Ни за что и никогда.
– Ну у тебя была и рожа! – воскликнула она, отсмеявшись наконец. – Жаль, я камеру с собой не захватила!
Слишком разъяренный, чтобы отвечать, я отвернулся, стиснул зубы и, достав руку мумии из заднего кармана, стал катать ее по ладони. Артефакт с гаражной распродажи служил замечательным антистрессом в подобные минуты.
Впрочем, тут, казалось, никакой антистресс не поможет.
– Я же сказала тебе, что нашла вчера пустой саркофаг, – пожурила Сари, откидывая волосы с лица. – Чем ты слушал?
Я смолчал снова, чувствуя себя полным идиотом.
Сначала меня провел Бен, прикинувшись мумией, а теперь – еще и она.
Про себя я поклялся отомстить ей. Не важно когда, пусть даже в последний миг своей жизни – она еще у меня попляшет.
– О, твое лицо в тот момент! – Сари помотала головой, все еще смеясь.
– Окажись ты на моем месте, было бы смешно? – сердито спросил я.
– Я никогда бы так легко не попалась, – отмахнулась она.
– Ну-ну.
Не лучший ответ, знаю. Но злость и испуг отключили мое остроумие.
Когда я представлял, как налетаю на Сари без предупреждения, швыряю обратно в саркофаг и запираю крышку, поблизости раздался звук чьих-то шагов.
Судя по перемене в лице Сари, она их тоже услышала.
Мгновение спустя в проеме показался дядя Бен. И будь свет здесь хоть трижды сер и тускл – близорукому ежу было бы ясно, что он сердится.
– Я-то думал, вам можно доверять! – выпалил он.
– Па, да все в порядке… – начала было Сари.
– Я верил, что ты не уйдешь, не предупредив меня! – перебил он ее резко. – Вы оба не знаете, как легко здесь заблудиться так, что никто потом не найдет!
– Пап, я просто показывала Гейбу комнату, которую вчера нашла. Мы бы без труда к тебе вернулись, зуб даю.
– Здесь сотни туннелей, – горячо возразил дядя Бен, не слушая Сари. – Тысячи, по некоторым подсчетам! И многие из них по сей день не изучены. Никто никогда раньше не бывал в этой части пирамиды. Мы понятия не имеем, какие опасности нас здесь ждут; и вы, двое самонадеянных юнцов, просто так взяли и ушли! Знаете, как сильно я перепугался, когда обернулся – и понял, что вас нет?
– Прости, – хором протянули мы с Сари.
– Пойдем. – Он указал фонариком себе за спину. – На сегодня хватит с вас пирамид.
Мы последовали за ним в туннель. Я чувствовал себя паршиво. Не только попался на глупый развод Сари, но и разозлил любимого дядюшку – угораздило ведь!
От нее всегда одни неприятности, горько подумал я, косясь в сторону Сари. Еще с тех пор, как мы совсем мелкими были.
Теперь она шла впереди меня, рука об руку с отцом, и что-то говорила ему в самое ухо. Внезапно они оба расхохотались и повернулись ко мне.
Я почувствовал, как мое лицо заливает краска.
Понятненько, что она ему рассказала.
Похвасталась, как спряталась в саркофаге и заставила меня кричать, как испуганного ребенка. И теперь они оба посмеивались над тем, какой я придурок.
– И вам счастливого Рождества! – сердито воскликнул я.
Это заставило их смеяться громче прежнего.
Вторая ночь прошла в отеле Каира. Я дважды обставил Сари в «Эрудита», но веселее мне от этого, впрочем, не стало: она вконец задолбала меня жалобами на то, что, дескать, гласных ей досталось слишком много, а потому игра нечестная. В итоге я твердо заявил, что реванша ей не дам, и мы сели смотреть телевизор.
На следующее утро мы позавтракали в номере. Я заказал блины, но они не походили на те, что я когда-либо ел – жесткие и зернистые, будто из кожи бизона или чего-то в этом роде.
– Чем займемся сегодня? – спросила Сари у дяди Бена, все еще зевающего и клюющего носом, вопреки двум чашкам крепкого кофе.
– Ну, у меня встреча в музее Каира, – сказал он, глянув на часы. – Отсюда всего пара кварталов. Может, пока суд да дело, вы захотите прогуляться по музею…
– Предложение – высший класс, – с сарказмом протянула Сари, зачерпывая полную ложку хлопьев в глазури.
На коробке из-под них была сплошь арабская вязь, даже слова из уст Тигра Тони[5] в комиксовом «пузыре» перевели на арабский. Мне пришла мысль сохранить ее и привезти домой, чтоб показать друзьям, но я знал – Сари станет смеяться надо мной, если я ее об этом попрошу.
– В музее очень интересная коллекция мумий, Гейб, – сказал дядя Бен. Он собрался налить себе третью чашку кофе, но кофейник к тому времени опустел. – Тебе понравится.
– Мумии нравятся Гейбу, когда не лезут из саркофагов, – поддела Сари.
Дурацкая шутка. Глупая, неуклюжая, никакущая.
– Когда вернутся мои родители? – Я вдруг осознал, что скучаю по ним.
Бен открыл было рот, но тут зазвонил телефон. Дядя прошел в спальню и снял трубку. Телефон, к слову, был прелестно-старомодный, черный, с дисковым набором, без привычных уже кнопок.
Дядя Бен слушал кого-то на той стороне, и вид у него мрачнел.
– Планы меняются, – сообщил он секунду спустя, повесив трубку и вернувшись в гостиную.
