– Нет, со здоровьем у него все в порядке. Насколько можно так сказать про человека, которому за восемьдесят, – мудро заметила Лена. – Но понимаешь, когда я у него была, вернее, когда уходила, я стала свидетелем такого странного разговора, что никак не могу выбросить его из головы. Я уж и Вене рассказала, а он говорит: «Сходи, расскажи Дине. Она умная, может, разберет, что к чему».
Мимолетная похвала была Дине неожиданно приятна.
– Хорошо, давай, рассказывай, – сказала она Лене.
– В общем, я пришла, мы сделали укол. Это всегда в спальне происходит. Так что и в этот раз я в спальне была. Мы как раз закончили, когда в дверь позвонили. Ефимий Александрович пошел открывать, а потом вернулся и попросил, чтобы я пока в спальне побыла и никуда не выходила. Мол, он гостя запустит, в кабинет проведет, а потом меня из квартиры выпустит. Я удивилась, конечно, но спорить не стала. Я же с пониманием, человек древностями занимается, заказчики у него разные высокопоставленные бывают, не всем хочется на чужие глаза попадать, пусть даже я и есть простая медсестра. В общем, я все собрала после укола, ватки там, ампулу, шприц, а Ефимий Александрович в это время дверь открыл и гостя в кабинет повел. И вот идут они и разговаривают по дороге. И у Ефимия Александровича голос такой испуганный, вроде как просительный. Он же вообще человек с характером, так просто и не подойдешь, без подвыверта. Он же интеллигент, профессор, белая кость. Веню, к примеру, все учил правильно разговаривать, не выражаться и все такое. А тут, куда только и спесь подевалась. Жалкий, вот какой у него голос был.
– А говорил-то он что? – спросила Дина, которая пока не видела в Ленином рассказе ничего экстраординарного.
– Да я и не вспомню. А тот второй произнес такую странную фразу. Что-то типа «я вам очень не советую, профессор, кому-нибудь об этом рассказывать».
– О чем, об этом?
– Да не знаю я. Они в кабинет прошли, дверь закрыли, и мне вообще ничего не стало слышно, а потом Ефимий Александрович пришел и меня из квартиры выпроводил. И так странно на меня при этом смотрел. Как собака побитая, вот как. И вот уж час времени с того момента прошел, а я все места себе найти не могу. Вдруг, думаю, Ефимий Александрович разволнуется, давление у него подскочит или с сердцем плохо станет. А спрашивать идти неудобно. Он человек занятой, известный, а я кто? Никто. Вот Вене пожалилась, а он к тебе и отправил. Посоветоваться, значит. Тем более что два убийства в подъезде. А если Ефимий Александрович что-то знает? О чем это он рассказывать не должен?
– Признаться, Лена, мне совсем не хочется лезть в личные дела профессора. Ты правильно говоришь, что он занимается делами, которые любят тишину. А значит, и разговор, скорее всего, касался какой-то сделки или результатов палеографической экспертизы. Не думаешь же ты, что старичок замешан в убийствах? Когда я с ним пару дней назад разговаривала, у меня не сложилось впечатления, что он может хладнокровно убить человека.
– Ой, а ты с ним разговаривала? – глаза Лены засветились непонятным огнем, наверное, так выглядело любопытство. – А о чем?
– Да ни о чем, – уклонилась от откровенного ответа Дина. – У нас с ним общая домработница, которая опаздывала к нему на уборку и ужасно трусила, поэтому отправила меня на переговоры. Так как у меня в квартире творился полный раскардаш, то я с удовольствием приняла приглашение на чай. Посидели, пообсуждали детективы. Профессор любит их читать, как и я.
– Ладно, я пойду, – огонек в глазах Лены потух. Еще бы, ничего интересного Дина не сказала. Подумаешь, какие-то детективы. – Веня меня, поди, уже заждался. Спасибо тебе, Дина. Ты меня успокоила.
Заверив соседку, что благодарить ее совершенно не за что, Дина закрыла за ней дверь и вернулась к своему остывшему кофе и вкусному тосту с вареньем. Закончив и помыв чашку, она начала размышлять о том, что делать дальше. Сходить в магазин за продуктами и начать готовить ужин или вернуться к переводу, поработать еще час-полтора, а домашними делами заняться уже потом?
Рабочий настрой куда-то исчез, как будто его и не было. Нет, такими темпами она никогда не закончит перевод. Сжав губы, Дина вернулась в комнату и снова открыла крышку ноутбука. Норма есть норма, а значит, ей нужно перевести еще как минимум две страницы, а уже потом думать о том, чем она будет вечером кормить вернувшегося с работы хозяина этой квартиры.
Строчки разбегались у нее перед глазами, впрочем как и мысли, упорно возвращавшиеся к странной беседе в квартире этажом ниже, свидетелем которой стала соседка. Холодок в районе желудка, появившийся от Лениных слов, не проходил, а становился все сильнее, будучи сигналом испытываемой Диной тревоги. Этот холодок всегда появлялся, когда она о чем-то волновалась.
Поняв, что работать все равно не сможет, Дина сердито насупилась, захлопнула ноутбук, натянула джинсы и свитер и пошла в расположенный в соседнем доме магазин. Вместо того чтобы вызвать лифт, она стала спускаться по лестнице пешком и, оказавшись на четвертом этаже, в нерешительности затопталась перед квартирой профессора Бондаренко. В конце концов, что она теряет? Она же может спросить у Ефимия Александровича, не нужны ли ему продукты, раз уж она все равно идет в магазин. И Дина решительно нажала на кнопку дверного звонка.
