С этим постулатом Дина была совершенно согласна.
– Ладно, Леночка, – сказала она. – Тебе перед ночным дежурством отдохнуть надо, а я тут тебя забалтываю и блины твои ем. Пойду я, может, Катя уже закончила уборку.
Однако в квартире все так же жужжал пылесос и стоял стойкий запах моющих средств.
– В спальне все так разбросано было, – сообщила выглянувшая из гостиной Катя. – Провозилась жуть сколько. Еще минут сорок мне, не меньше. А Ефимий Александрович-то ждет. Так неудобно. Может, вы спуститесь к нему, предупредите, что это вы меня задержали.
– Так позвоните и предупредите, – удивилась Дина. – Что может быть проще.
– Так он рассердится. Решит, что это я опять чего-то придумала. А если вы придете, то он гневаться не станет. Вы – человек посторонний, к тому же скажете, что у меня причина уважительная. Ну, пожалуйста. Вам же нетрудно.
Дине действительно было нетрудно. Кроме того, даже самой себе она боялась признаться, что ей хочется познакомиться с неведомым Ефимием Александровичем, который, если верить встреченному в лифте аспиранту, был ученым с мировым именем. И что это за наука такая, палеография?
Именно из любопытства Дина не стала сопротивляться просьбам Кати и снова вышла из квартиры, чтобы заглянуть к очередному соседу.
Профессор Бондаренко оказался сухеньким и очень бодрым старичком лет восьмидесяти. Длинные белые волосы спускались кольцами на плечи. Глаза за стеклами круглых очков смотрели внимательно, но вполне дружелюбно. Одет Ефимий Александрович был в черные брюки со строгими стрелками, белоснежную рубашку с галстуком и в шерстяную, вязанную косами куртку.
– Мы с вами договаривались о встрече? – спросил он, запуская Дину в длинный коридор, уставленный книжными шкафами. – Я что-то запамятовал. Вы ко мне по поводу оценки текста?
– Нет-нет. Я ваша соседка с пятого этажа. Наши квартиры убирает одна и та же домработница. Она сейчас у нас, и, видите ли, я невольно ее задержала, а она переживает, что не может вовремя прийти к вам.
– Наша с вами домработница ужасно непунктуальна. Помните, в «Берегись автомобиля» есть такой герой, которого играет Готлиб Ронинсон? Хотя откуда вам помнить Ронинсона, ваше поколение выросло на совсем других фильмах. Но дело не в этом. Рассказывая про Деточкина, он говорит, что у того очень много родственников. Так вот, у нашей Кати их тоже очень много. Она все время то опаздывает, то переносит свои визиты, потому что у нее кто-то умер, заболел, застрял в метро, попал в полицию, сломал ногу… Тысяча уважительных причин.
– Но сегодня она действительно задержалась у нас, – встала на защиту малознакомой Кати Дина. – Видите ли, нас позавчера пытались ограбить, все вещи оказались разбросаны, и ей понадобилось больше времени, чтобы закончить уборку. Но я уверена, что она уже скоро освободится и спустится к вам.
– Ладно, я не тороплюсь, – старик махнул рукой. – Мой аспирант сегодня не придет, он простужен и боится меня заразить. Так что не имеет никакого значения, во сколько эта особа начнет и когда закончит уборку. А вы проходите, проходите. Давайте чаю попьем.
– Да мне как-то неудобно. Свалилась вам как снег на голову.
– Видите ли, дитя мое. Старики тяготятся одиночеством. Поверьте старому человеку. Мне в этом году исполнится восемьдесят три, а я все еще занимаюсь с аспирантами, даю частные консультации, и все это для того, чтобы как можно реже оставаться одному. Мой сегодняшний клиент уже ушел, аспирант отменил встречу, а домработница задерживается. Это существенно удлиняет ту часть сегодняшнего дня, которую я вынужден провести наедине с самим собой. И знаете, то время, когда с самим собой мне было нескучно, уже прошло. Так что не откажите мне в любезности, выпейте со стариком чаю.
При такой постановке вопроса отказываться было неудобно.
– А вы совсем один живете? – спросила Дина, проходя по коридору в сторону кухни и с любопытством осматриваясь по сторонам. Вокруг были книги, книги и снова книги. Они громоздились на всех поверхностях, на которые падал глаз. Хотя нет, на одной из полок высокого, в пол, стеллажа, к примеру, стояла старинная керосиновая лампа. У Дининых бабушки и дедушки в квартире была углубленная в стену кладовка, точнее, встроенный шкаф, так вот, там тоже хранилась такая лампа, а еще бутылка керосина, на случай перебоев с электричеством. Перебоев уже много лет не случалось, а лампа и керосин были.
– Один. Жена моя давно умерла, а детей нам бог не дал. Вот коротаю век в одиночестве. Я и книги. Я и мои ученики. Я и клиенты. Друзей уж тоже почти никого не осталось. А те, что есть, из дома не выходят. Вот так-то, дитя мое. Нет ничего красивого в старости. Остается лишь ключ от квартиры, который хранится у чужих, по сути, людей, только чтобы они могли попасть к тебе, если тебя вдруг разобьет удар и ты не сможешь открыть им дверь. А уж если бог сохраняет тебе острый ум, то это совсем грустно. Все видишь, все помнишь, все понимаешь, а сделать ничего не можешь.
– Мой дед тоже до недавнего времени работал, – сказала Дина. – Только он врач. Заведовал областной станцией переливания крови. Ему тоже чуть за восемьдесят. И бабушке. Но им проще, они вдвоем. А вот дед моего друга, того самого, что живет на пятом этаже, тоже вдовец. И так же, как и вы, коротает век с книгами и учениками. Правда, на выходные Боря к нему приезжает.
