– С Карлом – да, но не с Эдуардом.
– Расскажите поподробнее, если не трудно, – попросил Падоян, чувствуя, что нащупал что-то интересное.
– В последнее время Эдуард часто ругался с дедом, – словно бы неохотно заговорил Демченко после долгой паузы. – По работе, само собой. Он хотел сделать продукцию «Малахитовой шкатулки» доступной для рядового покупателя.
– Разве это плохо? – удивился опер.
– С одной стороны, нет. Эдуард предлагал отойти от высоких стандартов и запустить более дешевые линейки – например, в золоте пятьсот восемьдесят пятой пробы, с камнями помельче и подешевле, не премиальной огранки и так далее. Однако это потребовало бы расширения бизнеса и, как следствие, огромных вложений. Пришлось бы отказаться от многих эксклюзивных заказов, ведь мы – не нефтяная или газовая компания с практически неограниченными ресурсами! Карл не сразу отверг идею внука, а взял время на размышление. Мы все обсудили, подсчитали и пришли к выводу, что нам это не подходит – во всяком случае, пока.
– Какова была реакция Эдуарда?
– Бурная! Он, оказывается, уже начал наводить мосты и договариваться с возможными партнерами на этом новом для нас рынке, будучи уверен в согласии деда.
– А почему он не сомневался?
– Наверное, считал, что Карл видит его своим преемником и позволит проявить самостоятельность. На самом деле идея-то неплохая, просто время для нее было выбрано неудачно: Карл как раз начал строительство очередного ДПЛ, а это требовало больших денежных вливаний, поэтому на то, чтобы расширять бизнес, просто недоставало финансовых возможностей.
– А смерть Карла, выходит, развязала Эдуарду руки?
– Вы спрашиваете меня, считаю ли я его способным убить деда?
– Ну, давайте так сформулируем.
Демченко ответил не сразу.
– Я думал об этом, – произнес он наконец.
– В самом деле?
– Не потому, что я считаю Эдуарда способным на убийство, а в свете того… Ну, знаете, как говорят, – ищи, кому выгодно! В некотором смысле без Карла он получает больше свободы и волен воплотить свою идею в жизнь… Во всяком случае, он может попробовать. И все же мне не кажется, что Эдуард, при всем моем неоднозначном к нему отношении, мог такое сотворить!
– А как насчет Романа Вагнера? – поинтересовался Падоян. – Он мог?
– Я плохо знаком с сыном Карла, – покачал головой бывший директор. – Видел всего несколько раз, а разговаривал – и того меньше!
– Вы ведь были близки со своим боссом, я прав? Он когда-нибудь упоминал о завещании?
– О завещании? Нет, но мы были не настолько близки! Не думаю, что Карл стал бы делиться со мной своими соображениями по такому личному вопросу. Зная Карла, я могу предположить, что он ни с кем не стал бы это обсуждать.
– А вы сами как думаете, было завещание?
– Опять же, насколько я могу судить о характере Карла, он вряд ли пустил такое серьезное дело на самотек. Он отличался педантичностью, поэтому, скорее всего, позаботился бы о том, чтобы его воля была исполнена так, как ему хотелось.
– Луиза Вагнер считает, что Карлу незачем было писать завещание, – как бы между делом заметил Падоян.
– Ну да, ей бы этого очень хотелось! – ехидно скривился Демченко. Стало очевидно, что он не жалует вдову покойного начальника.
– А если завещание есть, то где, как вы думаете, он его хранил? – задал он вслух другой вопрос.
– Вряд ли на работе… Возможно, в своем кабинете, в сейфе? Но об этом вам лучше поговорить с его адвокатом, Германом Рубисом, – он может знать больше.
Марина Вагнер, первая жена Георгия, проживала в красивом, но пришедшем в упадок здании на улице Маяковского. Раньше оно являлось доходным домом Н. В. Чайковского, и Леру поразил контраст между былым, явно роскошным его состоянием и нынешним. Скорее всего, дом дожидался капитального ремонта, но пока что его длинные коридоры, высоченные потолки с остатками лепнины и лестничные пролеты создавали плачевное впечатление. Однако квартира, в которую попала Лера, позвонив в звонок, оказалась поистине произведением искусства: видимо, при разводе Георгий Вагнер не поскупился и выделил матери первенца огромную сумму на ремонт, а также на чудесную обстановку. После капремонта этот кусок недвижимости станет бесценным, особенно с учетом местоположения дома!
Лере открыла молодая горничная-филиппинка. Холл квартиры оказался просторным, повсюду было светлое дерево – итальянский паркет на полу, мебель, практически сливающаяся со стенами, оклеенными бамбуковыми обоями, и потолки с обновленной лепниной. Горничная проводила Леру в гостиную, где ее ожидала Марина Вагнер, с которой она заранее договорилась по телефону.
– Ума не приложу, что вы хотите у меня узнать! – сразу заявила первая невестка ювелира. – Я не видела Карла лет десять, слава богу!
– У вас были плохие отношения? – задала вопрос Лера. Она не допускала мысли, что Марина причастна к убийству, однако та могла знать что-то, способное пролить на него свет. Лера придерживалась стратегии, которую переняла у Аллы Сурковой: при расследовании преступления никакая информация не является лишней, любые сведения, даже самые тривиальные и кажущиеся неважными на первый взгляд, могут оказаться ключевыми впоследствии.
