Внутри лежала перевязанная красной нитью прядь медно-рыжих волос да треснувшая, вырезанная по кругу пластинка обскуры. С нее на меня с улыбкой смотрела Галатея Харитоновна Кротовихина. Я аккуратно поднял разбитый механизм. Похоже, Жоржик и правда очень любил свою взбалмошную невесту, раз носил эти вещи с собой.
Сзади громыхнуло. Я обернулся. Шестерний отложил платок и нерешительно потыкал механика рукой. Затем тупо посмотрел на кровь, испачкавшую пальцы.
– Виктор. Мне кажется или с господином Окалиным что-то не так? Он очень плохо выглядит. Может, мне надо сходить на фабрику за доктором?
– Доктор здесь уже не поможет.
– Не поможет? Что это значит? С ним же ничего не случилось? – В механическом голосе робота послышалась тревога. – Я же не сделал чего-то неправильно? Виктор, я же хотел помочь. Феникс Альбертович сказал схватить его. Я его схватил. И все. Виктор, Родион странно лежит. И у него выпирают фрагменты внутреннего каркаса. Я ему не сильно повредил? С ним все в порядке? Виктор? Почему вы молчите?
– Родион устал. Он спит. – Я вздохнул и отвернулся от Шестерния. – Возьми его на руки и унеси в подвал. Там ему будет спокойно.
1110
Поймав ближайшего слугу, я велел ему идти за Ариадной. Вскоре моя напарница появилась в усадьбе, и мне пришлось пересказать ей все случившееся.
– Виктор, я бы сказала, что вас одного и на минуту оставить нельзя, чтоб вы глупостей не натворили, однако я обязана быть к вам справедливой, поэтому скажу так. Виктор, вас и на сто пятьдесят девять минут сорок семь секунд одного оставить нельзя, чтобы вы не наделали глупостей. Искренне вас прошу, давайте сейчас мы закрепим этот рекорд и в будущем не будем его побивать. Иначе мне уже станет весьма сложно работать.
Она внимательно осмотрела труп Родиона. Затем что-то обдумала про себя. Озабоченно покачала головой:
– Что ж, если Окалин стоит за всем этим, то стоит задуматься – а где он разделал труп Жоржика? Не на кухне усадьбы же он этим занимался.
– Винокурня? – предположил я.
– Очень вероятно. Пойдемте осмотрим ее.
Мы задержались лишь для того, чтобы обыскать тело убитого и дать разъяснения спешно прибывшему из города Платону Альбертовичу. Как и всегда, одетый в пепельно-серый халат, он на этот раз и лицо имел почти такого же цвета.
Велев ему пока оставаться в доме, мы, миновав двор усадьбы, вошли в терновый сад и вскоре остановились перед винокурней. Ариадна не стала церемониться и просто выломала замок. Мы вошли внутрь.
Ни на первом этаже, ни на чердаке мы не нашли ничего примечательного. Зато в подвале, за кучей приставленной к стене рухляди, мы нашли высокую железную дверь. В этот раз пришел мой черед, и я вытащил набор отмычек.
Наконец раздался щелчок – я справился с замком. Аккуратно я приоткрыл дверь и тут же шагнул назад – тяжелый тухлый запах ударил в нос. Я открыл дверь шире и посветил фонариком внутрь. Затем выругался.
Раньше это помещение было еще одной подвальной комнатой, где хранилось вино. Теперь же оно содержалось совершенно для иных целей.
В центре большой комнаты стоял самодельный стол с высокими бортами, полностью обшитый нержавейкой. По центру чернело отверстие стока. Плохо замытые багровые потеки позволяли легко догадаться, какая именно жидкость в него стекала. Рядом со столом стояла грязная мойка и несколько шкафов с инструментами. Пилы, ножи, резцы. Резцов было особенно много. На верстаке лежали человеческие кости, в ржавых тисках была закреплена спиленная часть черепа.
– Это еще что… – протянул я, никак не готовый к такому повороту. Все увиденное никак не вписывалось ни в одно из моих предположений.
Ариадна была куда спокойней.
– Кажется, когда ночью Родиона видели в саду с лопатой, он там ничего не искал. Он просто зарывал жертв.
– Но зачем? – Я шагнул в комнату, осматривая страшные находки. Бедренные и локтевые кости, ребра, все они были насквозь просверлены, точно через них хотели что-то продеть. – Господи, зачем он это делал?
Я чуть помолчал. Затем заставил себя прийти в себя и мыслить хладнокровно.
– Меня напрягает здесь одна вещь. – Я прошелся по комнате, тщательно осматривая стены. – Помещение позволяет установить здесь печь. Можно даже обычную железную самоделку. Дымоход я бы соединил с трубами винокурни. Если все сделать правильно, то можно легко сжигать в ней трупы. С хорошей вентиляцией и правильным углем особого запаха не будет. Все, что останется, – фрагменты костей, которые можно будет легко раздробить.
Ариадна кивнула:
– Чем больше я вас узнаю, Виктор, тем больше убеждаюсь, что из вас вышел бы отличный маньяк. Так что, пожалуйста, не увольняйтесь из сыска – по эту сторону закона вы ценнее.
– Не язви. Я это к чему говорю – зачем Родион закапывал людей в саду? Подожди-ка… Вино. Он же делал вино из терновника. А под этими деревьями он зарывал мертвецов.
– Вы хотите сказать, что он делал вино из людей?
