Второй вариант его поведения был гораздо страшнее и безысходнее первого. Когда приедет Боря, Веня завлечет его на участок, а потом оглушит так же, как Дину, или, чего доброго, вообще убьет. Как же ей его предупредить?
Похлопав связанными руками по карманам, Дина обреченно поняла, что телефона при ней нет. Разумеется, Вениамин не настолько глуп. Сумка в поле зрения тоже не попадалась, хотя было бы странно, если бы Веня оставил ее в доме, где чужую вещь легко можно заметить посторонним взглядом. Сантиметр за сантиметром осматривая захламленные поверхности сарая в поисках своей сумки, Дина вдруг наткнулась глазами на что-то смутно знакомое.
Определенно, эту вещь она никогда не видела, но точно о ней слышала. Черт, так это же барометр. Она вспомнила аспиранта Егора, взволнованно рассказывающего о том, что вместе с лампой из квартиры профессора Бондаренко еще пропал старинный, довольно дорогой барометр. Точно, это он и есть, а значит, пресс-папье с яшмой тоже должно быть где-то здесь. Пресс-папье нашлось на втором подоконнике, находящемся у Дины за спиной, и чтобы его рассмотреть, ей пришлось извернуться и задрать голову, которая тут же начала противно кружиться.
Что ж, улик, подтверждающих, что Вениамин забрал из квартиры профессора ценные предметы, в этом сарае достаточно. Осталось только понять, вынес он их после визита в квартиру подлеца Макса или до. А также решить – убили они Ефимия Александровича или просто воспользовались его скоропостижной смертью, чтобы по-шакальи поживиться тем, что можно выгодно продать?
То ли от тяжелых мыслей, то ли от холода у Дины начала надсадно и мутно болеть голова. Она вообще довольно плохо переносила головную боль, а потому при первых же ее предвестниках торопилась принять таблетку, чтобы не дать боли вцепиться в беззащитный висок. Но сейчас таблеток не было. И воды тоже. Подумав о воде, Дина вдруг поняла, что очень хочет пить. Сухое горло, казалось, натерли наждаком, в нем першило, словно его забили песком. Язык больно задевал за зубы, и причиняемые этим страдания вкупе с наливающейся болью головой казались невыносимыми.
Больше всего на свете Дине хотелось, чтобы Боря нарушил данное ей обещание никому не сообщать о поездке в Троице-Лыково и позвонил Бекетову. Опытный следователь наверняка бы все понял и отправил вместе с Борисом опергруппу… Вот только, зная Бориса, она понимала, что он никогда не нарушает данное им слово. От терзающей ее головной боли Дина немного поскулила, чувствуя себя брошенным умирать на морозе щенком. Отчего-то она даже не сомневалась, что Вениамин обязательно ее убьет. Или не Вениамин, а Макс? Если это он – убийца.
С улицы послышались шаги и какой-то еще странный звук, как будто по талому снегу волочили что-то большое и тяжелое. Обострившаяся в экстремальной ситуации интуиция нашептывала, что именно это может быть, и Дина зажмурилась, отгоняя необратимое, а когда распахнула глаза, то увидела в открывшемся дверном проеме Веню, деловито втаскивающего через порог тяжелое мужское тело, не подающее признаков жизни. Борис. Боря.
Она закричала, не в силах сдержать ужас, и тут же послушно замолчала, услышав:
– Будешь орать, убью обоих. Но сначала его, на твоих глазах. Поняла?
– А ты способен убить, Веня? – медленно спросила Дина, чувствуя, как под подступающей яростью даже головная боль проходит. – Это ты убил Павла? И Игоря? Или все-таки не ты?
– Много будешь знать, скоро состаришься, – ухмыльнулся Вениамин, затащил Бориса и пристроил у той же стены, у которой сидела Дина, захлопнул дверь, отсекая веселый, почти весенний гомон далекой улицы. – Хотя, пожалуй, наоборот. Такие любознательные, как ты и твой друг, долго не живут. Так что состариться вам, пожалуй, вообще не угрожает.
– Что ты сделал с Леной?
– А что я мог сделать с моей женой и матерью моего будущего ребенка? – будто бы даже удивился ее мучитель. – То, что связал, так ничего страшного. Говорят, вам, бабам, даже нравится. – И он гнусно усмехнулся.
– Ты узнал, что Павел Попов привез из Череповца древнюю ктубу. Очень ценный документ, который ему надо было оценить у хорошего специалиста. Павел вспомнил, что ты как-то во время командировки рассказывал про своего соседа-профессора, к которому твоя жена ходила делать уколы. А потому он позвонил тебе с просьбой помочь попасть к Бондаренко на прием. Телефон профессора ты Павлу дал, только попросил на него не ссылаться. Так себе рекомендация, полученная у простого работяги со стройки, не правда ли?
– Заткнись, сука.
– Если мне все равно не грозит дожить до старости, так дай мне хотя бы удовлетворить мое любопытство, – насмешливо сказала Дина, а сама приложила сцепленные руки к шее Бориса. Пульс есть, значит, жив. Уже хорошо. – Поэтому продолжим. Телефон ты дал, а сам предупредил Макса, Максима Головачева. Уж не знаю, что вас связывало, но именно ему принадлежал весь план – ты узнал у Павла, когда назначена встреча, а Макс подкараулил в подъезде пришедшего на встречу Павла. Для убийства он прихватил в вашей с Леной квартире бюст Пушкина. Гоголь остался стоять на подоконнике в спальне, а Пушкина Макс потом подкинул в квартиру профессора, чтобы замести следы и запутать следствие.
