И да, я понимала, какой груз взвалила на Пьетро. Если она все же решит мне помочь, мы придумаем, как выпутаться. Если все-таки решит сдать меня, что ж… Это ее выбор и ее право.
— Хозяин, я просто взяла ее на удачу, — хрипло начала объясняться Пьетро, — она весь вечер спала рядом, но потом, — она запнулась, — ее кто-то будто позвал. Она встрепенулась, я кинулась за ней, но не нашла.
Я позволила себе рваный выдох облегчения.
Гончий — псих, но не позволит же он себе причинять вред Пьетро на глазах у ее мужа и своего близкого друга?
В комнате повисло мрачное молчание.
— Ты хоть осознаешь, какую ценность в себе несет это животное? — Тихо, почти бесстрастно спросил Гончий, от чего стало еще страшнее.
Пьетро тоже поняла, что грядет нечто ужасное, но осталась стоять на своем.
— Я не знала, что она сбежит, — тихо проговорила она, едва заметно сжимая кулаки.
— Квен, — впервые послышался голос Фаркаса, — не делай глупостей. Пьетро не виновата, что метка перестала работать.
Квен? Это — имя Гончего? Ужас какой.
Так, не о том думаешь. Метка, она перестала работать!
Я на это лишь надеялась, но… Хотя, логично. Он же брал для ритуала кровь меня-кошки, и при этом не мог учуять во мне меня-человека, даже когда держал в руках окровавленную кофту.
Кровь у человека и у животного не может быть одинаковой. Может, схожей, но не идентичной. Поэтому так жгло вены и вообще все внутри при обращении в первый раз, будто кислоту под кожу ввели…
Я просто менялась. Даже характер — он сразу стал немного другим.
Квен, подумать только!
Может, мой страх вперемешку с абсурдными изменениями организма повлияли на мой разум, но я не смогла сдержать смешка, как ни пыталась. Хотя должна притворяться пьяной в усмерть юной девой легкого поведения. Даже хрюкнула.
Внимание всех ожидаемо переключилось на меня.
— Это Долда, — выпалила Пьетро, — дочь местной кухарки и свинопаса.
— У свинопаса есть жена? — Как-то невпопад спросил Фаркас.
— Нет, но как это обычно бывает, — кашлянула девушка, явно радуясь смене разговора, — она у них немного блаженная, перебрала, вот. А кошка, она вернется! Им иногда не хватает свободы, — неуверенно закончила она.
Гончий ничего не ответил. Из-под моего капюшона я видела лишь его идеально-начищенные сапоги, которые резко развернулись и вышли из нашей каморки.
Он почувствовал, что я уехала из его поместья, но появился только тогда, когда перестал слышать метку… А если бы я пришла в сознание позже?..
— Ты и есть та, на ком помешался наш хозяин, — невесело заключила Пьетро.
Она сняла комнату на верхнем этаже таверны, когда убедила Фаркаса, что обязана остаться со мной.
Фаркас действительно был обеспокоен безопасностью жены. Он столько раз спрашивал ее, о чем она только думала, забирая кошку от Гончего, но что-то в голосе Пьетро заставило его поверить, что все обойдется. В конце концов опять-таки, Гончий знал, что Леди увозят.
— Быть кошкой проще, — простонала я, откидывая голову в ванной, — хотя, скажу честно, этого мне не хватало.
От меня настолько разило луком, что Пьетро моментально распорядилась наполнить бадью, которую я любовно и назвала ванной.
— Ты дала слово все рассказать, — напомнила она.
Пьетро сидела ко мне спиной, оставляя мнимое пространство и иллюзию уединения в этой крохотной комнатушке, но даже сейчас я ощутила, как она напряглась.
Вот и выбор: рассказать ли ей всю правду?
С одной стороны, я абсолютно ничего о ней не знала: да, добрая, да, заботливая. Но а как же ее темное прошлое? За что ее помиловал Гончий? Вспомним, как он титул дал кошке. Вроде, сам никто, но власти достаточно, чтобы казнить или дарить жизнь.
Но с другой стороны: мы обе знали его безжалостный нрав. Вспомнить хотя бы, как он тряс передо мной исцарапанной моими ногтями накидкой с угрозами вырвать мне лапы. И да, он на это способен, просто на тот момент я была ему полезной. И тем не менее, Пьетро взяла удар на себя, ожидая худшего исхода лишь потому, что поверила незнакомке в таверне.
— Я пришла сюда за сестрой, — тихо начала я, — вообще без понятия, где именно ее искать, я лишь знала, что она в беде. И была права…
Я рассказала Пьетро все: о первой встрече с Гончим, о том, как наткнулась на избушку с сумасшедшей старушкой в лесу, как стала кошкой. Как потом выяснила, что только я могу перевести древний текст, насколько вообще всем известный перевод ложен. О том, что моя судьба здесь — смерть. Как и судьба моей сестры. И о том, насколько это все неправильно.
Как Гончий поставил на мне метку, как мы с ним заключили договор, как я хотела найти сестру…
— Они же тебя убьют, — тихо проговорила Пьетро.
— Я знаю, — также тихо ответила ей, — я даже перестала этого бояться. Просто… Если не найду Зарину, тогда все так глупо будет. Бессмысленно.
— Вы с сестрой близки?
— Наверное, — почти неслышно ответила я.
