— Подвинься.
Лизаэру показалось, что брат забыл о его присутствии.
— Ты слышал? Подвинься, я сяду рядом.
Аритон запоздало кивнул. Пока он перемещался, край камзола зацепился за щербатый гриф лиранты. Аритон дернул плечом, и струны жалобно зазвенели.
Скорбные звуки, да еще в столь пустынном месте, удручающе подействовали на Лизаэра. Он подошел к обломку, на котором сидел брат, и тоже сел, безуспешно пытаясь устроиться поудобнее.
— Ну и места ты выбираешь для уединенных размышлений. Это доставляет тебе извращенное удовольствие или позволяет избавиться от нежелательного общества?
Аритон слабо улыбнулся.
— Наверное, и то и другое.
Он не спросил, что заставило Лизаэра разыскивать его во мгле холодного зимнего вечера. В башне было теплее и уютнее. Дакар готовил жаркое из баранины — он зарезал овцу, купленную им у странствующего пастуха, которого непонятно как занесло вместе со стадом в эти края. В очаге нижнего караульного помещения башни Келин сейчас вовсю пылал огонь, а в котле кипела вода. В отличие от остальных каменных строений нижний этаж башни был защищен от леденящих кровь сквозняков.
Лизаэра не удивило, что брат не настроен разговаривать. Он отковырял кусок лишайника, прочно вросшего в старинный резной камень, и сказал:
— Хотел тебя спросить. Ты не заметил, что это нехорошее место?
Аритон хрипло рассмеялся.
— Это я-то не заметил?
Лизаэр подавил в себе желание немедленно убраться отсюда. Пусть он не разделяет воззрений брата и не считает музыку важнее забот о благополучии королевства и подданных, но он пообещал себе, что попытается понять Аритона. Поскольку Асандир почти не старался хотя бы добрым отношением облегчить бремя, предназначенное брату, противостояние Аритона казалось Лизаэру вполне простительным, а иногда и абсолютно справедливым.
Уставившись на пятачок мрамора, освобожденный им от лишайников, Лизаэр предпринял новую попытку.
Я не обладаю восприимчивостью мага. Там, где вы с Асандиром видите какие-то тайны, я вижу лишь обломки камня, и они наполняют меня непонятным, нечеловеческим желанием реветь навзрыд.
Он махнул рукой в сторону каменного кружева, с которого содрал мохнатый покров.
— За исключением остатков их удивительного искусства, паравианцы для меня — не более чем имя. Или грустное чувство, какое иногда остается после увиденного сна.
Искоса поглядев на Аритона, Лизаэр понял, что тот по-прежнему предпочитает молчать.
Без всякой охоты, сознавая необходимость не обрывать этот разговор, Лизаэр продолжал:
— Я думаю о доме, но почему-то эти мысли не утешают меня. Порою мне кажется: если бы я нашел способ вернуться, Амрот разочаровал бы меня. Понимаешь, как будто в этих развалинах скрывается некая истина, которая дразнит меня и ускользает.
Аритон повернулся к брату. Теперь он слушал без малейших следов недавнего язвительного сарказма. Но от завоеванного внимания Лизаэру было ничуть не легче. Аритон сидел неподвижно, и в его спокойствии ощущалась какая-то тайна, понятная магам, но недоступная всем остальным.
Лизаэр не мог подыскать слов, чтобы определить подобное состояние; в нем не чувствовалось угрозы для окружающих — лишь холодная бесстрастность, с которой Повелитель Теней взирал вокруг, подмечая все до мелочей. Преодолев страх показаться глупым, Лизаэр продолжал:
— Я сказал, что это место нехорошее. Здесь везде нечисто... что-то все время преследует, не давая покоя. Но ощущения меняются. Я это замечаю, когда мы выходим из-под защиты башни. Чем дольше мы сражаемся с Деш-Тиром, тем это нечто становится сильнее. Оно делается более удушающим. Я и хотел узнать, испытываешь ли ты что-нибудь подобное. Как ты думаешь, эти ощущения могут быть с чем-то связаны? Я имею в виду не Итамон, а Деш-Тира.
Аритон содрогнулся всем телом, словно только сейчас почувствовал, насколько он продрог от долгого сидения на холоде.
— А почему бы не спросить Асандира? — сухо предложил он.
— Спрашивал, — стараясь не утратить терпения, ответил Лизаэр.
В ответ Аритон закрыл глаза.
Илессиду не оставалось иного выхода, как продолжать говорить.
— Наш великий чародей сразу же связался с Сетвиром. Маги Содружества не ощущают ничего необычного, а Дакар возится с ужином, и ему не до размышлений.
Где-то внизу тявкнула лиса. В сухой траве прошуршала полевая мышь, разыскивающая семена. Несмотря на ветер, туман плотно обступал место, где сидели братья. Аритон вытащил руки из рукавов, осторожно пристроил лиранту у ног и встревоженно потер виски.
Лизаэр облегченно вздохнул. Пусть Асандир с Сетвиром отмалчиваются; Повелитель Теней не посчитал его слова беспочвенной фантазией.