– Вашим старикам повезло, – Ефимий Александрович, не прекращая разговора, успел разлить чай по красивым фарфоровым чашкам, выставил на стол вазочку с печеньем курабье и большую коробку конфет, – у них есть продолжение: дети, внуки. Это же счастье – иметь такую прелестную внучку, как вы. И этот ваш Боря, я убежден, тоже весьма достойный человек. Кстати, это вы третьего дня нашли труп в подъезде?
Переход на другую тему был таким внезапным, что Дина подавилась горячим чаем и закашлялась. И откуда профессор Бондаренко знает, что это они с Борисом вызывали полицию?
– Не изумляйтесь, дитя мое. Кстати, вы не сказали, как вас зовут.
– Дина. Дина Резникова.
– Так вот, милая Дина, как все старики, я очень любопытен. Полиция же проводила поквартирный обход, и я, как человек любопытный и одинокий, а оттого никуда не торопящийся, хорошенечко все выспросил. Я, знаете ли, увлекаюсь детективами. Да-да, как ни стыдно в этом признаться, а почитываю и посматриваю на досуге. Поэтому беседу вел с особым пристрастием. А вы любите детективы?
– Обожаю, – призналась Дина, – этот старик нравился ей все больше и больше. – А Борис терпеть не может. У него в квартире исключительно умная литература. Такая, что при взгляде на книжные полки меня бросает в тоску. И в печаль по поводу собственного несовершенства.
– Детективы – отличная пища для пытливого ума, – с живостью сказал профессор. – Так что не торопитесь ругать себя за свое пристрастие. В нем нет ничего дурного. А по роду деятельности вы кто?
– Переводчик. Синхронист. Приезжаю в Москву на заработки.
– Ну вот, видите, – старичок обрадовался и даже руки потер от удовольствия. – Значит, ваши мыслительные способности все время находятся в состоянии тренировки. А разгружать мозги все-таки нужно, и детективы для этого подходят как нельзя лучше.
– Ефимий Александрович, а вы не знаете, к кому в наш подъезд мог идти тот человек, которого убили?
Глаза профессора мелькнули остро и как-то недобро. Дина даже поежилась.
– А могу я поинтересоваться, почему вы спрашиваете?
– Дело в том, что следствие убеждено, что этот мужчина, Павел Попов, шел к нам, то есть к Борису. Но мы оба уверены, что это не так.
– А вы что, были знакомы? – В голосе старика звучали какие-то новые, металлические нотки, и Дина не понимала, что в ее словах послужило их причиной.
– И да, и нет. Мы не были знакомы в полном смысле этого слова. Мы познакомились вечером в воскресенье, потому что оказались в одном купе поезда. Но в Москве мы разошлись в разные стороны и не назначали никаких новых встреч. Понимаете?
– Понимаю-понимаю, – пробормотал профессор. – И вас волнует это совпадение, потому что вы боитесь быть обвиненными в убийстве?
– Ну да, – вяло сказала Дина. Если это самое простое объяснение первым пришло в голову Ефимию Александровичу, значит, ничто не спасет Бориса из цепких лап полиции. И ее тоже. Ведь это она нашла тело. – Но меня волнует еще и то, что Павла могли убить по ошибке.
– По ошибке?
– Да. Вместо Бориса.
И она, сбиваясь и волнуясь, рассказала Бондаренко про одинаковые куртки, попытку взлома и искусственные сапфиры.
– Интересно-интересно, – он снова потер руки. – Видите ли, Дина, до последней минуты я полагал, что этот самый, как его, Попов, мог идти ко мне. А теперь получается, что это вовсе не так.
– К вам?
– Да. На шестнадцать тридцать у меня была назначена встреча с новым клиентом. На встречу он не пришел, но примерно в это время в подъезде был убит человек. Естественно, что я счел такое совпадение подозрительным.
– А вы сказали про это полиции? Что вы знаете Павла? Знали.
– Да в том-то и дело, что я его не знал. В понедельник мне позвонил человек, сказал, что ему посоветовали обратиться ко мне, как к знатоку древних текстов. Он хотел оценить подлинность одного древнего документа, а потому напросился на встречу. Обычно я не беру клиентов без рекомендаций, а он ни в какую не говорил мне, откуда узнал, что я консультирую. Но он был очень настойчив. Очень. И я согласился.
– И этого человека звали Павел Попов?
– Я не знаю, как его звали. Очень многие люди, приходя ко мне, не называют настоящих имен. Понимаете, древние тексты иногда стоят так дорого, что конфиденциальность просто необходима. Когда он позвонил, я спросил, как к нему обращаться. И он представился как Борис Посадский.
– Что-о-о? – закричала Дина. – Но этого не может быть. Борис Посадский – это ваш сосед с пятого этажа, мой друг, в квартире которого я живу.
– А, так, значит, это он мог назначить мне встречу. А не пришел на нее потому, что нашел в подъезде труп этого вашего случайного знакомца. Понятно, что ему в этот момент стало не до консультаций. Но, дитя мое, вы уж научите вашего молодого человека перезванивать в подобных ситуациях. А то я невольно три дня думал, что в подъезде убили моего клиента. А полиции про это не сказал, потому что, насколько я понял со слов приходящего ко мне оперативника, при себе у пострадавшего не оказалось никаких ценных бумаг, древних документов, рукописей и чего-то подобного. Я решил, что он не мог идти ко мне, потому что он ничего с собой не нес. Получается, правильно решил.