Вода ожидаемо остыла, но не будить же бедную, хоть и жутко вредную женщину из-за того, что я потеряла счет времени.
Фыркаясь и шипя, наспех помылась холодной водой, намазалась новыми лосьонами, пахнущими ванилью, и побежала под одеяло.
Я же в этой кровати сегодня проснулась, верно? Так что ничего такого. Завтра попрошу себе отдельные покои.
Гончий, кстати, вернулся этой ночью.
Но об этом я узнала от Астрид, поскольку утром он вновь уехал к королю. А спать бедному мужчине пришлось у себя в кабинете.
Глава 37
Последующие дни походили один на другой как однояйцевые близнецы: Гончий решает проблемы мира во дворце, причем настолько часто, что мы с ним практически не видимся. У нас были лишь недолгие разговоры на абсолютно отвлеченные темы по утрам в то время, пока весь мир, включая домашних, еще спал.
Он расспрашивал меня обо всем: о моем детстве, о друзьях, о работе, о мечтах. Я так увлекалась байками из другого мира, что только после того, как он уезжал во дворец, понимала, что ничего не знаю о нем. Только те мизерные крохи, которые удалось собрать в сплетнях или додумать самой. Он не рассказывал, а спросить я не успевала.
Гончий после возвращался далеко за полночь и ночевал в своем кабинете. Между нами возникла некая стена после того моего пробуждения от целительского сна. Может, я себе надумала, а может и нет. Казалось, будто мы вдвоем привыкли друг к другу как старые друзья, а порой было стойкое ощущение, что Гончий совсем не знает, как обращаться со мной — человеком. Все же даже с синяками под глазами от недосыпа, с заостренными углами изуродованного лица по утрам он все равно раз за разом находил несколько минут, чтобы послушать историю моей жизни.
Но не чтобы ответить на вопросы о том, что же все-таки происходит во дворце.
Во всех мирах мужчины отвечают одинаково: «Потом». Будь то ответом на вопрос о планах на выходные или будь то о вопросах, насколько мучительно сгинет этот мир.
Я бы, конечно, могла себя винить, что нагло заняла его покои, но идти больше некуда. И вообще это не моя маленькая евродвушка в моем мире. Это целый особняк с отдельными крыльями, так что спальное место вообще не должно было быть проблемой.
Но как-то раз пока я готовила наш ставший традиционным завтрак, рассказывая байки о своей жизни, у меня так сжалось сердце при виде его рассеянных от перманентной усталости движений.
Тогда-то перед сном я и превратилась в кошку впервые после моего возвращения из плена. Превращение выдалось на удивление легким, будто домой вернулась
В ту ночь он впервые за долгое время смог отдохнуть, лежа в постели, пока я своим тельцем укрывала печать на его ноге.
По вечерам мы с девочками собирались в уже ставшей моей читальне, болтали обо всем, рассказывали Пьетро о нашем детстве, которое разительно отличалось от ее истории. У Зарины основной головной болью было прийти на школьную дискотеку в наряде, который отличался бы от образа Юльки Свиридовой, главной ее соперницы в школе. Когда растешь в маленьком городке и одеваешься в том же универмаге, что и остальные девочки, сложно сильно выделяться из толпы.
А моей главной бедой была четверка в четверти по физике. Сколько я ни плакала перед Аллой Агафоновной, злостной училкой и по совместительству директором школы, сколько бы ни пыталась помогать по библиотеке, сколько бы ни возилась с учениками, помогая им нагнать материал по английскому языку, отметку в четверти она не меняла.
А Пьетро… Девушке пришлось с малых лет учиться отстаивать свое право на жизнь с ножом наперевес. И в наемницы девушка подалась не от радужных перспектив на будущее.
Даже стало неловко, поскольку, начиная наш рассказ, мы, вроде как, пытались жаловаться. А потом Пьетро со своим криминальным прошлым, о котором говорила с усмешкой, неосознанно заставила нас устыдиться своего нытья.
— Я так расстроилась тогда, что мне кредит на машину не давали, — протянула Зарина, глядя на плавный огонь в камине.
— У тебя успехи с кредитной историей, как у Женька с арифметикой, — не сдержалась и фыркнула я, — и платить было бы нечем.
— А ты мне на что? — Деланно изумилась Зарина.
— Можно ведь просто украсть, — одновременно с ней предположила Пьетро.
— А ты воровала?
— Было дело. В основном обносила купеческие поместья, — Пьетро сделала маленький, изящный глоточек вина из чашки для чая, — но всегда проблема продать награбленное. Проще всего украсть одну вещь на заказ, чем тащить гобелены, столовое серебро и дамские шкатулки в узле, который потом гремит по мостовой.
— Мне кажется, я бы споткнулась, стукнулась, вывалилась из окна, но точно сдала бы себя с потрохами.
— Это точно.
— Это проще, чем кажется, — как-то совсем кокетливо сверкнула черными глазами Пьетро, — подрезать сумочки и лазить по карманам куда тяжелее.
— А нас научишь?
Ничего не подозревающая Астрид распускала тугую косу у мутного зеркала, что-то фальшиво напевая себе под нос. Моей целью были ее нижние панталоны, которые Зарина должна была тайком подкинуть Тони — начальнику гарнизона, охранявшего земли вокруг поместья Гончего.