В действительности беспокойство Аритона касалось только его. Открыть зрение и слух мага навстречу тому, что донимало Лизаэра, означало обречь себя на дополнительные душевные мучения. Незримое наследие Итамона было для него слишком болезненным, чтобы заглянуть туда поглубже и попытаться разобраться; в особенности после ошеломляющих слов Асандира о спасении древних рас. Паравианские охранительные заклинания сдерживали натиск сущностей Итамона. Но поскольку защита Келина строилась на сострадании, а Аритон был сейчас уязвим, он не решался заглядывать вглубь. Он и сам не раз задавался вопросом: не могло ли нечто, вредоносное по своей природе, ослабить защитное действие заклинаний? Теперь, когда Лизаэр заговорил об этом вслух, Аритон мысленно отругал себя за беспечность. Сколько раз маги Раувена вдалбливали ему: непроверенные предположения — общая слабость всех образованных людей.
— Говоришь, Асандир и Сетвир ничего не обнаружили.
Это был не вопрос, а констатация факта, и потому Аритон не ждал ответа.
Влажное прикосновение тумана усиливало тревоги Лизаэра. Он перестал соскребать лишайник с обломка карниза и с упреком сказал:
— Ты ведь тоже это чувствуешь.
Аритон резко покачал головой.
— Сейчас я ничего не чувствую. Надеюсь, ты меня поймешь. Если бы я открылся всем этим ощущениям, если бы в моей защите появилась хотя бы щелочка, я бы оказался совершенно беспомощным и, наверное, рыдал бы сейчас в голос.
Аритон вздохнул, ударил ладонями по коленям и запрокинул голову.
— Ты, случайно, не захватил носового платка?
— Его всегда носил за мной мой слуга, — извиняющимся тоном ответил Лизаэр, оценивший мрачную шутку брата. — Может, в качестве замены подойдет мое плечо?
Лизаэр не паясничал; его предложение было дружеским и искренним. И в то же время болезненным, как пощечина, ибо Аритону сейчас не требовалось ничье утешение. Однако он сдержался и не ответил с привычной резкостью. Опасность, которая могла исходить от Деш-Тира, была слишком серьезной, чтобы отбрасывать ее ради личных переживаний. Лизаэру, лишенному магического восприятия, многого не понять, и прежде всего — почему Аритону ни в коем случае нельзя открывать в этом месте свое зрение мага. Но Деш-Тиру нет дела до того, каким образом кто-то умеет воспринимать происходящее.
Видя, что Аритон продолжает неподвижно сидеть и только ветер играет полами его плаща, Лизаэр сказал:
— Пойми, я не прошу тебя что-то делать, основываясь лишь на моих словах.
— Как раз наоборот, — резко прервал его Аритон. — Зная твою натуру, только глупец отмахнется от этих слов. Твои опасения надо проверять немедленно.
Почему-то это не обрадовало, а рассердило Лизаэра. Он резко выпрямился.
— Что? Прямо здесь и сейчас?
Их окружали холод и тьма, не говоря уже о том, что и в светлое время развалины неприятно будоражили Лизаэра.
Влажный холодный туман опускался, заполняя все щели и трещины. Ни один из них не видел дальше собственного носа. В воздухе пахло сыростью и гнилью.
Илессид попробовал шуткой отогнать нараставшее беспокойство.
— Я всегда знал, что ты чокнутый. Чего же удивляться, если тебе вдруг будет угодно заморозить собственные яйца до состояния мраморных шариков, охотясь за призраками.
Аритон сжал запястье брата.
— Закрой рот.
Потом он нагнулся и спешно подхватил лиранту. Все его действия насторожили Лизаэра.
Ветер, который дул здесь в любое время суток, вдруг стих. Неизвестно почему, но обломок карниза сделался весьма опасным местом. Лизаэр привычно потянулся за оружием и только сейчас вспомнил, что по собственной глупости оставил меч в башне. Он хотел было спросить, в чем дело, однако не решился, увидев, как замер его брат. Аритон явно во что-то вслушивался.
Мрак, сгустившийся вокруг них, стал иным. Ухо не улавливало никаких звуков, что уже было подозрительным. Смолкли совы. Мышь в траве либо замерзла, либо в страхе куда-нибудь убежала. Воздух лишился запахов; он уже не пах ни снегом, ни надвигающейся бурей. Он стал пресным.
Аритон по-прежнему не выпускал руку брата. Кажется, он хотел что-то сказать, но в эту минуту напряжение, овладевшее им, прорвалось. Аритон молча поднялся и потащил Лизаэра за собой. Что-то неведомое, доступное лишь восприятию Повелителя Теней двинулось вслед за братьями. Аритон бросился бежать. Лизаэр едва поспевал за ним. Они опрометью пересекли захламленный внутренний двор и выскочили в переулок. Развалины отзывались гулким эхом. Тени, обступавшие братьев, были непроницаемыми, как чернила. В одном месте путь им преградил поваленный дуб. Аритон, словно преследуемый зверь, бросился напролом, не обращая внимания на голые ветви и лишь прикрывая плечом лиранту. Лизаэра начали одолевать сомнения, а не является ли это спешное бегство обыкновенной проказой, которую Аритон решил устроить. Он попросил бежать не так быстро, иначе они рискуют изодрать в клочья всю одежду. К удивлению Лизаэра, сбивающееся дыхание поглотило его слова. Брат продолжал безостановочно тащить его дальше.
Вскоре Лизаэр утратил всякое желание спорить.
Хотя ветер стих, ветви упавшего дуба отчаянно трещали: кто-то или что-то неотступно двигалось следом за братьями.
— Если я допустил ошибку, то потом добавил к ней вторую, — сказал Аритон, дергая Лизаэра за рукав. — Такие разговоры надо вести не здесь, а под защитой башен.