От холода зуб на зуб не попадает. Руки немеют, ступни сводит и обжигает льдом, но мне нужно держаться. Обнаружившимся в кармане плаща белым платком с вышитыми на нем инициалами «И.С» – Ингрид Свенссон – я туго перевязываю порез на ладони и, прикусив зубами концы ткани, затягиваю узел. Готово.
Подув на руки, прячу ладони в карманы. Еще чуть-чуть, вот сейчас. Если никто не проедет мимо, поплетусь через лес, по горным тропам. Дождь смоет мои следы, и Хельвинам будет меня не найти. Есть еще дикие звери, но, пожалуй, я так устала, что принять смерть от их зубов и когтей будет не самым утомительным для меня финалом.
Вдыхаю аромат эфирных масел, которыми наполнен лес во время дождя, и улыбаюсь. Перед глазами стоит лицо Бьорна. Его посиневшие губы розовеют, рваный шрам на щеке снова наливается кровью, кожа, слегка тронутая холодной белизной, возвращает себе первоначальный здоровый вид. Смерть отдает нам победу, она отступает – парень будет жить. Я это видела собственными глазами, и это главное.
Воровато оглядываю из-за дерева трассу, усеянную цветами, свечами и лентами. Это место так и дышит потерей: сколько жизней оно забрало, сколько молодых душ загубило. Невидимые завихрения энергии, которые привлекают всякую нечисть, если верить словам Сары, здесь особенно активны и коварны. И при мысли об этом становится жутко.
Интересно, удалось ли Хельвинам справиться с Ингрид? Надеюсь, да. В противном случае – она станет еще злее и беспощаднее и найдет для осуществления своих планов еще более жестокие и чудовищные средства.
Лучше об этом не думать. Не сейчас.
Я делаю шаг, чтобы лучше рассмотреть то, что светлеет в кустах у дороги. Это плюшевый мишка. Рядом с ним букет тюльпанов. «Возлюбленному сыну Оле» – написано на импровизированной мемориальной доске. Буквы размыты от дождя, свечи, стоящие вокруг, погашены им же. Мишка выглядит потрепанным, цветы пожухли и опустили головки.
Мне хочется подойти, поднять игрушку и согреть у себя на груди. Хочется очистить ее от грязи и избавить от влаги, чтобы ее маленький владелец посмотрел с небес и порадовался, но в последний момент я делаю шаг назад – обратно под дерево. Нельзя ничего брать с могил. Даже если это не могила, а поминальное место.
Все должно оставаться не тронутым – чтобы напоминало проезжающим о разыгравшейся тут трагедии, отнявшей жизни. Чтобы другие помнили, чтобы были осторожны.
Только силы природы могут забрать себе эти знаки почести усопшим. Лишь им под силу развеять над долиной остатки напоминаний и горечь чужой утраты. И только память тех, кто любит и верит, словно чувствительная фотопленка сохранит самые важные моменты навсегда.
Я опускаю взгляд и вижу под ногами сине-фиолетовые цветки жирянки обыкновенной. Они никак не хотят сминаться под подошвами моих резиновых сапог – стойко держат оборону и, стоит отойти, выправляются, разгибая стебельки-шейки. У меня не получается удержаться от улыбки.
Лифграс – трава жизни, вот как еще зовут это растение. Издревле считалось, что ее листья подобны мертвой воде – могут оживлять тех, кто покинул этот свет. Если бы не Ингрид, и не ее волшебные сказки из детства, я бы никогда не узнала об этом. Ирония судьбы. Только тетя никогда не говорила, что мертвая вода – это я.
Она вообще никогда не говорила мне правды.
Я вытягиваюсь в струнку, заслышав издалека звук мотора. Вглядываюсь в темное полотно дороги, и мое сердце испуганно съеживается. Если это полицейская машина, побегу в лес и буду бежать, пока не упаду без сил. Если это…
Небольшой старенький хэтчбек, похрустывая и постанывая, неспешно входит в поворот. Мне удается разглядеть пожилого мужчину за рулем и его немолодую спутницу, а также нагруженные резиновой лодкой багажные рейлинги на крыше автомобиля. Старики любят отправляться в путешествия ни свет, ни заря. Наверное, поехали на речку порыбачить или на кемпинг.
Времени на размышления у меня нет – через мгновение машина проедет мимо. Поэтому я откидываю капюшон и быстро вскарабкиваюсь по отвесному склону к асфальтному покрытию. Пара секунд, и уже вскидываю вверх руку.
Опешив от моего внезапного появления на краю дороги, старичок испуганно бьет по тормозам. Колеса автомобиля идут юзом и жалобно скрипят. Машину едва не заносит, и я вижу, как женщина на пассажирском сидении в ужасе хватается за поручень. На мгновение мне кажется, что по моей вине произойдет авария, но все обходится – хэтчбек, устало вздохнув, останавливается прямо передо мной.
– Простите, – кричу я, сложив ладони лодочкой.
– Господи, Хенрик, – слышится голос старушки, – это девочка! Посмотри, она же вся промокла!
– Откуда ты, дитя? – Спрашивает мужчина, отцепляя ремень безопасности и выбираясь из машины.
«Дитя».
Я грустно усмехаюсь про себя.
Мара, оборотень, ужас, летящий на крыльях ночи – вот, что я думала о себе все последнее время, позабыв о том, что для всех остальных выгляжу юной и беззащитной.
– Хенрик, на этом участке дороги нельзя останавливаться! – Звенит ее голос. – Пусть садится, если ее нужно подвезти.
