– Карл отдал его мне, – игнорируя ее слова, сказал Роман.
– Зачем?
– Он предполагал, что у кого-то все же может появиться желание проверить его слова о «секрете» сейфа.
– Он имел в виду кого-то конкретного?
– Если и так, то мне он не сказал.
– Выходит, вы все это время лгали об амнезии!
Лера изо всех сил сдерживалась, но внутри кипела от гнева.
– Напрасно вы злитесь, – сказал подозреваемый. – Я врал не обо всем. А делал я это потому, что, скажи я правду, вы бы мне не поверили!
– И все-таки попробуйте, – предложила Лера. – Вдруг вы ошибались в своих предположениях?
– Не думаю.
– Начните с того дня, когда вы покинули лечебницу.
– Боюсь, что как раз с этим у меня проблемы, – покачал головой Роман. – Я не помню, что было в тот день и последующие двое суток!
– Что ж, ожидаемо! – с сарказмом пробормотала Лера.
– Вы хотели правды – получайте, – пожал он плечами. – Верить или нет – дело ваше, но, насколько я понимаю, предъявить вам мне все равно нечего!
А ведь он прав, черт подери! Во всяком случае, до тех пор, пока нет результатов из лаборатории насчет медвежьего меха.
– Хорошо, продолжайте, – попросила она. – Что вы помните?
– Помню обед, – медленно проговорил Роман, кладя руки на стол ладонями вниз. Из курса психологии в университете и кратких тренингов, на которые время от времени ее посылали от ведомства, Лера помнила, что подобный жест говорит об уверенности. То есть Вагнер не сомневается в том, что она ему поверит? Или еще: такое положение кистей рук говорит о доминировании, о желании визави подавить собеседника и занять главенствующее место в беседе.
– Не то, что происходило во время него, а то, что я на нем был, – добавил он.
– А потом?
– Потом – не помню. Я очухался в каком-то здании… Заброшенном здании. Голова гудела, во рту пересохло, но, самое страшное, я не представлял, как туда попал!
– Вы принимаете какие-нибудь сильнодействующие препараты?
– Нет, ничего, кроме препарата от депрессии, да и тот – курсами, а не постоянно.
– У вас часто случаются провалы в памяти?
– Не припомню такого.
– Ваш диагноз имеет к этому отношение?
Роман покачал головой.
– Вы были связаны? – продолжала сыпать вопросами Лера. – Вас охраняли?
– В том-то и дело, что нет, но на запястьях я обнаружил следы от веревки. Думаю, что я провел в том месте долгое время, иначе они не были бы такими глубокими. Я не мог прийти туда сам – черт, я слабо представляю себе, где это вообще!
– Очень интересно… – Звучало настолько неправдоподобно, что вполне могло оказаться правдой! – И что же вы сделали?
– Пошел домой.
– Вы же не знали, где находитесь!
– Ну, я вышел из здания… Оказалось, я был на втором этаже, поэтому пришлось спуститься.
– И как долго вы добирались, на чем?
– Мне кажется, несколько часов. Я шел лесом… Потом – на электричке.
– Так вы находились за городом?
– Да. Я… я просто сел в подошедший поезд.
– Сейчас в поездах регулярно проверяют билеты, – сказала Лера. – Как вы этого избежали?
– Не избежал. Ко мне подошли проводники, но я… Не знаю, видимо, они поняли, что толку от меня не добьешься, поэтому они оставили меня в покое. Денег у меня все равно не было, как и телефона, поэтому им пришлось бы высаживать меня силой, а связываться не хотелось… По-моему, они решили, что я пьян или под наркотой. На самом деле мне тоже так казалось: все, что со мной происходило в это время, было как будто не со мной, словно я смотрел на себя со стороны… Очень странное ощущение!
– Это легко проверить, – подала голос Бондаренко, обращаясь к Лере. – Вы помните, на какой станции сели в электричку, Роман?
– На платформе была надпись: «Низовская».
– Ну вот!
– Мы обязательно найдем тех проводников – если они, конечно, существуют, – заверила адвокатессу Лера, делая пометку в блокноте. – Как вы поняли, в какую сторону ехать, Роман?
– Спросил у каких-то дачников – они на платформе стояли. Шарахнулись от меня, как от прокаженного, но сказали, в какой стороне Питер.
– Когда вы прибыли, как действовали?
– Пошел пешком.
– Почему не попросили у кого-нибудь телефон и не позвонили отцу?
– Я подумал, что вряд ли кто-нибудь согласится – полагаю, видок у меня был тот еще! Хотя, «я подумал», пожалуй, преувеличение: у меня мозги плавились, поэтому я мало что соображал!
– Вы полагаете, вас чем-то накачали?
– Определенно!
– Но в больнице не сказали, что в вашей крови обнаружены какие-то чужеродные вещества!
– Вы наверняка в курсе, что существуют препараты, которые быстро выводятся из организма, – ответила за подзащитного адвокатесса.
– Спасибо, что напомнили, – буркнула Лера: она задала этот вопрос, чтобы сбить с толку допрашиваемого, а вовсе не затем, чтобы ей указали на очевидный факт! – Как вы оказались под колесами Веры Сокольской?
