– Ну да, конечно, – кивнул Иван Михалыч, – ведь сразу понятно, что машина не наша, не местная! Мне страсть как хотелось в салон заглянуть: если она снаружи такая навороченная, то что же внутри?! А внутри – вон как оказалось…
– Дверца была открыта или закрыта?
– Закрыта. А вот стекло было опущено, так что я сразу все понял!
– Ваши окна выходят во двор или на улицу?
– На улицу… Вы хотите спросить, не видел ли я, как машина въезжала? Нет, чего не видал, того не видал!
– Камеры наблюдения на доме имеются?
– Да бог с вами, какие камеры!
Лера уже и сама сообразила, что задала дурацкий вопрос, и устыдилась собственной глупости: разве можно ожидать, что в подобном дворе окажутся признаки цивилизации!
– Когда вы вышли, никого не видели? – спросила она.
– Да нет, никого, – покачал головой свидетель. – Во всяком случае, я не заметил.
– Надо опросить соседей, чьи окна выходят во двор, – обратилась Лера к Леониду. – Кроме того, нужно проверить камеры на соседних зданиях: может, на них видно, как Луиза въезжает и кто оказался там до или после этого.
– Уже делается, – сказал Коневич. – Севада пошел по этажам. Мне вот интересно, как Луиза оказалась в таком, мягко говоря, не соответствующем ее запросам местечке?
– Не поверишь – я задаю себе тот же вопрос! – вздохнула Лера. – Только-только я собралась прижать ее к стеночке фактами…
– Что будем делать?
– Надо проверять алиби членов семьи на сегодняшнее утро. Может, и ночь – все зависит от выводов экспертов по поводу момента смерти Луизы!
– Ясно. Тогда я пойду помогу Падояну. А ты в контору?
– Нет, я, пожалуй, наведаюсь к Роману Вагнеру.
– Ты же понимаешь, что он снова стал подозреваемым номер один? Если в тот день к нему в психушку действительно приходила Луиза…
– Конечно, я все понимаю! – раздраженно перебила его Лера: почему, собственно, он полагает, что она относится к Вагнеру как-то по-особенному?! Хватит с нее Логинова с его ухмылками, многозначительным взглядами и двусмысленными репликами! – Его алиби я проверю в первую очередь!
– А ты не думаешь, что встречаться с ним один на один небезопасно?
– Что он сделает – убьет меня и спрячет под ковер?
– В такой огромной хате? Даже не удивлюсь!
Махнув на опера рукой, Лера пошла к арке, возле которой оставила машину. Стоило выехать из нее и оказаться на набережной, как мир вокруг изменился: красота Фонтанки, по обе стороны которой высились старинные особняки, отреставрированные и сверкающие новыми оконными рамами, с обновленной лепниной на фасадах, услаждала взгляд не то что приезжего, но даже местного жителя. Солнце почти добралось до зенита, и его лучи отражались в золотых куполах церквей и в свежеперекрытых крышах, а также в воде мирно несущей свои воды городской реки, помнившей Петра Первого.
До основания Санкт-Петербурга у водоема и имени-то не было! У ее истоков стояли деревни, как и на месте Александринского театра, а сама она была лишь болотной речкой, образующей в своем течении острова и заводи. В те времена реки и каналы представляли куда большую важность, нежели дороги: по ним доставлялись дрова и продукты, а также передвигались по городу люди. На каждой набережной сооружали пристани, спуски к воде и небольшие гавани, ставшие позднее частью ансамбля набережных. Вода из реки использовалась в хозяйственных целях – например, для стирки, так что можно себе представить, насколько «чистой» она была. Судьбоносным моментом в жизни безымянной речки стало строительство фонтанов в Летнем саду. Для снабжения их водой специально вырыли Лиговский канал, однако выяснилось, что этого недостаточно. И тогда было принято решение брать воду из безымянной речушки при помощи паровой машины. Таким образом, ей было присвоено имя «Фонтанная», а впоследствии название изменилось на «Фонтанку».
Лера иногда развлекалась тем, что, колеся по городу, представляла себе, как выглядело то или иное место ее родного города сто, двести или даже триста лет назад: какие люди ходили по этим улицам, гуляли по площадям, любовались пышными зарослями сирени весной… Зазвонил телефон, и Лера включила гарнитуру: мать настаивала, чтобы она пользовалась этим удобным изобретением в целях безопасности и не отвлекалась во время движения.
– Валерия Юрьевна, это Кириенко, – раздался голос в наушнике. – Вы где сейчас территориально?
Лера ответила.
– Жду вас у себя через двадцать минут!
Больше Дед ничего не сказал. Лера отметила, что голос его звучал отнюдь не дружелюбно: неужели до него дошла информация о гибели Луизы? Лера понимала, что этот факт не вызовет радости начальства, но надеялась, что у нее будет время получить хоть какую-то информацию, чтобы предстать перед руководством во всеоружии!
Лере не так часто приходилось бывать в кабинете Кириенко, поэтому она чувствовала себя неуютно в помещении, напоминающем кабинеты начальников советских времен – тяжелая мебель, зеленое сукно и неизменная зеленая лампа на столе с красивым чернильным прибором.
– Что же вы, Валерия Юрьевна! – с порога накинулся на нее Кириенко. – Мы вам, понимаешь, серьезное дело доверили, а вы вместо того, чтобы найти и закрыть злодея, подкинули нам еще один труп!