– Что-то случилось? – Оглядывает он меня, приближаясь.
Мой плащ развевается на ветру, я плотнее запахиваю его полы.
– Мне нужно в Моненфлод. – Произношу тихо.
– Ты вся дрожишь! – Восклицает мужчина. – Заблудилась?
Я поджимаю замерзшие губы.
– У меня есть деньги. Подвезете?
– Хенрик! – Доносится из машины. – Ты и сам сейчас весь вымокнешь!
– Мы едем в Гримдаль. – Участливо сообщает он.
И качает головой, заметив мои посиневшие от холода ноги, обутые в грубую резину.
– Это мне подходит. – Говорю я, выдавливая улыбку.
– Тогда садись скорее.
Он провожает меня до машины и открывает дверцу.
– Я сдвинула сумки, места не очень много, но она ведь совсем тощая, влезет. – Сообщает женщина. – Давай, садись, сейчас настроим кондиционер, и ты согреешься. Вот так. – Она одаривает меня улыбкой, от которой сразу становится теплее. – Ты ведь не сбежала из дома, да? У нас с тобой не будет проблем?
– Нет, мне восемнадцать. – Вру я. – Путешествую по стране.
– Гроза застала тебя не в лучшем месте… – запинается она.
– Нея. – Представляюсь я.
– Очень приятно, Нея, а я – Маргрет. – Женщина отворачивается к приборной панели и крутит рычаги. – Сейчас сделаем теплее, потерпи. – И когда ее муж садится за руль, замечает: – Бедняжка совсем продрогла, я же тебе говорила, Хенрик.
– Ей повезло встретить нас здесь. Вряд ли кто-то другой поедет этой дорогой в такой час. Место жуткое, опасное.
– Ты только не переживай, – бросает Маргрет через плечо, – мой Хенрик – лучший водитель из всех, кого я знаю. Ему эта трасса самоубийц, что ровное шоссе!
– Спасибо. – Отзываюсь я.
По ногам уже дует приятное тепло. Автомобиль трогается с места, и мне становится спокойнее. Все позади, я уезжаю из Реннвинда. Дорога убаюкивает, и здесь так хорошо.
– Ты путешествуешь налегке? – Спрашивает Маргрет.
– Да. – Отвечаю я, глядя в окно.
Женщина оборачивается и подмигивает мне.
– Когда я была молодой, тоже делала со своими волосами всякое. Но тебе идет.
В тот момент я еще не понимаю, о чем она, и потому вежливо улыбаюсь в ответ. Старушки вообще странные, а еще почти ничего не видят без очков.
Глава 20
Темная комната.
Кажется, однажды я уже была здесь. Мне все знакомо. Стены из грубого кирпича, покрытого темно-синей краской, римские шторы, опущенные до предела и не пропускающие свет снаружи, небольшой ночник в виде следа от звериной лапы на журнальном столике, стеллаж, заставленный книгами и кубками.
В прошлый раз я не разглядывала строгое убранство потому, что меня сразу привлек силуэт, спящего на кровати. В этот раз же приходится отвлекаться на голоса по ту сторону двери: они ругаются, ожесточенно спорят о чем-то. В полоске света под дверным полотном видны их тени.
– Нужно было прикончить его!
– Он – твой сын!
– Ты даже не знаешь, что он теперь!
– Так узнай, а уже потом решай!
Я поворачиваюсь к кровати, делаю осторожный шаг и замираю. Скольжу взглядом по четко вырисовывающимся линиям: спящий одет в светлое и по пояс укрыт льняным одеялом. Его поза проста и строга – руки сложены на груди, ноги вытянуты по швам, лицо устремлено в потолок, веки закрыты. Так укладывают покойников, но, приглядевшись, можно обнаружить, что его грудь вздымается и опускается во время дыхания.
Подхожу ближе.
Здесь явственно ощущается запах медикаментов. Кто-то обработал его раны, наложил многочисленные повязки на кожу.
Я забираюсь на постель возле его ног и пробираюсь выше – к голове. Он дышит ровно. Оседлав спящего, точно наездница, медленно наклоняюсь к лицу. Бьорн спит. Его светлые волосы кем-то бережно расчесаны и уложены вокруг головы, правая щека заклеена большим пластырем, шея тоже. Похоже, у него останутся шрамы – Ингрид неплохо приложилась.
Несмотря на раны и на все произошедшее, парень находится в объятиях сна, и его лицо выглядит безмятежным. Тому, что живет внутри меня, ужасно нравится эта его безмятежность – она делает его неспособным к защите. Я наклоняюсь ниже и очень хочу его поцеловать, но мои руки плотно смыкаются на его шее, а пальцы впиваются в горло – сильнее, сильнее. Вот-вот раздастся громкий хруст.
И вдруг его глаза открываются.
Пустые черные зрачки. Хлоп! Уставляются на меня и пронзают насквозь.
– О-ох! – Я выпрыгиваю из сна, хватаясь за сердце.
– Ого, дитя, да тебе приснился дурной сон. – Обеспокоенно тянет Маргрет, обернувшись ко мне.
Пытаясь отдышаться, я стираю запястьем холодный пот с лица. Оглядываю салон и встревоженные лица попутчиков. «Нет, только не это. Неужели, я уснула?»
– А почему мы стоим? – Спрашиваю я, приникая к окну.
– Мы на заправке в Гримдале. – Объясняет Хенрик.
– А который час? – Судорожно осматриваю свои руки.
Часов на мне нет, посмотреть негде.