– Честно говоря, не знаю, – пожал плечами Роман. – Я шел по тротуару, а потом… То ли меня повело в сторону, то ли я не заметил, что оказался на проезжей части. Под колеса, кстати, я не попал: она просто стукнула меня бампером. Довольно сильно, но столкновение могло окончиться для меня гораздо хуже: у нее отличная реакция!
– Да уж… Так что же заставило вас обманывать всех потерей памяти?
– Сначала я не обманывал: в голове была такая неразбериха, что я себя не помнил! Потом, конечно, мысли стали упорядочиваться, и я смог рассуждать здраво. Я вспомнил почти все, но несколько дней выпали из моей памяти. Точнее, два с половиной дня. Необходимо было понять, как я оказался в заброшенном здании и кто накачал меня какой-то дрянью! Вот тогда-то я и решил притвориться, что забыл не только те два с половиной дня, а все на свете… А потом появился следователь, и я узнал о гибели Карла.
– И решили продолжать лгать? Почему?
– По-моему, это очевидно! – воскликнула Марина Бондаренко. – Он опасался за свою жизнь, ведь кто-то похитил его и удерживал в этой… в Низовской!
– Отчасти по этой причине, – согласился Роман. – Но это не главное.
– Что же, по-вашему, главное? – поинтересовалась Лера.
– Я хочу знать, кто убил Карла!
– Так вы пытались вести собственное расследование?
– А как бы вы поступили, если бы вас обвиняли в убийстве? Очевидно же, что меня подставили! Я решил, что убийца, скорее всего, кто-то из родственников: все на это указывает.
– Так вы за этим приходили в нотариусу?
– Надо было с чего-то начинать! Я хотел понять, кто еще знает о завещании и желает его заполучить или уничтожить. Оказалось, два человека – Луиза и Эдуард.
– Выходит, вы знали о существовании завещания?
– Разумеется, Карл мне сказал.
– И кто же наследники?
– Я.
– Только вы?
– Да.
– Вам не показалось это странным? Ну, у Карла ведь есть и другие родичи…
– Он не объяснял мне своих мотивов – просто поставил перед фактом.
– И вы, конечно же, не возражали?
– А вы бы возражали?
Если бы Лере оставили кучу денег, бизнес и недвижимость? Глупый вопрос!
– Я никогда особо не общался с родней Карла, – добавил Роман. – Он этого не хотел.
– А как, по-вашему, почему ваш приемный отец возражал?
– Наверное, у него имелись причины.
Звучало странно, ведь Роман, будучи усыновлен Карлом, должен был войти в его семью. Однако Карл не пытался сделать его ее частью, а, казалось, всячески ограждал приемного сына от общения с другими домочадцами.
– Вы не считаете, что Карл мог действовать так из-за вашего диагноза? – спросила Лера.
– При чем тут это?
– Ну, может, он боялся за своих родных?
– Вы же ничего не знаете! – усмехнулся Роман.
– Не знаю, потому что ни вы, ни ваш врач не хотите рассказывать.
– Это не имеет отношения к случившемуся, можете мне поверить!
Лера так не считала. Все, что она на данный момент знала о Романе Вагнере, ставило ее в тупик, и главной проблемой был этот самый пресловутый диагноз! Ей казалось, что, знай она, чем болен подозреваемый, это решило бы половину дела.
– Вам известно, где находится завещание?
– Копия – у нотариуса, естественно. А оригинал – в сейфе. Сейф, я так понимаю, у вас?
– Вы можете его открыть или нам вскрыть его самим? Ну, раз нет опасности, что…
– Вот, возьмите, – перебил ее Роман, снимая с пальца кольцо, которое Лера сама же и передала ему, получив, в свою очередь, от Сурковой.
– Зачем?
– Кольцо – ключ от сейфа, – пояснил он. – Карл отдал его мне, когда рассказал о завещании и попросил забрать сейф к себе.
– Почему?
– Думаю, он что-то подозревал.
– В смысле, что его могут убить?
– Нет, конечно! Просто боялся, что, несмотря на его предупреждение, у домочадцев может возникнуть искушение там пошарить. Мы перевезли сейф в мою квартиру, а потом я решил, что в мастерской ему будет безопаснее. Кстати, я оказался прав, ведь следователь Лурье так и не узнал о существовании мастерской и, соответственно, не обнаружил сейфа!
– Вы открывали его после смерти Карла?
– Только когда вы рассказали об ожерелье. Я, честно говоря, и думать о нем забыл, ведь заказ был закончен до того, как все произошло, и я положил его в сейф. Я не знал, кто заказчик, но потом появились вы. Я открыл сейф, нашел ежедневник Карла, где он записывал и свои встречи, и заказы, полученные от особо важных клиентов. Так я и выяснил имя Думбадзе.
– Ежедневник все еще в сейфе?
– Да. Я прочел его от корки до корки, пытаясь найти хоть что-то, какой-то намек на то, кто убил Карла…
– Нашли?
Роман покачал головой.
– Теперь мы попробуем, если не возражаете, – сказала Лера. Впрочем, даже если бы ему вздумалось возразить, это вряд ли что-нибудь изменило бы!
– У меня последний вопрос на сегодня, – сказала Лера, уже поднявшись и готовясь уйти. – Вы все время называете вашего приемного отца по имени, и никогда – отцом. Неужели за десять лет, что он опекал вас, вы не начали испытывать к нему сыновних чувств? Даже после того, как узнали о его планах оставить вам все свое состояние?