– Что случилось, пап? – спросила Сари, пасуя в сторону миску с хлопьями.
– Странные дела, – ответил он, почесывая затылок. – Прошлой ночью заболели двое ребят из моей команды, у них какая-то странная хворь. – На лице Бена явственно читалась тревога. – Их отвезли в каирский госпиталь.
Он взял бумажник.
– Мне лучше отправиться прямо туда, – сказал он.
– А нам с Гейбом что делать? – Сари с сомнением взглянула на меня.
– Вернусь через час, не позже, – пообещал Бен. – Подождите в номере, хорошо?
– В этой комнате? – вскричала Сари, словно ужаснее судьбы придумать нельзя.
– Ладно-ладно! Можете спуститься в гостиничный холл, если очень хотите. Но не на улицу. – Он натянул желто-коричневое пальто, проверил, на месте ли бумажник и ключи, и, торопясь, вышел.
Мы с Сари грустно переглянулись.
– Чем бы ты хотела заняться? – спросил я, вилкой гоняя по тарелке нетронутые блины.
Сари пожала плечами.
– Жарковато здесь.
Я кивнул.
– Ну да. Где-то под сорок Цельсия.
– Не хочу сидеть взаперти, – заявила она, вставая и потягиваясь.
– Предлагаешь спуститься вниз? – Я все еще возился с блинами, кромсая их вилкой на более-менее удобоваримые кусочки.
– Нет. Давай вообще уйдем из гостиницы. – Сари подошла к зеркалу в прихожей и принялась расчесывать свои черные волосы.
– Но дядя Бен сказал… – запротестовал я.
– Мы же недалеко! Или ты опять струсил? – Мало того, что перебивает, так еще и снова давит на больное. Я состроил ей рожу. Впрочем, она этого не заметила – любовалась своим ненаглядным отражением в зеркале.
– Что ж, ладно. Идем в музей. Бен сказал, он всего в паре кварталов отсюда. – Я не собирался уступать ей в дальнейшем. Если хочет ослушаться наказа отца и пойти наружу – так тому и быть. Но с этой минуты, решил я, никаких повторений вчерашнего. Ни-ка-ких.
– В музей? – Сари сморщила нос. – Ну ладно. – Она повернулась ко мне. – Знаешь, мы достаточно взрослые. Можем гулять там, где хотим.
– Говори за себя, – сказал я. – Лично я оставлю дяде Бену записку – напишу, куда мы идем, на тот случай, если он вернется раньше нас. – Подойдя к столу, я подобрал ручку и маленький лист бумаги из отрывной стопки.
– Если ты боишься, Гейби, мы можем просто прогуляться вокруг гостиницы. – Сари искоса посмотрела на меня, оценивая, как я на сей выпад отреагирую.
– Ни за что! – отрезал я. – Мы пойдем в музей. Если ты сама не струсила.
– «Низашто!» – передразнила она меня.
– И не зови меня Гейби, – напомнил я.
Я написал записку дяде Бену. Затем мы на эскалаторе спустились в холл. У девушки за стойкой мы узнали, где находится музей. Нужно было повернуть за гостиницей направо и пройти ровно два квартала.
Когда мы вышли на залитую солнцем улицу, Сари вдруг заколебалась.
– Слушай… ты уверен, что мы поступаем правильно?
– Да что с нами будет? – беспечно пожал плечами я.
7
– Пойдем. Вон туда. – Я прикрыл глаза рукой от безумно палящего солнца.
– Жа-а-а-арко, – пожаловалась Сари.
На забитых людьми улицах стоял шум. Я едва ли слышал что-нибудь из-за гудков проезжающих у самого тротуара машин. Здешние автомобилисты, видимо, на полном серьезе полагали, что сигналить надо всю дорогу из пункта А в пункт Б, иначе не весело.
Мы с Сари держались рядом, пробираясь в толпе. Народ тут ходил самый разный.
Мужчины в деловых костюмах американского стиля вышагивали рядом с арабами в чем-то вроде мятых белых пижам – так бы я оценил на глаз их прикиды.
Мы видели женщин, которые смотрелись бы уместно на любой улице в Штатах – то в ярких леггинсах, то в свободно развевающихся юбках, в летних платьях и джинсах. И тут же нам попадались дамы, одетые в черные мешковины, чьи лица закрывала паранджа.
– Да, это тебе не Америка! – провозгласил я, стараясь перекричать визг гудков.
Я так увлекся разглядыванием толпы, интересной и пестрой, что напрочь забыл про дома.
А между тем мы чуть не прошли музей – высокое каменное здание с длинной лестницей, взбегающей от улицы ко входу на добрых четыре метра.
Взбежав по ступенькам, мы миновали двери-вертушки.
– Тут так тихо, – заметил я, зачем-то понизив голос до шепота. Впрочем, после улиц, где сигналили машины и шумели толкающиеся люди, тишина казалась усладой.
– Как думаешь, зачем они так часто сигналят? – спросила Сари, хватаясь за уши.
– Видимо, такой обычай. – Я развел руками.
Мы огляделись по сторонам. Нас окружал громадный вестибюль, слева и справа поднимались ввысь огромные мраморные лестницы. Две колонны-близняшки белого цвета сторожили проход в протянувшийся через все здание коридор, а на большущей настенной фреске по правую руку от нас был воссоздан вид сверху на Нил и гряды пирамид.
Мы немного постояли, наслаждаясь этим зрелищем, а потом прошли к дальней стене, где нас ждала стойка информации. В зал с мумиями, как нам объяснили на отличном английском, вела правая большая лестница.