В городе началась паника. В газетах – истерия. В сыскном отделении – общее собрание сотрудников.
– Итак, у нас в городе завелся психопат-душегуб. – Парослав Симеонович взял слово и внушительно оглядел сидящих перед ним сыщиков и агентов. – Все убийства она совершает в одном и том же месте. Васильев остров в районе Чекуш. Сегодня устроим на вурдалачку облаву. У кого какие мысли?
Я подал голос с места:
– Нужно брать белые халаты.
Парослав Симеонович кивнул:
– Верно. Повар, фармацевт, мотыльки. Убийца нападает на тех, кто одет в белое. Халаты уже доставлены. Преступник опасен и на Кожевенных линиях чувствует себя как щука в воде. А щуку ловят на живца. Поэтому один агент надевает халат, другие его ведут. Разбейтесь на тройки. Взять старайтесь живой.
Виктор, Ариадна, вы справитесь и в паре – вас и двоих душегубке достаточно будет. В общем, рыбалку начинаем в десять. И да, на этот год похоронные нам опять министерство урезало, так что всем намотать на шею шарфы, да поплотнее. А сейчас работать. Дел еще уйма.
Весь день мы потратили на дело Трубецкого, выявляя алиби вызывающих подозрение гвардейцев Промышленного совета. Ясности не прибавлялось, да и Ариадна работала как-то нехотя, точно считала, что делает что-то ненужное и бессмысленное.
Наконец рабочий день окончился. Я дал себе пару часов на отдых, провалявшись на кушетке с закрытыми глазами, затем спустился в оружейную, где уже толпились агенты. Как оказалось, совсем не каждый из них поверил в предельно логичную версию про психопата-душегуба. У многих сотрудников на шее висели большие кресты, а некоторые, одевшиеся для верности в штурмовые кирасы, приматывали изолентой к металлу деревянные иконки. Я же пренебрег и иконами, и броневым панцирем, взяв с собой лишь короткий дробовик. Выбор мой основывался на том предположении, что ни одна тварь, живая или мертвая, не сможет выпить из меня кровь, если я перед этим снесу ей картечью половину головы. Затем, помедлив, я все же добавил шоковый разрядник, на случай если удастся застать упырицу врасплох.
Вернувшись в кабинет, я распахнул шкаф и осмотрел одежду. В глаза сразу бросился простреленный в Санкт-Шлиссельбурге длинный светло-серый плащ цвета свежевыпавшего пепла. Конечно, в этой одежде на жителя рабочей окраины я не походил совершенно – местные предпочитали куртки, да и цвет одежды в ходу у них был темный, немаркий, но зато плащ было не жалко, и он отлично подходил для того, чтобы спрятать под ним дробовик. Найдя вдобавок шарф, которым можно было укрыть горло, и рассовав по карманам плаща револьвер и патроны, я посчитал себя готовым к операции.
Наконец наступил десятый час. Из сыскного отделения потянулась вереница локомобилей. Парослав Симеонович кинул в облаву всех, начиная от дежурных агентов и заканчивая нашим интендантом Алексеем Петровичем Курощуповым-Савойским. Сейчас он как раз ехал с нами в одной машине. Будучи по природе своей человеком крайне жизнелюбивым, он успел надеть на себя одновременно: легкий броневой жилет, штурмовой стальной нагрудник и поверх этого стеганый ватник, отнятый, по-видимому, у кого-то из наших дворников. Будто и этого мало, шею свою Алексей Петрович замотал в три слоя толстенным пуховым шарфом, поверх которого был пристроен ржавый офицерский горжет, судя по состоянию, явно помнящий громкую славу петровских походов.
В руках жизнелюбивый интендант сжимал чугунный крест и крупнокалиберный револьвер системы Подкорягина. Как он собирался кого-то ловить в таком виде, было для меня неясно, но, к счастью, я хотя бы сумел отобрать у него ручные гранаты и потому совесть моя была спокойна.
Миновав мост Анны Второй, мы въехали на Васильев остров и вскоре достигли района Чекуш. Локомобили разъехались. Наша машина остановилась посередине Квасцовой линии.
Толкнув дверь, я вышел на грязную, немощеную улицу. Зажатая между неуклюжими тушами цехов и рабочих бараков, она встретила меня дымом и непереносимым злоновонным запахом прелых кож, разносящимся от дубильных цехов. Их было здесь такое множество, что смрадная вонь пронизывала весь район. Впрочем, что район – даже на другой стороне реки, возле Нового адмиралтейства, стоял все тот же удушливый аромат.
Поскорее натянув свой отделанный замшей респиратор, я чуть перевел дух. Затем кивнул коллегам. Алексей Петрович с парой агентов отправились к концу линии, мы с Ариадной – в начало.
Пригасившая свет глаз, надевшая респиратор и очки на свое биофарфоровое лицо, моя спутница была сейчас неотличима от человека. Лишь белый халат на плечах делал ее совершенно чужой в этом мрачном районе. Впрочем, уж точно не мне, с моим элегантным серым плащом, было обвинять ее в неверном выборе одежды для Чекуш.
Оправив белый халат, Ариадна двинулась вперед. Я же приотстал, чтобы не смущать своим видом душегуба, если он решится напасть. Ночь была малодымной – ветер с залива относил пелену с улиц, и мне удавалось идти аж в двух десятках шагов от Ариадны и при этом не терять из виду одетую в белое напарницу. Держа одну руку на нагрудном фонаре, чтобы включить его в любой момент, а второй сжимая дробовик под плащом, я тихо двигался сзади, тщательно осматривая улицу.
