– Все готово. Пригнано идеально.
Она робко мне улыбнулась. Без щелчка. Я улыбнулся в ответ и отвернулся к столу, собираясь убрать инструменты.
Ариадна удержала меня.
– Зачем вы все это делаете, Виктор? – Она внимательно посмотрела на меня.
– Делаю что?
– Все это. Вы понимаете, о чем я.
Я лишь пожал плечами и с улыбкой посмотрел на напарницу. Что мне было ей отвечать?
– Зачем я это делаю? А зачем поют птицы?
– Птицы поют, чтобы привлечь особь противоположного пола для спаривания, это же очевидно.
– Что? Нет! – Я отшатнулся, чувствуя, как к моим щекам приливает краска. – Нет, Ариадна! Я не это имел в виду! Я имел в виду, что птицы поют, потому что не могут не петь!
– Что за глупость? Это же очевидно, что цель пения птицы – это привлечение особи противоположного пола для спаривания. Так, теперь мне осталось понять, как ваши действия надо мной должны привлекать к вам птиц для спаривания и зачем вам это требуется. Какая сложная и нетривиальная задача. Право, Виктор, вы такой загадочный. Это мне в вас и нравится.
Красный до корней волос, я спешно ретировался из кабинета.
Домой ехать через забитый толпами людей город не имело смысла, и я вновь остался в сыскном отделении. В этот раз сон мой был удивительно прекрасен и немного горек одновременно. Я вновь видел княгиню Лебедеву, в которую когда-то был очень сильно влюблен. Проснувшись, я очень долго лежал с закрытыми глазами, стараясь запомнить каждую деталь сновидения. Наконец, я нехотя приподнялся и поглядел на часы. Было восемь часов утра. Из общего зала доносился стук – Ариадна работала над документами.
– Прекрасно выглядите, Виктор. – Она улыбнулась мне, когда я вышел из кабинета.
– Хорошая ночь. И хороший сон. – Я чуть улыбнулся в ответ.
– И что же вам снилось, Виктор?
Я изумленно на нее посмотрел. Такого вопроса я совсем не ожидал.
– Много всего.
– И все же?
– Тебе правда интересно?
– Да. – Ариадна посмотрела на меня серьезно. – Эта часть людской жизни никогда не будет для меня открыта. В режиме восстановления я вижу лишь строки своего кода и электрические вспышки. Бывают мгновения, когда эти всполохи вдруг создают какие-то неясные образы, но я, впрочем, не в силах их запомнить. Вряд ли это можно назвать снами, верно? Так что вы видели, Виктор?
Я чуть помолчал, рассматривая напарницу, затем сел рядом с ней и произнес:
– Мой сон был прекрасен. Я гулял по Петрополису, только дыма вокруг почти не было, и всюду стояли средневековые здания. Представь, рядом с Исаакием был гигантский замок из розового гранита. А внутри Петропавловской крепости расположилась маленькая испанская деревенька. По улицам шли волы, в кузницах стучали молоты, а где-то на окраине проносились закованные в доспехи рыцари с прекрасными дамами в седлах.
Ариадна покачала головой:
– Звучит нелогично. В текущих политических условиях в центре Петрополиса не может образоваться никакой испанской деревни. – Напарница подалась чуть ближе. – Что вы почувствовали, увидев ее? Недовольство от такой недоработки вашего мозга?
Я улыбнулся любопытству своей механической напарницы:
– Что ты, нет – я принял как должное. Во сне нет логики, это просто кривое зеркало, в которое глядится разум. Я почти уверен, что все эти замки и деревеньки навеяло мне недавнее чтение «Дон Кишота».
– Это интересно. А что было дальше?
– Не помню. Но в конце я оказался на набережной у Зимнего дворца. – Я прикрыл глаза, оживляя последние моменты перед пробуждением. – Представь, там, по мазутной глади, на золотых ладьях плыли среброволосые вакханки в одеяниях из тигровых шкур. Глаза у вакханок были ослепительно зелены и блестели под венками, а венки были темные. И одна из них вдруг подняла полную вина чашу и повернулась ко мне. Я разглядел ее – это была княгиня Лебедева. Мы встречались. Давно.
Я вздохнул, невольно вспомнив и восхитительную Майскую ночь, что мы провели с ней вместе, и наше печальное расставание по осени того же года. Сердце заныло. Неожиданно сильно для меня самого.
– Не знаю, почему увидел ее. Она очень-очень давно мне уже не снится. Наверное, праздник тому виной – на Майскую ночь мы только начинали встречаться. Впрочем, если княгиня и замки объяснимы логикой, то откуда в моем сне вакханки, тут уж извини, пояснить тебе не могу.
Ариадна пожала плечами.
– Это все очень просто, Виктор. Если я верно понимаю, сон – это искаженное отражение реальности. Событий, в ней произошедших, и ваших собственных размышлений. А значит, вакханки, без сомнения, указывают на то, что вы слишком много обдумывали то, что мог сделать убийца с часами Жоржика.
Я вздрогнул.
– Что? Я не говорил тебе об этом.
– Этого и не требуется. Достаточно того, что вы рассказали про серебряные волосы и золотые лодки. И конечно, зеленые глаза.
– И при чем же здесь часы?
