Я обхожу трейлер по кругу, потом исследую развалины, двигаюсь в сторону города и почти дохожу до оживленной улицы. «Нет, она могла уйти, куда угодно».
Вот только зачем?
Почему Сара ушла?
Что-то выманило ее из дома? Она тоже услышала зов?
Я возвращаюсь к трейлеру и сажусь на ступени. Уже смеркается. Достаю телефон и набираю тетю.
– Да? – Ее голос звучит тревожно. – Ты где, Нея? Тебя целый день не было дома!
Я вздыхаю.
– Ингрид, пропала Сара. Мы у нее дома, пытаемся разобраться, что случилось, так что я задержусь, хорошо?
– Может, тебе лучше вернуться домой? В том районе небезопасно!
– Все хорошо, со мной друзья. Я позвоню, обещаю.
И не дожидаясь нового потока нотаций, обрываю соединение. В следующее мгновение из леса показывается Анна.
– Я должна была это предвидеть! – Сетует цыганка. Она выглядит растерянной и напуганной. – Нельзя было отпускать ее от себя ни на секунду!
Я вскакиваю.
– Наверное, она услышала тот же зов. Наверное, Сара не соображала, что делает.
– Тогда сейчас она на пути к своей смерти. – Женщина входит в трейлер, я – за ней. Она бросает взгляд на часы. – Скоро ночь, и, значит, они вот-вот встретятся.
– Так давайте, скорее проведем ритуал!
– Да. Да… – Анна оглядывает стол, затем обращает взор на мешок, лежащий на полу и придавленный у горловины швейной машинкой. Внутри все еще мечется, хотя и уже не так активно, пойманная птица. – А где дхампири?
– Вы убежали все вместе.
– Тогда нужно ждать его возвращения. Только ему призрак может указать дорогу.
– Ждем.
Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем из леса, препираясь и обвиняя друг друга, выходят парни. Я бегу им навстречу.
– Не нашли?
Они виновато крутят головами. Ульрик темнее тучи и выглядит запыхавшимся.
– Уже смеркается, нужно быстрее провести ритуал! – Кричу я.
И они подрываются, точно по сигналу.
– Закройте дверь. – Просит Анна, когда мы вбегаем в трейлер.
Цыганка взвинчена до предела, но ей приходится взять себя в руки, чтобы подготовиться к главному действу.
– Что теперь будет? Как нам ее спасти? – Голос Улле дрожит.
– Бери птицу. – Тихо говорит женщина.
Парень бросается к мешку, позабыв о том, что еще недавно боялся даже прикасаться к его содержимому. Он выдергивает горловину из-под машинки и запускает внутрь мешка руку.
– Ах, ты… – Изловчившись, парень вынимает бедную птицу.
Ульрик держит ее двумя руками: крепко-крепко. Поворачивается к цыганке. В руках у той короткий топорик с острым лезвием. Она берет птицу за горло и, не обращая внимания на ее попытки кричать и сопротивляться, придавливает ее к столу, и… хрясь!
Мы замираем.
Голова желны откатывается в сторону и падает со стола.
А тело еще продолжает дергаться.
Мы стоим, словно истуканы, и, не дыша, наблюдаем за тем, как кровь медленно и толчками заливает стол. Едва тельце пернатой жертвы перестает шевелиться, цыганка ловко наполняет ее кровью глиняный сосуд, стоящий на столе, и отбрасывает тушку в сторону, словно ненужную тряпку.
– Господи спаси… – Шепчет Ульрик.
Я вижу птичью башку на полу. Мощный длинный серо-белый клюв, красная «шапочка» на макушке и выпученные белые глазенки. Ужас…
– Всем молчать, – приказывает Анна. – Господь тут ни при чем.
Она зажигает свечи, ссыпает в сосуд землю с могилы Эллы, тщательно перемешивает деревянной палочкой, добавляет из какого-то стеклянного сосуда голубоватую жидкость, снова перемешивает, а затем… давясь, пьет.
Фу-у-у…
Глядя, как цыганка борется с тошнотой, я делаю шаг назад. Меня пошатывает от ужаса, ноги становятся ватными. Я вижу, как сереет лицо Улле, как тени от свечей носятся под потолком, как сгущается тьма, а затем… рука Бьорна ложится на мое плечо, и он не дает мне упасть.
«Я тут, я с тобой», – говорят его глаза.
И мне становится легче дышать.
Но в комнате теперь не только мы. Анна садится на стул и, закрыв глаза, начинает медленно расчесывать свои волосы расческой Эллы и что-то тихо шепчет, шепчет, шепчет.
Глава 11
– Анна, вам плохо? – Улле наклоняется к женщине.
– Стой, дурень! – Бьорн прихватывает его за ткань рубашки на спине и резко дергает.
Парня отбрасывает назад, словно тряпичную куклу.
– Эй, полегче! – С возмущением восклицает Улле.
Хельвин бесцеремонно затыкает ему рот своей ладонью:
– Заткнись. – Шепчет он. – Если ты помешаешь ритуалу, дух Эллы может найти прибежище в теле Анны. Лучше прикуси свой язык и не встревай.
Цыганка икает и с трудом подавляет рвотный рефлекс. Черная жижа из земли и крови сползает с ее губы по подбородку, глаза темнеют. Теперь она, молча, раскачивается, прижав расческу к груди.
– М-м-м…. м-м-м…
– И что дальше? – Не выдерживает Ульрик.