В памяти всплыл момент, когда мы собирались на новогодний утренник. Мама тогда принесла белоснежную ткань невероятной красоты, хоть в доме даже картошка была под счет: три нам на пюре, одна на суп, и несколько листьев капусты на салат.
Круги под глазами у мамы были чернее ночи, она работала на трех низкоквалифицированных работах, но эта ее черта — оболочка важнее наполнения — сыграла свою роль. Ткань на платье у нас была, а вот есть дома было нечего.
Зарина тогда прыгала перед зеркалом, представляя, какое платье она себе сошьет, а маленькая я угрюмо счищала максимально тонкую кожуру с клубней картофеля.
— Не волнуйся, мелкая, — заливисто засмеялась она, — мы будем принцессами! Нас все запомнят!
Но нас не запомнили. Мы просто не пошли. Я — потому что заболела, а Зарина — якобы из-за того, что платье не успели сшить.
Вот только потом она вернулась домой с трехлитровой банкой березового сока и ящичком овсяного печенья:
— Только маме не говори, — в притворном ужасе прошептала она, — ее удар хватит, если узнает, на что я променяла платье. Это же твое любимое?
Естественно, дело не в дурацком платье, а в том, какая она. Пусть ветреная, пусть поверхностная, но любовь и семья для нее всегда были на первом месте. У Зарины по-настоящему белое сердце. Она не заслужила быть частью проклятия не своего мира, и уж тем более — быть его жертвой.
— Да, мы близки. Пьетро, откуда взялись эти травы?
— Старая леди Колин, — она невесело усмехнулась, — прислала письмо, где расписывала, как ухаживать за кошкой. Мол, если будет хорошо, дать ей эту смесь, если плохо — эту.
Я рассмеялась.
— Чего смешного? — Обернулась Пьетро.
— Это она превратила меня в кошку, — продолжала хохотать я, — она просто издевается надо мной.
— Или нет? — Задумчиво протянула Пьетро.
— О чем ты?
— Сама подумай, ты же только что рассказывала, какой беспомощной ощущала себя в облике кошки, насколько унизительно быть подчинённой Гончего, и тебя-человека хотят убить.
— И?..
— Полин, приди в себя, — с горящими глазами Пьетро присела перед бадьей, — ты же теперь знаешь, как становиться кошкой и возвращаться обратно в человека! Сегодня отлежишься в ванной, а к утру вернешься к переводам, и хозяин меня не убьет. Это же идеально! — Всплеснула она руками, — сейчас чего-нибудь хочешь?
— Да, — произнесла я задумчиво, — выпить.
Глава 19
К бесконечному списку моих вопросов добавился еще один: что нужно безумной старушке из леса, которая оказалась матерью Федора Константиновича? И безумна ли она вообще?
На утро после нашего с Гончим визита к лорду Колину у Пьетро на пороге появилась коробка с отварами, которые старая леди Колин рекомендовала давать кошкам. Ее имя было на хорошем счету, поэтому Пьетро и в голову не пришло, что с этими отварами может быть что-то не так. А то, что они из черной кошки сделают черноволосую девушку, вообще, мягко говоря, не укладывалось у нее в голове. Но что есть, то есть.
А я радовалась ванне, тому, что могу почувствовать всю вонь этого мира, что вижу его по-прежнему ярким, как раньше, что я все еще не забыла, как быть человеком.
Но все хорошее заканчивается.
После бессонной из-за расспросов Пьетро ночи и дешевой выпивки я, зевающая с похмелья и вновь позабывшая, как пользоваться хвостом, возвращалась в облике кошки обратно в поместье.
Пьетро вернулась на пару часов раньше и принесла один из флаконов, который был во втором отсеке посылки престарелой леди Колин.
Если подумать логически, то прошло всего несколько часов с тех пор, как я была здесь. Но эмоционально — ушла эпоха. Я была человеком! Я мылась в ванне!
Возвращаться сюда было странно, будто после вечности. Но каким же было удивлением увидеть, что все поместье уничтожено!
Красивые ковры изодраны в клочья, от мебели осталась лишь труха, многие картины уже было не восстановить.
Я застыла в исступлении, не в силах двинуться дальше. А что если Гончий мертв? С ним-то ладно, но Фаркас… А если Фаркаса убили те, кто это сделал?
В страхе наткнуться на его бездыханное тело медленными шажочками я продвигалась вглубь разрушенного поместья, принюхиваясь ко всему на каждом шагу.
В доме было тихо, неестественно тихо.
Пьетро рассказывала, что где-то за месяца два до моего появления в особняке Гончего было полно народу. Нет, он всегда был немного нелюдим, но, тем не менее, очень любил комфорт и чистоту на таком уровне, который могло обеспечить только множество слуг. Но потом коварные интриги и предательства короны добрались и до него, пришлось от многих избавиться. И тон, с которым Пьетро произнесла то слово, не предвещал ничего хорошего.
А когда приезжала сестра Гончего с детьми, тогда все и вся вокруг расцветали.
— У Гончего есть сестра? — Вырвалось у меня некультурно еще в таверне.
— Конечно, — Пьетро щедро подлила крепкого алкоголя, — у многих есть братья и сестры, а ты как думала?
Честно говоря, мне казалось, что Гончий скорее отпочковался от Дьявола, чем был рожден от акта любви. Но здесь в Дьявола и не верили, так что…