– Все просто – ведь зеленым золотом называется сплав золота и серебра. Отсюда и цвета в вашем сне. А тигровые шкуры отсылают нас к тигровому глазу, которым был отделан циферблат. Остались вакханки, вино и княгиня. Княгиня, судя по изменению вашего голоса в беседе, все еще вам дорога. А что еще дорого? Конечно, часы Жоржа – они, по моим подсчетам, должны стоить не менее двух тысяч рублей. Это порядочные деньги, даже для любого из Грезецких, не говоря про слуг. Вино и вакханки – скорее всего, ассоциация с тратой денег или полученными за эти деньги удовольствиями. Значит, вас не оставляет вопрос, как распорядился убийца снятыми с трупа часами и где они могут быть. Верно, Виктор?
Я замер, пораженный. Затем улыбнулся:
– Ничего себе анализ. Знаешь, я и не думал, что ты так можешь.
В ответ Ариадна лишь сокрушенно покачала головой. В ее глазах я увидел грусть.
– С нашего знакомства семь месяцев прошло, а вы лишь сейчас пришли к настолько очевидному выводу. Я просто теряюсь, как вы с такой догадливостью преступления раньше раскрывали? Я-то все думала, почему в момент нашего знакомства вы в десятом классе табели о рангах были. А теперь понятно.
– Ариадна, – строго оборвал я машину, – ты знаешь, что я из-за поступка отца по службе продвигаться не мог.
В ответ моя напарница вдруг нежно коснулась моей руки.
– Конечно, Виктор, естественно. Полностью вам верю. Только из-за этого. – Она покачала головой. – Не беспокойтесь, теперь я рядом. Вы теперь в надежных руках. Как закончим расследование, покажу вам несколько упражнений для развития догадливости. Я прочитала о них в диссертациях о людской психологии.
Я лишь фыркнул и отправился умываться.
Затем быстро сделал себе завтрак, и мы вновь продолжили говорить о деле.
– Итак, Ариадна, в моей голове картина преступления более-менее сложилась.
Напарница обернулась ко мне лишь на секунду:
– Виктор, при всем моем к вам уважении, ваша версия неверна.
Я чуть не поперхнулся кофе.
– Да ты ее даже не выслушала!
– Виктор, я машина стоимостью сто сорок четыре тысячи золотых царских рублей. Архитектура моих логических схем практически совершенна. И если картина преступления еще не сложилась внутри моей вычислительной машины, то и в вашем органическом разуме она верно сложиться не могла тем более.
Я усмехнулся:
– Ох, Ариадна, а по-моему, кто-то начал зазнаваться.
Ариадна мягко улыбнулась и коснулась моей руки.
– Да, Виктор, вы правы, зазнаваться вам явно не следует. Но я вам это прощаю. Все же вы лишь человек. А люди несовершенны. Впрочем, вы можете изложить свою версию.
– Я подозреваю, что убийцей является Родион Окалин.
– Мотив?
– Лучше! Сразу два мотива! Во-первых – банальное ограбление. Родион – бывший грабитель, вдобавок он постоянно проигрывается в карты, а у Жоржика только часы две тысячи стоят, не говоря уже о перстнях и деньгах при нем. И второе – Родион что-то ищет в саду. Что он пытается там выкопать?
– Вы хотите сказать, что он ищет клад жрецов сибирских богов? Во-первых, когда на этом месте сажали сад, там все перекопали. Во-вторых, Феникс Альбертович исследовал это место, используя свой патентованный искатель металлов и подземных руд.
– Главное, не где клад – главное, что Родион считает, будто он там есть. Кто-то, видимо, высказал такую версию, и он поверил в нее. Она засела в его голове. Идея превратилась в одержимость, одержимость в манию. Когда занимаешься чем-то многие годы, невольно начинаешь слепо верить в то, что делаешь. Итак, Родион одержим кладом. Верит, что он в саду. Но Жоржик собирается продать сад. Что делать? Убить его.
– Нескладно. Зачем он отправил посылку? Зачем выпилил лобную кость убитого? И при чем тут перец и коробочка с наркотиками на клумбе с лилиями?
– Вот поймаем его с поличным и зададим эти вопросы. Ты ж видела, как он себя ведет – просто максимально подозрительно. Совесть у Родиона явно нечиста. Просто ты, Ариадна, не знаешь людей так, как их знаю я. У меня чутье. Окалина надо проверить. Если он невиновен, скинем его со счетов. Если виновен – закончим расследование.
– Проверить? И как вы предлагаете это сделать?
– Часы Жоржа. Они сделаны в Испании по особому заказу. Сейчас узнаем одну деталь.
Я позвонил в особняк Кротовихиной и задал несколько вопросов. Затем положил трубку.
– Действительно, очень хорошие часы. У них двухнедельный завод. Это удача. Ведь сегодня как раз первое мая – понимаешь, о чем я?
Ариадна наклонила голову.
Я же, налив себе кофе, рассказал напарнице свой план.
Она покивала, однако не показалась мне слишком довольной.
– Нам же тогда придется разделиться, Виктор.
– Я оставлю тебя в конторе Кротовихиной. Скажем, на три часа – ничего страшного. Или ты считаешь, что мой план не хорош?
Ариадна вздохнула.
– Ваш план я оцениваю, как всецело правильный. Хуже от того, что мы проверим Родиона, не станет. Однако…
– Однако мы попробуем!
Я откинулся в кресле, откровенно наслаждаясь тем, что я придумал, – план был отличнейший, надежный, как испанские часы Жоржика Грезецкого.