вправду появлялись в их ночных мирах. Тогда мы отправляли в тех направлениях экспедиции. Некоторые возвращались, некоторые исчезали бесследно, но никаких оазисов не удавалось найти никому. Потом мы стали отправлять в стороны отряды с одиторами. Дело в том, что каждый из нас в ночном мире может начать свой путь только из тех мест, в которых побывал в дневном. Так удалось увеличить радиус исследованных земель до семи дней пути. И опять кто-то видел впереди оазисы, и опять уводил с собой людей. Из этих походов не вернулся никто. Когда Господь накладывал на нас Проклятие, он позаботился о том, чтобы никто не смог сбежать из заключения.
— Но что тогда делать? Сдаться?
— Зачем? — удивился Верховный одитор.
— Наконец-то мы знаем, в каком направлении и как далеко от нас находится открытая вода. Теперь нужно придумать, как до нее добраться.
Думать. Найл весь день бродил по золотому миру, по берегу болота, по храму, приглядываясь к различным предметам и приспособлениям, и думал. При виде людей он вспоминал, как использовал рабов при бегстве из города, когда после каждого перехода часть носильщиков передавала свой груз остальным, чтобы постоянно уменьшающийся численно отряд мог продвигаться дальше — однако он сильно сомневался, что Верховный одитор пожертвует таким количеством людей ради сомнительного шанса на выход к морю одного-единственного человека. При взгляде на небесные колеса он думал о возможности соорудить повозки и взять куда большее количество припасов нежели можно было бы унести на себе, или вовсе сделать повозку самоходной — под парусом. Но эти идеи упирались в непреодолимое препятствие: отсутствие у местных жителей любых материалов, кроме камня и золота.