– Да не было никаких отношений! – отмахнулась Марина. Глядя на нее, Алла спрашивала себя, что покойный сын Карла мог найти в этой тучной тетке с тремя подбородками, «гнездом глухаря» на голове и вечно недовольным выражением лица. Единственным, что привлекало в ней внимание, были руки – несмотря ни на что, тонкие, с длинными пальцами и прекрасным современным маникюром. И, пожалуй, еще глаза – цыганские, блестящие, когда-то, видимо, большие, но теперь утонувшие в складках жира. По прикидкам Леры, ей должно быть чуть за пятьдесят, ведь Марина вышла за Георгия совсем молодой, но после развода она распустилась и перестала следить за собой. Чего не скажешь о доме – он напоминает картинку из журнала «Интерьер»!
– Карл не вмешивался в жизнь Георгия, – продолжала между тем Марина. – Оно и понятно, ведь Гоша волочился за каждой юбкой, поэтому уследить за ним не представлялось возможным, да и пил он, как лошадь, царствие ему небесное! Так что мы с Карлом едва общались даже тогда, когда я жила с бывшим мужем, а уж потом… Но я ему благодарна за Эдика: Карл принял его в компанию, всему научил и подготовил к тому, чтобы мой сын принял у него бразды правления!
– Разве вы не в курсе, что Эдуард, скорее всего, ничего не получит?
– Это почему же?
– Он не является наследником первой очереди.
Марина выглядела потрясенной: похоже, сын не обсуждал с ней эту проблему.
– Интересно, если не Эдику, то кому же все достанется? – спросила она нервно. – Луизке, что ли, этой лахудре?!
– Почему вы так ее называете?
– А как ее называть прикажете? Нашла себе богатого старичка, выскочила за него замуж и оказалась в шоколаде!
– Но они с Карлом прожили много лет…
– А чего бы не прожить-то – чай не в халупе, а в богатом доме со всеми удобствами, с прислугой… Так что, она – наследница?
– Она и сын Карла.
– Но Георгий погиб!
– Я о его приемном сыне.
– А-а… Разве приемным что-то положено?
– Карл усыновил его официально, поэтому на данный момент наследниками являются он и Луиза. А еще, скорее всего, что-то причитается Эльзе и Антону.
– Но это несправедливо! – воскликнула Марина. – Эдик – единственный, кто может заниматься производством, никто другой в этом не разбирается!
– Вашему бывшему свекру следовало подумать об этом заранее, – заметила Лера. – Если бы он составил завещание, то мог бы прописать там, кому что достанется в случае его смерти.
– А завещания точно нет?
Лера покачала головой.
– Во всяком случае, пока оно не найдено, – добавила она. Марину можно было только пожалеть: она любит сына, и он действительно принимал активное участие в работе фирмы деда – в отличие от остальных членов семьи. Конечно же и ему, и его матери должно быть обидно!
– А почему вы сказали, что близнецы должны получить часть наследства – разве они не в том же положении, что и Эдик? – спросила Марина.
– Они несовершеннолетние, потерявшие кормильца, поэтому по закону…
– Ах, бросьте, по какому закону! – в сердцах перебила женщина, с неожиданным для ее грузного телосложения проворством вскакивая на ноги и принимаясь ходить взад-вперед, выплескивая наружу раздражение и разочарование. – Значит, Антону достанется приличный кусок наследства, этому наркоше?! Он же все спустит на коноплю… или что он там курит!
– Антон – наркоман? – переспросила Лера: эту информацию она слышала впервые.
– Карл несколько раз клал его в наркологическую клинику, только все зря – горбатого могила исправит! Могу представить, на что он потратит свою долю! А Роман этот… Господи, он ведь вообще непонятно кто, приблуда чья-то, да еще и псих!
– Что вам об этом известно? – ухватилась за последние слова собеседницы Лера.
– Да то же, что и всем, – пожала плечами Марина. – Карл постоянно таскал его к психиатру – вот и допрыгался, что парень его грохнул! А все почему? Незачем приводить в дом всякую шушеру!
– Эдуард общался с Романом?
– У них нет ничего общего! И я рада: еще неизвестно, что могло случиться, если бы Эдик… Господи, аж мурашки по коже! Вообще, скажу я вам, Вагнеры – та еще семейка, и слава богу, что я вовремя ее покинула. Правда, есть там один адекватный человек, Эльза, но она делу не помогает: в конце концов, ей еще восемнадцати нет!
– Но ведь ваш сын – тоже Вагнер, – заметила Лера.
– Вот именно – мой сын, – кивнула Марина, сделав упор на притяжательное местоимение. – У него от них – ничего, кроме фамилии, и дед, судя по всему, позаботился о том, чтобы так оно и оставалось, иначе старый маразматик отписал бы Эдику хоть бизнес, ведь пропадет же дело, на корню сгниет!
Лера встретилась с операми в столовой во время обеденного перерыва – редкий случай, когда все они оказались на месте, а не рыскали по адресам.