Пока ничего необычного. Вокруг все те же замершие фабричные цеха, где только-только закончилась тянувшаяся с шести утра рабочая смена, да низкие, в четыре-пять этажей, покосившиеся, облепленные пристройками доходные дома и рабочие бараки, слабо теплящие свои грязные окна. Людей на улицах мало, и в основном они толпились возле дрянных питейных, которыми обильно оброс район.
Миновав высокую бетонную башню, возносящую над городским дымом особняк какого-то фабричного владельца, мы вышли к реке и немного постояли на набережной. Ничего – никаких следов упырицы.
Подойдя к ограждению, я прислушивался к шуму города. Плескала мазутной водой река. Грохотали по мостам грузовые локомобили. Протяжно ревели на том берегу быки, круглосуточно забиваемые на кротовихинских бойнях. Перекликались баржи, везущие к причалу неподалеку свежесрезанные шкуры. Стучали краны. Кричали грузчики. Надрывно кашляли в дыму выходящие из фабричных ворот работники, лишь только сейчас закончившие дневную смену. Надсадный кашель смешивался с отрывками несущейся сверху беззаботной музыки. Всполохи раздающихся в небе фейерверков освещали изнуренные лица. Высоко над нами, в Верхнем городе, опять что-то праздновали.
Я оглядел идущих людей – мужчины, женщины, дети в рабочей одежде. Большинство в марлевых повязках вместо респираторов. Люди шли молча, после четырнадцати часов работы мало у кого были силы на разговор.
– Какое же скотство. – Я вздохнул и отвел взгляд. Затем оперся на ограждающий набережную выщербленный, облезлый парапет.
Ариадна встала подле меня. На некоторое время повисло молчание.
– Сколько лет вы в столице, Виктор? – вдруг спросила она.
– Двенадцать.
– И вы делаете такое суждение только теперь?
– Да.
– Почему?
– Не знаю. – Я прикрыл глаза. – Может быть, некогда было? Я же первые годы при научных монастырях работал. Когда там трудишься, совсем другое видишь. В библиотеках да лабораториях до ночи сидишь. Ну выйдешь в храм на молитву, ну в трапезную еще или на стрельбище. В город не часто отправишься – работы по горло. Разве что лекции посетить.
– А когда поступили в сыск?
– Я агентом начинал. А агентов куда посылают? Туда, где от их умений больше пользы. А я техник, да еще и из древнего рода. Сама понимаешь, что на мне было. Взломы вычислительных мощей, безопасность информации, махинации в банках, расследования в Верхнем городе, монастырях. Это когда я до сыщика дослужился, меня уже на все подряд бросать стали.
Мы помолчали. Вышедшая из фабричных ворот толпа прошла мимо нас, растворяясь в черноте ночи. Вздохнув, я кивнул на ждущие нас улицы. Нужно было продолжать охоту.
Нашим поискам не мешали. Страх перед упырицей порядочно расчистил улицы, а банды предпочли затаиться – дело вышло резонансным, а потому на поиски выдвинулись даже закованные в броню усиленные жандармские патрули, основательно распугавшие местных преступников.
Лишь на Косой линии, рядом с кислицынским сиротским приютом, к Ариадне попытались подойти несколько крепких парней с молотками-чекушами, но моя напарница в ответ на это просто сняла очки и вывела на максимум яркость своих глаз. Бандитов смело с улицы. Один из них даже обронил оружие, и я не преминул подобрать его и рассмотреть.
Старый молоток с ржавыми следами крови. Тяжелый, но деревянный. Таким легко оглушить, но несколько сложнее проломить череп, чем его железным собратом. Я с удивлением посмотрел на оружие, а затем на стоящий невдалеке детский приют, построенный фабрикантом Кислицыным. Я взглянул на здание, на деревянный молоток, и если не надежда, то хотя бы ее тень появилась в душе. Может, хоть что-то хорошее в этом районе осталось. По крайней мере, тут еще не до самого конца забыли о гуманности.
Раздавшийся выстрел и отчаянный вопль вырвали меня из мыслей. Дым исказил крик, но лающий звук полицейского револьвера системы Каретникова я не узнать не мог. Следом за ним зазвучали хлопки шоковых разрядников. С проклятием я выхватил из-под плаща дробовик, раздался стук железных шариков – Ариадна обнажила лезвия.
Еще несколько выстрелов. Новые крики. Прорубив дым лучом нагрудного фонаря, я бросился на подмогу.
Минута – и мы оказались на месте. Трое агентов в переулке. Первый, одетый в белый халат, воет, катаясь по земле. Упырица не смогла добраться до его замотанной шарфом шеи, но зато разодрала зубами все, до чего сумела дотянуться. Кожаный респиратор превратился в лоскуты, щека, подбородок, все представляло собой темную от крови массу.
Два других агента сумели отогнать душегубку. Впрочем, один из них сейчас лежит с разбитой головой. Второй прислонился к стене. Вернее – вторая. Я узнал Серебрянскую. Ее защитные очки были забрызганы кровью, но даже сквозь них я увидел наполнивший ее глаза ужас. Агент указывала в конец переулка, и я тут же вскинул дробовик, оборачиваясь туда.