– Мама, – хочется сказать мне.
Но выходит лишь скрип вместо голоса.
Я делаю шаг, и она испуганно вжимается в стену.
– Нет, только не снова, нет, – стонет.
– Мама, это я. – Хочется сказать мне.
Но из горла рвутся звуки испорченного радио: щелчки, шелест, шипение. Словно помехи передающих сигналов. Неисправности.
– Хватит! – Вопит она нечеловеческим голосом. Швыряет в меня подушку, затем одеяло. Встает и трясется, машет руками. – Хватит меня истязать! Убирайся!
У нее истерика.
Я поднимаю руки, чтобы показать, что безоружна, и не причиню ей вреда. Но мои руки совсем не мои. Серая сухая кожа, длинные тонкие пальцы с черными ногтями – кривые, грязные.
– Только не снова, пожалуйста! – Бьется в истерике мать, пытаясь закрыться от меня.
– Прости, – хочется сказать мне.
Но не выходит.
Я не контролирую это.
Мне просто нужно это сделать. Нужно, и все. Иначе я умру, иначе не будет сил, иначе… Вот дерьмо, да я просто голодный зверь, которому нужно убивать, чтобы жить. Мне нужна ее боль, нужен ее страх, нужна ее душа – она покинет тело, стоит лишь посильнее сдавить горло. До хруста. Вот так…
Дилинь-дилинь. Динь-дилинь!
Я просыпаюсь и вскакиваю с прохладной травы. Хватаюсь за собственное горло, оглядываюсь, в панике провожу ладонями по лицу.
Что это? Где я? Кто… как…
Часы на руке все еще вибрируют.
Мне никак не удается отдышаться. Все было таким реальным.
И в это же мгновение на меня вдруг налетает ворон.
– Кр-ра! – И едва не хватает за волосы.
Вот черт!
Я отбегаю на несколько метров в сторону, но оттуда на меня налетает другая птица. Тоже ворон, только немного поменьше. И с криком едва не вцепляется мне в лицо. Я чудом успеваю броситься на землю и откатиться за куст.
Крики усиливаются. Эти двое кружат вокруг меня, взмахивая широкими крыльями. Я прячу голову, закрываясь руками, в панике перебежками несусь меж деревьев и вдруг замечаю то, из-за чего они так всполошились – крохотный неказистый вороненок. Видимо, выпал из гнезда.
А это его родители – отгоняют подальше чужаков. Каждого, кто может представлять для малыша опасность.
– Все, ухожу-ухожу! – Ору я, добавляя хода.
Но вороны провожают меня криками и попытками прихватить за плечо или голову. Такие отважные!
Надо признать, эта погоня меня взбодрила.
Или сон. Что-то точно помогло, и теперь я чувствую силы, чтобы продолжать свой путь. А вот и какое-то поселение маячит вдалеке. Интересно, хватит ли мне на билет до Моненфлода?
Снимаю с плеч рюкзак, расстегиваю замок на кармашке, запускаю туда руку и достаю деньги. Купюр явно больше, чем было до этого. Целых семь сотенных! Да она с ума сошла! Здесь хватит на дорогу, на гостиницу и на еду.
Мне хочется плакать от благодарности. Я прячу деньги в карман брюк и складываю ладони в молитвенный жест.
– Спасибо, дорогая незнакомка. Если бы я умела, то помолилась бы за тебя. И если бы могла. Вряд ли, демонам-оборотням позволено молиться? Наверняка, их молитвы даже не доходят до Всевышнего. А если и доходят, то он, скорее всего, отшвыривает их обратно. Пинком. Во всяком случае… кем бы ни была эта прекрасная женщина, пусть у нее все будет хорошо.
Глава 24
Холодное, полное мороси утро сменяет промозглую ночь. Я провожу языком по сухим губам. Дело не в голоде и не в жажде, мне просто нужно поспать – хотя бы недолго, но, увы, эта роскошь сейчас недоступна. Чертова тряска! Она так монотонна, что настраивает организм на сон. Нужно что-то делать с этим, дольше я не выдержу.
– Вот здесь, за поворотом! – Сообщает старик, на краю чьей повозки я встречаю это утро.
– Отлично. – Отвечаю я.
И впиваюсь ногтями в собственные ладони – боль помогает не засыпать. Сколько уже часов прошло с того момента, как я покинула Реннвинд? Сорок? Пятьдесят? Сколько это в днях? У меня мутится рассудок. Еще и погода испортилась – кажется, будто чертов город дождя и ветра преследует меня по пятам.
– Что вы забыли у этих бродяг?
– Что? – Очухиваюсь я.
– Я спрашиваю, что вам понадобилось в цыганском таборе, милочка? Вы не похожи на одну из них.
Я прочищаю горло. Зря спросила у него дорогу, зря напросилась на помощь – теперь этот старикашка выдаст меня, если кто-то будет спрашивать.
– Изучаю культуру каале. – Брякаю я. – Обычаи, легенды и сказания, старинные верования.
– Какая ж там культура! – Плюется он через плечо. – Пьянчуги и воры! Ребятня у них носится – босая, немытая, фрукты и овощи с деревни тащат, учиться в школу не идут, а взрослые вообще… тьфуй! – Плюет еще раз. – Темнота! Живут первобытными инстинктами. Одна морока от них, да грязь. Управы на это племя никто не может найти! Выселить их, да и забыть!
Заметив вдалеке среди деревьев очертания трейлерного парка, я снимаю капюшон и спрыгиваю с повозки.
– Спасибо, дальше сама дойду! – Догоняю и вручаю старику купюру.