И тут тело Анны начинает сотрясаться в конвульсиях: она дергается так, будто ее вот-вот вырвет, отбрасывает расческу на пол и с силой вцепляется в ручки кресла. С ее губ срывается тихое рычание, затем тарабарщина на цыганском, а потом женщина резко замирает и низким голосом выкрикивает:
– Приказываю тебе! – Вбирает в грудь воздуха. – Приказываю – явись!
– Пойду-ка я отсюда, – бормочет Улле, пятясь назад, когда ее глаза вдруг начинают закатываться за веки.
Пламя свечей вспыхивает ярче и поднимается выше, а затем – гаснет. В трейлере воцаряется такая леденящая тишина, что я хватаю Бьорна за руку. И вдруг понимаю – Ульрик схватил тоже, только правую руку. Хельвин, вздохнув, отцепляет его от себя. Мою же руку он не скидывает.
Вокруг темно и жутко от того, что не знаешь, с какой стороны придет неведомое. Может, оно уже окружило нас со всех сторон, а, может, только что проникло в тело Анны и готовится нанести удар.
– И что? – Шепчет Улле.
Кажется, его зубы стучат от страха.
Я медленно оглядываю комнату. Пахнет кровью, дымом и благовониями. Глаза еще не привыкли к мраку, поэтому перед взором пляшут рыжие всполохи. Ах, нет – это глаза Бьорна. Осознание этого заставляет сердце сжаться. Парень прекрасно видит в темноте: это его особенность. Но он не человек в полном смысле этого слова – и это то, что роднит нас и одновременно разводит по разные стороны баррикад.
– Ты покажешь мне, Элла? – Раздается его голос.
Я пытаюсь проследить за его взглядом. Парень смотрит в пустоту на противоположной стороне стола от Анны, замершей в странной позе – будто не дыша.
– Покажи!
Меня сотрясает от его требования, как от раската грома. Голос Хельвина словно режет меня пополам.
Улле съеживается:
– Она тут?
– То, что от нее осталось. – Отвечает Бьорн холодно. – Сейчас она выглядит ровно так, как выглядела тогда, когда испустила свой последний вздох.
Я тупо пялюсь в темноту. Мне хочется ощутить то же, что и он, увидеть девушку, почувствовать энергию, но пустота остается пустотой. Неужели, Бьорн сейчас видит истерзанное тело Эллы? Неужели, смотрит ей в глаза? У нее вообще остались глаза?
– Нет. – Говорит Хельвин. Но это не ответ на мой вопрос, он обращается к Элле. – Это приказ оракула. У нее вещь, принадлежащая тебе.
И в эту же секунду, покачнувшись, с грохотом опрокидывается стул. Кто-то взвизгивает от неожиданности. В первое мгновение я решаю, что это Улле, но потом смотрю на него и понимаю – это мой собственный голос. Просто от страха я перестала себя контролировать.
– Тебе придется, – склонив голову набок, твердо произносит Бьорн.
Фраза звучит, как угроза. И в следующее мгновение возле нас проносится ветер. Я понимаю, что это дух девушки: пролетает мимо и скрывается прочь.
– Что это было? – шепчет ошарашенный Ульрик.
Но его вопрос остается без ответа: Бьорн срывается с места, толкает дверь и выбегает на улицу. В трейлер врываются ветер и запах сосен.
– За ним! – Кричит Улле.
Но в этот момент Анна, издав низкий гортанный звук, падает со стула на колени и упирает ладони в пол.
– Беги! – Бросаю я Улле и опускаюсь на колени рядом с ней.
Перед тем, как выбежать, парень щелкает выключателем у выхода, и в трейлере загорается свет.
– Анна, что с вами? – Глажу цыганке спину. – Все хорошо?
Женщина дергается всем телом, пытаясь вдохнуть воздуха, но у нее это не получается. Она начинает трястись сильнее.
– Дышите! – Ору я, видя, как она бледнеет. – Дышите! Боже…
Меня саму трясет от страха за ее жизнь.
Она тянет ртом воздух, но вместо вдоха у нее получается низкий горловой звук, от которого все мое тело буквально немеет. Это не голос, это точно что-то потустороннее.
– Дышите! – Ударяю я ей по спине.
И, выгнув шею, женщина вдруг избавляется от всего, что проглотила. Ее рвет на вышитый цветастый коврик черной земляной смесью, густо приправленной птичьей кровью.
– Все хорошо, – приговариваю я, поглаживая ее спину.
Анну снова рвет фонтаном: кажется, конца и края этой черной жижи не будет. Я вскакиваю, беру с полки что-то похожее на полотенце, чтобы вытереть ей лицо, но сверху на меня падает что-то тяжелое. Это шкатулка с картами. Я не успеваю среагировать, и таро рассыпаются по полу.
– Ой, – приседаю и начинаю собирать их.
– Плохой знак, – сипло произносит женщина.
Тяжело дыша, она вытирает рот рукавом и усаживается на пол. Собрав карты в шкатулку, я подаю ей полотенце и вижу, что пот градом катится по ее бледному, как мел, лицу.
– Вам нужна помощь.
– Я просто без сил, – выдыхает Анна. – Беги… Беги за ними!
– А вы?
– Со мной все будет в порядке. – Обещает она. – Сейчас отпустит, и я позвоню Хельвинам. Они вас найдут. Они помогут.
Ее глаза закатываются, руки слабнут, но у меня нет выбора – я вскакиваю и бегу к двери.
– Простите! Простите!
– Помоги Саре. – Цыганка кивает, сжав челюсти в подобие улыбки. – Помоги…
Хлопнув дверью, я несусь в темноту леса. Под ногами слышится хруст веток и шорох травы.