Луч фонаря вырвал из дыма тень. При виде нас упырица рванулась с места и буквально взлетела по невысокой стене одноэтажной котельной, перескочила с нее на устланные паропроводами мостки и взобралась на крышу краснокирпичного цеха.
Мы с Ариадной кинулись следом. Напарница в один прыжок оказалась на крыше котельной. Вытянув руку, она быстро помогла мне взобраться наверх. Мгновение – и мы одолели паропроводы, перебираясь на покатую крышу грохочущего, работающего даже посреди ночи цеха.
С залива ударил заряд штормового ветра, чуть было не сбросивший меня с ржавой жести. С трудом удержавшись на неогороженной крыше, я быстро осмотрелся. Дым разошелся. Свет полной луны высветил фабричный двор.
Здесь всюду были кости. Хребты, черепа, ребра, берцовые, бедренные, розоватые от крови и волокон мяса, они образовывали целые холмы, что заполняли территорию под нами. Мы стояли на вершине цеха костопального завода. Внизу деловито суетились рабочие, тащившие мешки с удобрениями из пережженной кости.
Я оглядел утыканную трубами, покосившимися деревянными надстройками и водяными баками крышу. Невдалеке от нас виднелась уводящая во двор ржавая пожарная лестница.
– Ариадна – двор, я крышу осмотрю, – приказал я. – Разделимся.
Ариадна вперила в меня свет своих холодных глаз.
– Виктор, мы с вами не амебы, чтобы делиться. Держитесь рядом со мной, так вам будет безопаснее.
Я покачал головой. Будучи выпускником духовно-механического училища и имея при себе дробовик, я был сейчас в абсолютной безопасности.
– Это приказ. Быстро.
Ариадна не послушалась.
– Во дворе продолжается работа. В цехах тоже. Криков работников не замечено. Я считаю, что объект пытается спрятаться. Давайте осматривать крышу. И вот еще что. – Ариадна повернулась ко мне. – Будьте очень осторожны. Если она расправится со мной, сразу бегите.
Я непонимающе посмотрел на Ариадну, но та не стала ничего пояснять.
Я поднял дробовик, и мы двинулись по наклонной кровле. Первая надстройка на пути. Дверь закрыта. Окон нет. Дальше – ряд длинных труб. За ними ничего. Вросшая в крышу огромная обветшалая водонапорная башня, обложенная кирпичом, высокая, с декоративными зубцами, похожая на донжон старинного рыцарского замка. Поворот за угол ее стены.
Она стояла возле края крыши, спиной к нам. Грязная фигура в измазанных углем и ржавчиной лохмотьях. Пальцы опущенных рук были черными – не от грязи, от крови.
– Сыскное отделение! Стоять! Руки! Руки подняла! – Я рявкнул так, что крик заметался над крышами. – Ко мне лицом! Повернулась! Медленно!
Держа наготове дробовик, я аккуратно шагнул вперед. А потом она сделала то, что я просил. Она повернулась ко мне.
То, что оказалось передо мной, уже давно не было человеком. Полная луна осветила прогнившее, изуродованное лицо мертвеца, много дней пробывшего в могиле. Несколько секунд она не двигалась, просто дрожала, уставившись на нас мутными глазами, а затем внезапно издала хриплый крик и, оглушительно щелкнув окровавленным челюстями, выхватила ржавый кинжал и кинулась прямо на нас.
Как говорил наш добродушный учитель баллистики и церковнославянского языка отец Дымитрий: «Чада мои, сперва стреляйте, а потом думайте. Лучше отмаливать будете вы, чем отмаливать будут вас». Что ж, я не раз оставался жив благодаря этому совету.
Я не стал думать, что передо мной. Какая разница? Я просто принял третью стойку по византийской системе и, точно находясь на монастырском стрельбище, выпалил ей в грудь.
Я попал точно. Сноп картечи ударил прямо в сердце. Тварь тяжело шатнулась, схватилась руками за грудь, а через миг вскинула голову и, зарычав, бросилась прямо на меня. Не веря своим глазам, я выстрелил вновь, на этот раз всаживая заряд тяжелой картечи мертвечихе в живот. И вот именно тогда, когда мое попадание даже не замедлило ее бега, весь мой запал и исчез, сменяясь абсолютным ужасом.
Забыв про всякие стойки и про все, чему меня учили в духовно-механическом училище, я принялся просто стрелять и стрелять по твари без остановки. Картечь разорвала ей бок, впилась в бедро, снова ударила в сердце. Тварь не умирала. Попадания не останавливали ее. Паника накрыла меня окончательно. Дробовик в моих руках заходил ходуном, последние два выстрела, которые я сделал ей в голову, и вовсе прошли мимо, а затем упырица прыгнула, целя в меня ржавым кинжалом. Оттолкнув меня в сторону, Ариадна схватилась с тварью. Она ударила ее лезвиями наотмашь, стараясь пробить череп, но упырица успела уклониться, и лезвия лишь разрезали ей плечо. Миг – и тварь с размаха ударила Ариадну своим ржавым оружием в шею. Металл скрежетнул о металл, а затем, стоило Ариадне замахнуться снова, тварь схватила ее за халат и с невероятной силой отбросила со своего пути, после чего, забыв о сыскном механизме, опять кинулась на меня.