Однако ей никто не открыл. Дина упорно жала на круглую пимпочку, как будто от ее усилий могло что-то измениться. Из-за двери слышалась раскатистая трель звонка, но в остальном царила тишина. Ни шагов, ни кашля, ни стонов, ни вздохов. Впрочем, в этом доме звуконепроницаемость была отличная, в этом Дина убедилась уже не раз.
Почему Ефимий Александрович не открывает? Уснул и не слышит? Но такой звон и мертвого разбудит. Последняя мысль заставила Дину похолодеть. А вдруг профессор действительно мертв? Разволновался после встречи с неприятным посетителем и умер от сердечного приступа. Не дай бог, конечно. Или он просто ушел из дома? С чего это она взяла, что он вообще не выходит на улицу? К примеру, продукты же ему нужны, а магазин, вон, в соседнем доме. Значит, профессор Бондаренко действительно мог отправиться за покупками.
От этой мысли Дина немного взбодрилась. Она же сама собирается в магазин. Вот и отлично. Наверняка, она встретит там пожилого соседа, да еще поможет покупки ему донести до дома, а заодно и попробует выяснить невзначай, кто это такой невежливый к нему приходил.
Прекратив терзать звонок, Дина спустилась вниз и вышла на улицу, полной грудью вдохнув влажный и какой-то квелый февральский воздух. Гнилая в этом году зима, недобрая, несущая беду, вот какая. Насупившись, от того что знаки беды она теперь видела во всем, даже в обычной слякоти, Дина накинула капюшон куртки и зашагала в сторону магазина.
Понедельничным утром народу в нем было немного. Ну еще бы, все на работе. Это она бездельничает и даже не испытывает по этому поводу никаких угрызений совести. Дина быстро обежала глазами торговые залы, которые от входа были как на ладони и легко просматривались. Кроме нее, в магазине находились с десяток покупателей, не больше. И профессора Бондаренко среди них не было.
Ну, значит, он ушел не в магазин, а по делам. К примеру, проведать старых друзей. Ефимий Александрович, конечно, говорил, что все его друзья уже умерли, но наверняка это была просто фигура речи. Да и вообще, откуда Дине знать, какие у старого ученого могли быть важные дела вне дома. Вот он вернется, и она обязательно заглянет к нему по-соседски и расскажет, как ее напугало его отсутствие, а он над ней посмеется и скажет, что она читает слишком много детективов.
«Жизнь – не детектив, моя дорогая, в ней действительно убивают», – старческий, чуть надтреснутый голос зазвучал у нее в ушах, и Дина покачала головой, чтобы отогнать наваждение. Да что она как ворона, сама беду накаркивает. Стараясь сосредоточиться на покупках, Дина медленно пошла вдоль полок и стеллажей, продумывая ужин, который ей сегодня предстояло приготовить. Ей хотелось бросить корзинку, становившуюся все тяжелее, и стремглав мчаться обратно к профессорской двери. Но Дина старалась держать себя в руках и даже губами шевелила, проговаривая названия продуктов, которые ей сегодня были нужны. Ну когда же она научится не паниковать на пустом месте. Свою врожденную тревожность она ненавидела.
Закончив наконец с покупками и плохо понимая, что именно она купила, Дина тронулась в обратный путь. Зайдя в лифт, она на мгновение помедлила, словно раздумывая, какую кнопку нажимать. Тяжелые сумки и здравый смысл взывали ехать на пятый этаж, стучащее сердце – на четвертый. Эх, себя не переделаешь. Сцепив зубы, Дина нажала на кнопку «4». Лифт двинулся наверх, скрипя и постанывая. Он уже был немолод, хотя и вряд ли ровесник дома. Быстрые спуски и подъемы были явно не для него.
На нужном этаже Дина вышла из лифта и снова остановилась перед чужой дверью с латунной табличкой, гласившей, что здесь живет профессор Е. А. Бондаренко. Поставив на коврик оттягивающие руки сумки, Дина снова нажала на звонок, который податливо затрезвонил за дверью. Раз, другой, третий. И тишина. Дина тяжко вздохнула и потащилась по лестнице наверх, проклиная тяжесть сумок и свое дурацкое волнение по поводу совершенно, в сущности, незнакомого человека.
Отперев предбанник, она поставила тяжелые сумки на пол и, перед тем как открыть дверь в Борину квартиру, позвонила к соседям и снова поразилась неуместности птичьих трелей, которые раздавились у них вместо обычного короткого звонка. Хорошо, если в гости особо никто не ходит, а то ведь с ума сойти можно.
Дверь открыл Веня, босой и отчего-то хмурый. При виде Дины лицо его ничуть не прояснилось, даже наоборот.
– Снова ты? – то ли спросил, то ли уточнил он. – Даже не знаю, соседка, радоваться тебе или нет. Как ты появилась, так и беды в нашем подъезде начались. А нам беда в непосредственной близости вообще ни к чему. У нас малой скоро будет, мне жену беречь надо.
– Ну, я к этим бедам отношения не имею, – вяло огрызнулась Дина, понимая, что ее оправдание звучит неубедительно. – Веня, мне Лена нужна. Она приходила ко мне пару часов назад, про Ефимия Александровича рассказала, причем, как я