Пьетро сказала, что этот воровской экзамен зачтется только в том случае, если никто ничего не заподозрит. Правда, умолчала, что Тони вряд ли поймет такие ярые ухаживания со стороны ворчливой Астрид, которая днем огрела его поварешкой за то, что он высморкался в рукав.
Кому-то это могло показаться заигрыванием.
Адреналин захлестывал изнутри, пока я карабкалась по отвесной стене к окну Астрид в небесно-голубом платье, от стоимости которого Женек упал бы в обморок.
— Сделка упадет, — прокаркал братишка под ухо.
— Ш-шниз-зкомбарье-ер-ре, — протянула я, весело улыбаясь.
— Сделка болит?
— Это вино, которое мы пили с девочками, — хихикнула, чуть не сорвавшись. Внизу послышались фырканья и еле сдерживаемый смех. Никто не волновался за мою жизнь, всего-то второй этаж, — много пили. Только ты тс-с-с, — приложила палец к угрюмому клюву ворона, — это секрет. Вино блестяшек девять стоит за бутылку. Клянусь.
Ворон крякнул.
Я полезла выше, посвистывая мотив из «Ну, погоди!», тот самый, когда Волк забирался по веревке к Зайцу.
Не имея понятия, где Астрид хранит свои панталоны, и абсолютно не желая стаскивать те, который сейчас на злющей женщине, я тем не менее жутко хотела сдать экзамен. Вино сильно ударило в голову, поэтому моя гениальная идея — похитить саму возмущенную, зло шипящую Астрид, — сопровождалась моим диким смехом.
— Леди Бартел, вы пьяны? — Ахнула Астрид, упираясь босыми пятками в ковер, пока я, особо ничего не объясняя, тащила ее за руку.
Женек тоже не понимал, что происходит, но точно знал, что нужно поддержать свою сестренку. Поэтому просто резанул правым крылом по своему горлу, чтобы приструнить упирающуюся женщину. Так, на всякий случай.
Надо будет его чему хорошему научить.
Астрид сопротивлялась и вопила, пока я тащила ее в нашу читальню. Вот по глазам женщины видела, что она огрела бы меня поварешкой как стукнула утром Тони, но все же опасалась причинить мне настоящий вред.
Тащить злющую Астрид к Тони я передумала, да и вообще эта часть задания была на Зарине.
— Панталоны поданы! — Победоносно возвестила я при входе в читальню, приседая в залихватском реверансе и дергая за руку Астрид.
Зарина и Пьетро покатились со смеху.
— Я хозяину расскажу, — шипела женщина, потирая запястье, — вам не велено заглядывать в погреб с вином!
— Да перестань, — Зарина отмахнулась от угроз и налила дорогущее вино в чашку для Астрид, — закусок нет, нам было лень. Какие же у тебя шикарные волосы!
Ошеломленная и смущенная брюзга трясущимися руками взяла чашку и чинно присела на краешек кресла, посматривая на нас из-под лба.
Хмельные разговоры имеют свое очарование: даже грустные истории имели какой-то задорный окрас. Астрид удалось расшатать не сразу, но потом мы втроем пьяно и слезно подвывали под ее рассказ о том, как она ждала из армии жениха семь лет. Он-то вернулся, но с женой и двумя детьми.
— Козлина такая, — шмыгала носом Зарина, — хочешь, мы его найдем и поколотим?
— Нет-нет! — Замахала руками Астрид, — ему коза в ногу боднула. Там такая рана была, что ногу пришлось отрезать.
— Мы можем еще и другое отрезать, — прошипела Пьетро, выплескивая вино.
— Ты и лучше найдешь! — Я вытерла нос рукавом, — только скажи и твои панталоны попадут куда надо!
Разошлись мы очень и очень поздно.
Ночной особняк тихо дремал под падающим снегом, пока я, пьяно шатаясь, брела без подсвечника до комнаты Гончего, держась за стены, чтобы не сбиться с пути.
Превращение в кошку далось как-то не так и не с первого раза. То и дело возвращалась в человеческий облик. Наверное, дело в алкоголе.
Гончий уже спал на спине, подложив под голову согнутую руку. Мускулистая грудь мерно вздымалась от дыхания мужчины. Кстати, теперь он спал всегда в исподнем.
Слишком много вина. Я даже не могла понять — кто я сейчас?
Все же кошка. Метка на моей шее сильно откликалась на связь с Гончим. Кровать подо мной прогнулась, пока я вскарабкивалась поближе к мужчине. Звон его метки на ноге звенел не так сильно, как пару дней назад.
Какие-то мы все вокруг меченые. Я даже хихикнула от этой мысли.
Дыхание Гончего сбилось.
Я прижалась всем телом к полуобнаженному мужчине, пытаясь отдать свое кошачье тепло. Чувствовала его лихорадочное сердцебиение. В памяти всплыли те обрывки воспоминаний, когда он спасал меня от храма Порядка. Тогда я в порыве чувств облизнула его колючий подбородок. И было так приятно, так правильно. Самая верная вещь в этом погибающем мире.
Зажмурившись от тепла, идущего от моего сердца, потянулась и медленно, легонько прошлась языком по шее Гончего.
Мужчина прерывисто выдохнул сквозь сжатые зубы.
Сон уже забирал меня в свои объятия.
А я лишь обняла Гончего за грудь своей лапкой.