Мы провели вместе столько лет, что я не сомневалась – Ингрид любит меня. Может, и не как собственное дитя, но уж точно испытывает теплые чувства. Нельзя же быть настолько двуличной, чтобы так хорошо маскироваться?
– Позволишь? – Безымянная благодетельница берет мою руку и переворачивает ладонью вверх.
– Уже почти затянулось. – Хрипло говорю я.
Но она качает головой. Рана достаточно глубокая – Сара резанула меня от души.
– Может попасть грязь, давай, обработаем. – Нежно говорит она.
Ей около сорока. Длинная темная коса, воинственная походка, мужская рубаха, грубые джинсы, ковбойские сапоги. Женщина, что не желает представляться, очень похожа на одиночку: у нее печальные серые глаза, а в доме не видно фотографий родных или детей.
– Спасибо. – Кротко отвечаю я.
И слежу за ее движениями, когда она обрабатывает мою рану антисептиком и накладывает пластырь.
– Вот так. – Она позволяет себе скупую улыбку. – Так куда ты направляешься?
– На юг. – Решаю не распространяться я.
– В километре отсюда станция, по утрам ходит автобус.
– Спасибо. – Опускаю взгляд.
Денег на билет у меня все равно нет.
– Могу тебя до нее подвезти.
– Я сама дойду. – Спешно отвечаю я. – Но спасибо.
– Как пожелаешь. – Она встает. – Ванная комната там, одежду я сложила на диване, постельное тоже.
– Благодарю.
После душа я расчесываю волосы пальцами и заплетаю косу. Зацепляю ее найденной на полке детской цветной резинкой: надеюсь, хозяйка сильно не рассердится. Одежда, которую она оставила, оказывается мне в пору. Забавная девчачья рубашка в розовую клетку, кроп-топ и льняные брюки цвета хаки. Этот комплект подчеркивает мою юность и беззаботность (если бы они у меня были).
Вечер я провожу на заднем дворе, сидя на качели и глядя на тлеющее на горизонте солнце. Нужно направить куда-то оставшиеся силы. Если не буду убивать, начну угасать. А убивать я не буду. Значит, времени у меня осталось не так уж много.
Когда темнеет, пёс провожает меня в дом. Идя по коридору, я замечаю табличку на одной из дверей: «Алис». Резные розовые буквы – точно заголовок из журнала для девочек-подростков.
Я так и не решаюсь войти без спроса. Возможно, на мне одежда этой самой Алис. Вряд ли, женщина без имени скажет мне, кем она ей приходится, и куда подевалась. Да и не мое это дело.
Я иду в гостиную и стелю себе на диване. Ханси укладывается рядом на пол. Встаю, чтобы взять со столика наручные часы – у них разноцветный пластмассовый корпус и электронное табло с таймером и будильником.
– Не кипятись, – прошу собаку, – я не собираюсь их воровать. Вот, смотри, кладу рядом с подушкой, чтобы смотреть на них ночью.
И только после этих слов Ханси кладет голову на лапы и закрывает глаза.
Я устраиваюсь на диване в позу йога и задумываюсь: не будет ли наглостью с моей стороны попросить у хозяйки дома еще и кроссовки? Идти пешком до Моненфлода в резиновых сапогах будет проблематично.
И не замечаю, как ко мне подкрадывается сон.
Глава 22
Белый олень стоит, не шевелясь. Лишь подрагивает одно ухо – он прислушивается. Тишина леса его настораживает, пугает, животное чувствует таящуюся среди кустов опасность. Понимает, что нужно бежать, но уже поздно – зверь оказывается быстрее: шипя, вытягивается в струну и наскакивает сверху.
Редкая сухая листва вихрем поднимается в воздух, и олень под тяжестью мохнатого охотника падает на едва прогретую весенним солнцем траву. Он оглушен, пытается сопротивляться, но силы не равны. Его молодое тело подрагивает, глаза блестят, запоминая лес, а затем закрываются.
Я проваливаюсь куда-то, а затем оказываюсь в том же лесу. Наблюдаю за этим словно со стороны. Так и есть: я – немой свидетель, пролистывающий картинки чужой хроники. Кто-то позволяет мне смотреть, и я смотрю.
Дым стелется над черными верхушками деревьев. Посреди поляны вьется костер. Капля крови падает в котелок, и бурлящее варево заходится шипением. Пахнет тлеющей хвоей, прелой травой и жженой костью.
– Это точно поможет? – Спрашивает темноволосая девушка, сидящая на коленях и держащаяся за живот. Она полностью обнажена и изнемогает от подступающих схваток. – Это спасет моего ребенка?
По ее лицу градом катится пот.
Другая девушка надевает ей на голову корону из оленьих рогов с повязанными на них длинными красными шелковыми лентами.
– И тебя, и ребенка, Карин. – Обещает она. Окунает в котелок гладкую длинную палочку, похожую на школьную указку, слегка дует на нее, а затем встает перед подругой на колени. – Я не позволю ему лишить тебя жизни.
Затем просит ее вытянуть руки и повернуть ладонями вверх. А потом прижигает горячим варевом запястья роженицы, выводит на коже странные рисунки.
– Больно! – Дергается обнаженная.
Налитая грудь колыхается, живот сводит напряжением. Женщина пытается подняться, но светловолосая удерживает ее на месте:
– Потерпи еще немного. – Отбрасывает палку. – Или хочешь умереть?
– Нет! – Лицо беременной перекашивается от боли.