«Он говорит так, словно я сама и убила Луизу!» – мелькнуло у Леры в голове. Однако Кириенко не был зверем и, поняв, что перегнул палку, смягчил тон и сказал уже спокойнее:
– Вы телевизор-то хоть смотрите, а?
Лера покачала головой.
– Редко, времени нет.
– А вот и зря! Сейчас все СМИ только и кричат о смерти Карла Вагнера!
– С чего вдруг? – удивилась Лера. – Ведь время же прошло, все более-менее тихо было…
– То-то и оно, что «было», – вздохнул Кириенко. – У меня создается впечатление, что кто-то подогрел их интерес!
– Уверяю вас, Андрон Петрович, это не я!
– У меня и в мыслях не было на вас это вешать, просто теперь на нас оказывается большое давление!
– Разве Карл Вагнер был такой уж значимой фигурой?
– Вы даже не представляете себе!
– Он же занимался «ювелиркой»…
– Во-первых, не обычной «ювелиркой», а элитарной! А во-вторых, не этим он знаменит, а своей благотворительной деятельностью. На самом верху решили взять дело под контроль, понимаете? А это вам не хухры-мухры… Есть у вас хоть какая-нибудь жизнеспособная версия?
– Есть, и не одна…
В этот момент раздался тихий стук в дверь, после чего она открылась и вошла Суркова. Она выглядела очень мило в василькового цвета брючном костюме, подчеркивающем красоту ее темных, блестящих волос, обрамляющих молочно-белое, без малейшего изъяна, лицо. Леру удивляло достоинство, с которым держится замруководителя Управления: несмотря на небольшой рост, который она, в отличие от многих других, не пыталась компенсировать за счет высоких каблуков, Аллу Суркову невозможно было не заметить. На вкус и цвет, как говорится, товарищей нет, и кое-кто мог счесть ее фигуру чересчур аппетитной и не соответствующей строгим стандартам красоты, бытующим в нынешнем обществе, однако Лере казалось, что во внешности ее старшей коллеги нет ни единого недостатка.
– Андрон Петрович, я тут узнала, что вы вызвали Валерию Юрьевну на ковер, – мягко проговорила Суркова, приближаясь к столу, за которым сидели Кириенко и Лера.
Леру всегда интересовала природа отношений Деда и его зама: они были даже не дружескими, а гораздо более теплыми, словно у отца и дочери. Злые языки, завидовавшие Сурковой, намекали, что та продвинулась по службе через постель Кириенко, но Лера не сомневалась, что это досужие сплетни. Суркова не допускала фамильярности в общении с начальником, была корректна и доброжелательна, не злоупотребляя его хорошим отношением к ней. Возможно, именно поэтому оно и оставалось таким? А еще потому, что она чертовски хороший следователь, и Лера многое бы отдала за умение Сурковой разговаривать с людьми, вызывая их на откровенность. Этим особым даром Лера надеялась со временем овладеть.
– Неужто вы пришли защитить вашу протеже, Алла Гурьевна? – удивленно поднял брови Дед. Голос его звучал строго, но лицо выражало скорее изумление, нежели недовольство.
– Не совсем, – ответила следователь. – На самом деле к Валерии Юрьевне тут пришел один гражданин, который, возможно, является ценным свидетелем.
Лера удивленно воззрилась на Суркову: она понятия не имела, о чем та говорит.
– В самом деле? – переспросил Дед. – Что ж, тогда не буду мешать следственным действиям… Идите, Валерия Юрьевна, и, пожалуйста, постарайтесь работать побыстрее и без дальнейших жертв: еще одного трупа нам не простят!
Выскочив вслед за Аллой Сурковой из кабинета, Лера прикрыла за собой дверь и спросила:
– Это вы придумали, Алла Гурьевна, – ну, про свидетеля?
– Вовсе нет! – усмехнулась та. – Гражданин рвался ко мне – видите ли, подавай ему самого главного следователя! А я сказала, что ему следует поговорить с вами. Дежурный сообщил, что вас вызвали на «разбор полетов», и я решила, что пора вас выручать.
– Спасибо, Алла Гурьевна, – искренне поблагодарила Лера. – У нас несколько версий, просто…
– Поговорите с гражданином, Лера, – прервала ее Суркова. – Похоже, ему есть что сказать!
У ее кабинета сидел, беспокойно ерзая на стуле, немолодой мужчина кавказской наружности. Лера отметила безупречно пошитый костюм шоколадного цвета, галстук с золотой нитью и наручные часы, которые, вероятно, стоили, как подержанная иномарка. Ухоженные шевелюра с проседью и борода также говорили о достатке и положении в обществе. При виде Леры посетитель вскочил на ноги. Его взгляд просканировал ее с головы до пят, и на его лице отразилось разочарование: очевидно, Алла Суркова произвела на гражданина гораздо лучшее впечатление.
– Так это вы следователь по делу об убийстве Карла? – с сомнением произнес он. Акцент был довольно сильным: видимо, посетитель не был коренным петербуржцем.
– Да, это я, – ответила Лера, подавив желание сказать колкость: в конце концов, за выражение лица не судят, а мужик может оказаться ценным свидетелем. – А вы?..