Ариадна немного подумала. Затем ее глаза полыхнули. Я никогда не видел Ариадну такой. Бешено заработали шестерни в ее голове, такой ритм держался минуту, другую, и наконец, раздался щелчок, и их ритм пришел в норму.
– Да, теперь все ясно. Не ясно только, что делать. Секунду.
На одну секунду механизмы в голове Ариадны вновь бешено закрутились. Затем она кивнула:
– Да, и в этом вопросе есть ясность. Бежим, Виктор! Немедленно бежим!
Она порывисто схватила меня за руку, до боли, не контролируя силы, и, рванув, потащила меня из подвала. Мы вылетели из винокурни, после чего напарница указала в сторону усадьбы:
– Скорее, за мной. Без вопросов – прошу. Требуется как можно быстрее уточнить несколько деталей.
Ее рука разжалась, и она метнулась вперед. Я поспешил за ней.
Вскоре мы вновь оказались перед воротами усадьбы Грезецких.
– Быстро, Виктор, вы должны попросить Платона Альбертовича выйти во двор. Придумайте что угодно, но вытащите его сюда. Вытащите так, чтобы никто ничего не заподозрил. Давайте! Ну же!
Я шагнул вперед, но она сама вдруг остановила меня на секунду:
– Удачи, Виктор.
Я пошел через двор, чувствуя, как мою спину обжигает холодный свет механических глаз. На крыльце суетились слуги. Только Шестерний выглядел абсолютно спокойным – в суете все забыли о нем, и он, подчиняясь заложенным указаниям, абсолютно преспокойнейше сервировал во дворе стол, предназначенный для вечернего чаепития.
– Виктор, вы не знаете, Родион еще не проснулся? Мне на него ставить чашку или нет? – осведомился чугунный робот.
Я промолчал. Шестерний пожал плечами и понес одну из чашек в усадьбу.
Пройдя двор, я миновал постаменты со сфинксами и взошел на мраморные ступени. Смысл просьбы Ариадны уже обрисовывался в голове. Факты складывались. Детали стремительно вставали на свои места. Я понял все – насколько плохо могут теперь сложиться дела. Впрочем, выбора не было, действовать требовалось немедленно, я выдохнул, толкнул тяжелые двери и вошел в усадьбу. Взглянув на растерянно стоящих обитателей, переговаривающихся между собой, я с как можно более извиняющейся улыбкой и объявил, что скоро мы отвезем Варвару Стимофеевну в сыскное отделение. Затем с вежливой улыбкой попросил на пару слов Платона Грезецкого. Тот непонимающе переглянулся с братом, но все же пошел за мной, опираясь на свою перемотанную изолентой электрическую трость.
Спустившись по ступеням, он оказался перед подошедшей Ариадной. Та, не тратя времени, принялась задавать вопросы о том, что случилось в усадьбе двенадцать лет назад.
Мы успели поговорить лишь несколько минут. Двери распахнулись. Феникс вышел наружу. В его руках было то самое охотничье ружье. Младший Грезецкий конвоировал экономку.
Следом показалась Ника. За ней Шестерний, несущий поднос с чаем.
Феникс улыбнулся нам и слегка подтолкнул Варвару Стимофеевну.
– Вы сказали, что будете забирать ее. Держите. В полной сохранности. О чем вы допрашиваете моего брата, кстати, вы в чем-то его подозреваете? – Феникс Грезецкий поудобнее перехватил ружье и шагнул ко мне. Ника, напротив, отступила к дверям, со страхом смотря на Ариадну.
– Ника, кажется, вы чем-то взволнованы, – глядя на хозяйку, прогрохотал Шестерний. – А знаете почему? Я вынужден открыть всем собравшимся правду. Это потому, что час назад вы так и не выпили моего знаменитого успокаивающего чая с ромашечкой. Давайте же начинать наше чаепитие на открытом воздухе!
Поставив поднос на ступеньку, робот взял своими огромными чугунными пальцами миниатюрный чайничек ниппонского фарфора и наполнил первую чашку. Затем, бережно взяв ее, подошел к Платону Альбертовичу.
– Вы будете чаюшку, хозяин?
Платон Альбертович сладко улыбнулся роботу. Затем взял чашку и плеснул Шестернию чаем прямо в окуляры, после чего поднял перемотанную изолентой трость и ударил робота разрядом тока.
– Болван механический! Чушка самоходная! Какой чай? Какой, я спрашиваю тебя, чай? Ты человека раздавил, гадина чугунная! – Грезецкий ударил Шестерния снова, и чугунный робот, сжавшись, отступил назад. – Давно тебя надо было разобрать! Переплавить на сортиры для детских домов! Единственная польза от тебя бы была!
– Платон Альбертович, придите в себя. – Я рванул Грезецкого за ворот пепельного халата и оттащил от робота.
– А ну отпустите меня! И не указывайте, что мне делать в собственном доме! – рявкнул Грезецкий.
– Успокойтесь. Пожалуйста. Успокойтесь, – попросила Ариадна, а затем, видя, что Грезецкий ее не слушает, со всех сил ударила кулаком по мраморным перилам лестницы. Звук вышел оглушительным. Посыпался сколотый камень.
Все взгляды обратились к ней.
– Я просила выйти только Платона Альбертовича. Мне нужно его допросить. Все остальные в усадьбу, немедленно.
– Допросить о чем? – Феникс прищурился и покрепче сжал ружье. – Все уже ясно. Убийца Родион. Сообщница Варвара Стимофеевна. Или вы считаете, что здесь есть еще один злоумышленник? Это смешно.