– Я есть земля! – Громко кричит светловолосая, помогая подруге удержать на голове корону из рогов. Вздымает взор к серебристому диску луны в темном небосклоне. – Я есть трава! – Впивается пальцами в виски темноволосой. – Я есть лес! Я – природа и олицетворение ее могущества!
А затем опускает пальцы в миску с кровью и рисует на лбу роженицы какие-то знаки. Поднимается на ноги и начинает петь. Кричит, визжит, хохочет – эти действия больше похожи на беснования. Костер разгорается все больше, языки пламени трещат и подскакивают выше.
– Я умираю! – Кричит темноволосая, падая на землю. Рога валятся под куст. – Умираю! – Выдирает пальцами траву из земли. – Умоляю, помоги мне, помоги! Ингрии-и-ид! Помоги!
А та носится вокруг костра, выкрикивая пугающие звуки. Ее голос поднимается над поляной и разносится по всему лесу, заставляя разбегаться животных и улетать насекомых.
– Помоги мне, Ингрид! – Плачет женщина, подтягивая ноги к тугому животу.
– Кричи: «Помоги мне, Великая Сила!» – велит та.
– Помоги мне, Великая Сила, – рычит роженица, утыкаясь лицом в прохладную траву. – Помоги!
Светловолосая, полностью обнажившись, поджигает пучки с травой, перевязанные черной тесьмой. Опускается на колени перед подругой и начинает что-то шептать: быстрее, громче, еще громче – ее заклинания переходят в бессвязные выкрики.
– Что со мной? – Стонет та испуганно.
Ночной воздух наполнен дымом костра и огненными всполохами, она больше не чувствует ничего, кроме боли.
– Ложись на спину, – приказывает светловолосая.
– Что со мной, Ингрид? – Хнычет роженица.
Все тело сводит потугами.
– Тебе выпала большая часть, Карин. – Торжественно провозглашает Ингрид, устраиваясь меж ее разведенных ног. Растирает в руках пепел догоревшей травы и кладет ладони на ее живот. – Сегодня ты подаришь жизнь особенному существу. Твое дитя обретет силу, которая изменит мир.
– О чем ты? – Рычит сквозь сомкнутые зубы Карин.
– Тужься, дорогая, уже пора.
Сизый дым окутывает поляну, стелется по траве и поглощает резкий детский крик, разорвавший тишину.
– Нея! – Женщина треплет девочку за плечи. – Нея, проснись!
Ребенок стоит посреди кухни – босой, в ночной пижаме. Сонно трет глаза.
– Ты опять ходила во сне, – мать прижимает ее к груди. – Тебе что-то снилось?
– Мне снился Дольфус. – Бормочет девочка, зевая.
Женщина берет ее на руки.
– Просто ты переживаешь за него, милая. Дольфус уже стар, и потому часто болеет.
– Он шипел в моем сне, мама.
– Идем, почитаю тебе. – Целует ее мать.
Приносит в спальню, кладет на кровать, берет книжку Линдгрен, садится рядом и читает, пока дочь не закрывает глаза. Выключив свет, женщина выходит в коридор и подходит к лежанке кота.
– Эй, Дольфус, ты в порядке? – Склоняется она над ним.
Проводит рукой по спинке и вдруг понимает: кот уже не дышит, смерть забрала его.
– С ней что-то не то, Ингрид. – Настаивает она.
– Выпей чаю и успокойся. – Предлагает подруга, придвигая чашку.
– Иногда мне снится, что она стоит у моей кровати и долго смотрит на меня. А когда просыпаюсь, никого рядом нет!
– И что тебя пугает?
Женщина встает и упирает руки в бока.
– Это не мой ребенок, Ингрид, это кто-то другой. Я чувствую тьму внутри нее! И я ее боюсь!
– Нея – замечательная девочка. Ты только посмотри. – Она оборачивается к окну и бросает взгляд на игровую площадку. – Разве не чудо? А Асмунд хотел, чтобы ты избавилась от нее…
Ребенок надрывается.
Что это? Где это? Я оказываюсь в маленькой комнате.
И вдруг распахивается дверь. Мгновенно сориентировавшись, Ингрид бросается на подругу.
– Нет! Дай мне это сделать! – Визжит Карин.
Но та хватает ее за руку, а затем валит на пол. Схватка продолжается недолго, но ребенок успевает отбежать и спрятаться в уголке. На ее футболке в области груди расплывается маленькое красное пятнышко. Она хлопает глазами, с ужасом глядя на отлетевший в сторону и упавший на пол окровавленный нож.
– Ингрид! – Орет Карин.
Но тут же получает знатную оплеуху. Ее голова отлетает назад и возвращается.
– Она хотела меня убить! – Ошалело бормочет Карин. Переводит взгляд на девочку, забившуюся среди коробок с вещами, и ее глаза сужаются. – Она приходит во сне, чтобы убить меня! – Тычет пальцем в ребенка и снова начинает вопить: – Она – зло! Зло!
Ингрид встает, подбирает нож и выставляет перед собой лезвием вперед.
– Я вынуждена позвонить в полицию, Карин. – Произносит, тяжело дыша. – Прости. Так будет лучше для всех.
Светлая гостиная.
– Тебе нравится? – Улыбается Ингрид. – Мы будем здесь жить.
– А мама? – Девочка поднимает на нее полный грусти взгляд.
Женщина достает из кармана кулон на серебряной цепочке, вешает ей на шею и застегивает.