Я вскинул дробовик, но опустевшее оружие лишь сухо щелкнуло. Гнилое лицо упырицы оказалось прямо передо мной. Совершенно непечатно зовя Ариадну на помощь, я сделал последнее, что мог, – перехватив дробовик иерусалимским хватом, я встретил упырицу ударом приклада в лицо. Тварь отлетела, но тут же словно кошка извернулась и вскочила вновь. Подскочившая Ариадна вновь схватилась с ней, всаживая лезвия ей под ребра, но тварь, не обратив внимания на удар, с нечеловеческой силой рванула ее, отбрасывая в сторону. Не удержавшись, Ариадна рухнула с крыши. Раздался тошнотворный звук ломающихся костей – судя по всему, напарница упала на одну из куч коровьих хребтов, что были под стенами цеха.
Мы с тварью остались один на один. Захрипев, упырица бросилась на меня.
Я вновь ударил прикладом, но в этот раз она извернулась, врезалась в меня, и мы повалились на жесть. Дробовик улетел во тьму. Волна зловония ударила в нос. Упырица ощерилась и распахнула гнилую пасть. Одной рукой я вцепился ей в шею, пытаясь не дать добраться до своего горла. Только сейчас я вспомнил про револьвер и теперь отчаянно пытался вырвать застрявшее в кармане плаща оружие.
Взмах мертвой руки. Свет нагрудного фонаря на ржавом оружии упырицы, вскинутом прямо надо мной. Тошнотворный, хлюпающий звук, с которым я наконец вбил рукоять выхваченного мной револьвера прямо в висок твари. Было слышно, как треснули кости. Тварь зашипела и отшатнулась, выронила свой кинжал, а я схватил ее за лохмотья, притянул к себе и ударил снова. В то же место – в висок. Брызнула смердящая темная кровь. Новый удар, затем еще, в челюсть. Упырица, шипя, рванулась назад, тряпье затрещало, и она отскочила прочь.
Схватившись за разбитую голову, тварь заклокотала, а затем бросилась прочь. Я выстрелил вслед, но не мог сказать, попал ли. Прошел миг, и стрелять стало поздно: упырица спрыгнула за край крыши.
Когда я сумел подняться и подойти туда, ее уже нигде не было. Лишь на идущих вдоль стен трубах паропровода виднелась блестящая в лунном свете кровь. Вскоре раздался стук каблуков по металлу. Ариадна вновь поднялась наверх.
– Виктор, живы? – Она стремительно кинулась ко мне.
– Фрагментарно, – прислушавшись к себе, ответил я. – А ты?
– Почти не пострадала. – Ариадна невольно коснулась царапины на шее и покачала головой. – Упырица ушла?
– Видимо.
– Что ж. Тогда осмотримся.
Увы, на месте нашей драки не осталось ничего, кроме пятен крови, и оброненного упырицей оружия.
Я вздохнул, Ариадна же, напротив, удовлетворенно кивнула.
– Не переживайте. Теперь мы ее найдем, – негромко произнесла она, внимательно рассматривая оружие твари – длинный, черный от крови, остро заточенный напильник.
0111
Несмотря на улику, сперва мы с другими агентами занялись осмотром улиц, однако поиск успехом не увенчался. Лишь после этого, вернувшись в отделение, мы вместе с Парославом Симеоновичем принялись осматривать оружие.
На столе перед нами лежал длинный трехгранный напильник. Окровавленный, он имел заточенное, словно шило, острие, самодельную гарду и заботливо оплетенную веревкой рукоять.
Вещь эта была вполне стандартной для Петрополиса. Забастовки на заводах столицы вспыхивали уже много лет. Рабочие требовали сокращения четырнадцатичасового рабочего дня, улучшения условий и повышения оплаты труда. Обычно фабриканты в таких случаях просто увольняли всех недовольных и набирали новых работников, но, если бастующие отказывались покидать фабрику, вызывались солдатские и полицейские части. Часто доходило до крови.
Рабочие в таких драках уже давно не ограничивались булыжниками и камнями. Огнестрельное оружие им было достать непросто, но для сражений в узких коридорах и тесных фабричных дворах оно и не требовалось. В обороне против не имеющих брони солдат и полицейских в ход обычно шли булыжники, ломы и кувалды, а также заточенные на станках здоровенные рессоры, оставляющие после ударов чудовищные раны. Другое дело, когда на разгон протестов бросали жандармские части, облаченные в кирасы и полное защитное снаряжение. Тогда в ход и шли заточенные прямо на заводских станках напильники, идеально подходящие для того, чтобы проникнуть в щели между бронепластинами или в не защищенные доспехом части тела – например, подмышки, удар в которые был почти всегда смертелен, – собственно, поэтому такие заточенные напильники в шутку и назывались «градусниками».
– Неприятная самоделка. – Я внимательно оглядел напильник. – Сделана на скорую руку, но достаточно качественно. Однако посмотрите, что самое интересное, он же весьма сильно проржавел. Явно долго лежал без дела.
Ариадна улыбнулось мне и кивнула:
– Скорее всего, не просто лежал. Он был брошен, притом, судя по ржавчине, думаю, брошен он был с год назад или даже больше.
Я взял заточенный напильник в руки.
– На свалке такая вещь лежать не могла – мальчишки бы утащили ее первым делом. Продаваться в лавке старьевщика тоже. За «градусник» – запросто можно сесть. Бандиты тоже с таким не ходят – в драке с человеком без доспеха такой стилет проиграет ножу.
– Значит, та, кого называют упырицей, взяла это оружие там, где оно было оставлено, – на заводе, где жандармы разогнали забастовку. При этом оружие могло там лежать лишь в одном случае – если после столкновений с рабочими завод был закрыт. Думаю, это не самая частая ситуация для Петрополиса. Верно?