– То есть Ленка была права, и ты действительно влезла в нашу квартиру, – с некоторым изумлением, словно не веря, что Дина на это способна, сказал Вениамин. – Во дает баба. А выглядишь фирменной курицей. Я ведь ей не поверил, Ленке-то. Подумаешь, бой часов. Мало ли таких часов по Москве.
– Веня, твоя жена ждет ребенка. Зачем ты влез в это все? Зачем позволил Головачеву тебя уговорить? Ты же теперь сядешь, Веня. А Лена останется одна с малышом. Этого ли ты хотел?
– Так уж и сяду, – осклабился он.
– Да, конечно, вы с Максом все продумали. Следствие могло выйти на список сотрудников «АрдолитСтроя», как это сделал Борис. – Дина связанными руками снова погладила лежащее у ее бедра лицо Посадского. – Именно поэтому в назначенное время убийства ты сидел дома, с женой, которая в любой момент могла подтвердить твое алиби. Павла убил Максим, а вот Игоря, возможно, и ты. Вы могли столкнуться в подъезде, когда Петров выходил от меня. Ты запаниковал, что он догадается, что ты можешь быть замешан в убийстве, раз живешь в этом подъезде. И ты убил его, да? Но вот что случилось с профессором Бондаренко, чего хотел от него Максим? Как ты допустил, чтобы Лена едва не столкнулась с ним в квартире? Профессору стало плохо, потому что Макс ему угрожал?
В голове у Дины вертелись какие-то обрывки разговоров, что-то важное, связанное с убийством и с тем, что она сейчас сказала. Но из-за того, что голова болела (как же ей не болеть, если по ней ударили чем-то тяжелым, и Дина просто не сразу это почувствовала, когда очнулась, потому что была в шоке), она никак не могла вычленить то важное, что отделяло ее от окончательного понимания случившегося.
К чему относились ее смутные воспоминания? К алиби Вениамина? К бою часов? Она не знала. На полу заворочался и застонал приходящий в себя Борис. Дина тут же забыла обо всем на свете, отбросив в сторону все свои дедуктивные размышления.
– Боря, – позвала она тихонько, – Борис, это я, Дина. Все хорошо. Мы вместе.
У входа в сарай противно засмеялся Вениамин.
– Они жили долго и счастливо и умерли в один день. Кажется, первая часть этого выражения не про вас. Ленка говорила, вы ссоритесь все время. Да и появилась ты по соседству недавно. Но вот второе вам точно обеспечено. Слишком много вы оба знаете.
– И что ты с нами собираешься сделать? – это спросил Борис, который уже тоже сел, прислонившись к стене точно так же, как и Дина. – Утопить в Строгинском заливе?
– Узнаешь в свое время. – В голосе Вени Дина уловила какую-то легкую растерянность, словно он и правда не знал, как ему обставить еще два убийства и при этом выйти сухим из воды. Непростая перед ним стояла задача. Ой непростая.
Пока что их похититель вышел из сарая, оставив Дину и Бориса наедине. Лязгнула то ли щеколда, то ли замок. Дина прижалась к плечу Бориса, нащупав холодными руками его пальцы. Они – теплые, мягкие – плотно сплелись с ее, то ли успокаивая, то ли защищая.
– Не могу себе простить, что так глупо попался, – прошептал Борис Дине в ухо. Его теплое дыхание отогревало заледеневшие мочки, даже волосы, казалось, оттаяли. – И ведь знал, что ты полезла в самое пекло, но решил, что буду настороже и справлюсь. Самонадеянный дурак.
– Не казни себя. Я тоже попалась. Вошла в дом, увидела на кровати связанную Лену и бросилась к ней, позабыв обо всем на свете. Этот Веня специально использовал беременную жену как подсадную утку. Сволочь.
– Да, он действительно сволочь. Но нам с тобой нужно думать не об этом, а о том, как отсюда выбраться.
– Ты не позвонил Бекетову?
– Нет, идиот. Поговорив с тобой, я прыгнул в машину и помчался сюда, понимая, что ты в беде.
– И телефон у тебя, естественно, тоже отобрали.
Борис невесело усмехнулся:
– А как же. Этот Веня – сволочь, но не дурак.
– Слушай, как странно, – медленно сказала Дина, – я только сейчас вспомнила. Все силилась, но никак не могла поймать что-то важное, что у меня крутилось в голове. А ведь, пожалуй, у него нет никакого алиби на время убийства Павла.
– Давай детали, – скомандовал Борис, словно они и не валялись со связанными руками и ногами в старом, холодном и чудовищно загаженном сарае.
Дина начала с самого начала, повторив все то логическое умопостроение, которое до этого выкладывала Вениамину. Вот только дойдя до алиби, остановилась.
– Понимаешь, он говорил и мне, и полиции, что никуда не выходил из дома в тот вечер. И об убийстве Попова узнал только тогда, когда полицейские пошли в поквартирный обход. Но он солгал. Мне Лена говорила, что в тот вечер Веня выходил в магазин. Она рассказывала, что в день убийства Павла вернулась с ночного дежурства, напекла мужу сырников на завтрак и легла спать. Да, точно, она еще говорила, что в больницу привезли тяжелого пациента, поэтому она всю ночь была на ногах и в день убийства спала долго, почти до четырех часов вечера. А дальше она сказала: «Я чаю попила, тут Веня из магазина вернулся, свежей малины мне принес. Я ее так люблю, малину, вот он меня и балует. А потом уже шум в подъезде поднялся». Понимаешь?