– Тпр-ру! – Приказывает он лошади. – Ну, как знаешь. – А это уже мне.
Он разворачивает телегу и убирается прочь по той же кочковатой дороге, а я, проводив его взглядом, направляюсь к вагончикам. Их четыре штуки – все спрятаны меж деревьями. А возле вагончиков разбита настоящая свалка из старой мебели и деталей от автомобилей. В кузове одной из таких ржавых машин, несмотря на ранний час, играют маленькие дети.
– Эй, есть кто взрослые? – Спрашиваю я. – Где мама? Папа?
Смуглые чертенята, завидев меня, разбегаются, кто куда.
– Эй, есть кто живой? – Зову я.
На столике возле одного из трейлеров остатки вчерашней пирушки: пустые бутылки, пепельница, остатки нехитрой закуски на железной тарелке. Все это мокнет под дождем.
Я решаюсь постучать в дверь.
– Простите, пожалуйста!
Стучу, но все без толку. Хозяева будто растворились. Все вокруг притихли, даже птицы, точно участники сговора, больше не чирикают и не поют.
– Я только хотела спросить! – Говорю я.
– О чем? – Низкий женский голос заставляет вздрогнуть.
Я оборачиваюсь и нервно вцепляюсь в лямки рюкзака.
– Здравствуйте.
Передо мной высокая, широкоплечая цыганка с черными, как уголь, глазами и такими же волосами. На ней сарафан на тонких лямках, мужские ботинки, на запястьях немыслимое количество браслетов, а в руках таз с мокрым бельем, которое она, очевидно, только что постирала и собралась развесить на веревках меж деревьев.
– Сегодня не принимаю. – Насупливается она, разглядывая меня.
– Я пришла к Гили. – Сообщаю я, заметив ее настороженность. – Старая Гили. Бабушка Гили. Знаете такую?
Женщина стоит, не шелохнувшись. Только складок на ее лбу становится с каждой секундой все больше.
– Старуха Гили. Неужели, это имя ничего вам не говорит? – Спрашиваю я, не дожидаясь, пока ее лицо превратится в сморщенный урюк. А затем снимаю с пальца кольцо Сары и протягиваю ей. – Вот.
– Кто ты? – Она понижает тон голоса. – Откуда? – Оглядывается по сторонам, а затем ловким движением выхватывает у меня кольцо.
– Я – Нея. Из Реннвинда.
– Хм. – Сверлит глазами шрам на моей ладони женщина.
Я прячу руку в карман плаща.
– Сара и Анна Фриман. Знаете их? Это они послали меня сюда, велели найти старую Гили.
Хмыкнув, женщина ставит таз на деревянную лавку и указывает мне кивком головы:
– За мной.
Подобрав полы сарафана, она устремляется вверх по склону.
Оглядевшись, я вижу, что на меня направлены несколько пар глаз: из окон трейлеров, из-за кустов, из-за ржавого остова машины. Взрослые и юные каале с интересом наблюдают за этой сценой. Пожав плечами, я отправляюсь следом за женщиной.
– А куда мы идем? – Кричу ей в спину, едва успевая переступать через извилистые корни деревьев. – Она живет в лесу?
– Что с рукой? – Спрашивает цыганка, игнорируя мой вопрос.
– Так, поранилась.
– Во время ритуала? – Она оборачивается, чтобы метнуть в меня хитрый взгляд.
Я облизываю губы.
– Может быть.
– Надеюсь, он помог. – Звучит вполне искренне.
– Я тоже.
– И как там Анна? Как Сара? – Цыганка так бодро вышагивает, что мне становится все труднее за ней поспевать.
– Вроде неплохо. – Отвечаю я.
Не считая нападения драуга – но то мелочи.
– А как в Реннвинде? Все еще царят строгие порядки?
– Э… Если вы имеете в виду местные устои…
– Я имею в виду отношение к нашему брату. Там все еще пытаются контролировать каждого, кто занимается чем-то, что недоступно простым смертным?
– Ах, вы об этом. – Пожимаю плечами. – Ну, если говорить об Анне, то она зарабатывает на жизнь, помогая людям с помощью своих способностей. Вроде как, у властей нет к ней претензий. А что касается тех, кто пользуется черной магией…
– Ясно. Значит, Хельвины все еще на троне.
– А… Э… Вроде того. Так что насчет старой Гили? Как-то мы далеко забрели…
– Уже пришли. – Цыганка останавливается и показывает куда-то перед собой.
Я не сразу замечаю приютившуюся в низине среди высокого кустарника серую избушку.
– Ух, ты. Здорово. Вы спросите у нее, примет ли она меня, да? – Любезно улыбаюсь я.
– Старуха Гили умерла двадцать лет назад. – Усмехается цыганка, упирая руки в бока.
– Не понимаю. – Хмурюсь я, бросая взгляд на домишко. – Зачем тогда меня отправили сюда? Это же ее дом?
– Да. – Кивает она. – Здесь мы прячем своих, когда у них возникают проблемы с законом. У каале такое часто бывает, понимаешь?
– Но…
– Старуха Гили была чокнутой отшельницей. Умирая, она завещала хранить ее жилище для каждого, кому нужен кров, и кто нуждается в защите. Если Анна послала тебя сюда, значит, хотела, чтобы мы спрятали тебя здесь. Ты же бежишь от кого-то? Так?
– Так. – Вздыхаю я.
– Тогда добро пожаловать к старухе Гили. – Улыбается цыганка. – Можешь оставаться здесь столько, сколько понадобится. Никто из наших не побеспокоит. Но если кто-то из чужаков будет спрашивать о тебе, мы сразу предупредим.