Кажется, Орлик к такому вопросу был не готов, пожал плечами:
– Откуда мне знать? Могли побояться связываться с чудовищем, тем более в самом страшном подлунном обличии. Блишемец мог на какое-то время прийти в себя и дать своему зверю другой приказ.
– Ну видишь! – возликовала я. – Вилли наверняка оказался им не по зубам, может, даже сумел их как-то обхитрить.
Но Орлик только мрачнел от каждого сказанного мной слова, хотя, казалось, дальше уже некуда.
– Нет, Дея, не обманывай себя. Может, он и сумел несколько секунд противостоять им у палатки, почему-то же они его ударили. Но тем быстрее они поняли, с кем имеют дело, сконцентрировали на нем совместные усилия и взорвали его волю. Потом им понадобилось некоторое время, чтобы загрузить его по новой, так, как им нужно. Обычно для полной перезагрузки требуется пара дней, я потому и считал, что у меня еще есть время. Но если всем скопом навалиться, то и пары часов хватит…
– Почему пара дней? – Я озадаченно потрясла головой. – Я же видела, как ты влияешь на людей, да и на себе ощущала. Ты же можешь с одного только взгляда заставить кого угодно сделать все, что тебе нужно! Или те всадники не такие сильные, что ли?
– Не в этом дело, Дея. Да, я могу любого принудить к чему угодно. И те парни могут ровно то же, что и я. Но никто не в состоянии использовать обычного человека или животное против того, кто защищен другим всадником. Вот тут уже начинается противостояние воль, и моя воля всегда будет сильнее, чем их. Ты, Дея, сейчас на ментальном уровне словно маяк, посылающий одновременно громкий и яркий световой сигнал: не приближаться, не трогать! Ты, к слову, тоже, – зыркнул он в сторону Дятлова. Тот что-то пробормотал себе под нос, я не расслышала, что именно. – Воздействовать на вас как-либо может только человек, лишенный воли, пустышка, запрограммированный в соответствии с замыслом тех, кто с ним это сделал. Вот это они и сотворили из вашего Вилли, – безжалостно закончил он.
Я всхлипнула и зажала рот рукой, Сашка словно окаменел на стуле, белый и недвижный.
– Хорошо хоть, эти лопухи не додумались дать ему защиту. Не догадались, или уже перегруз пошел, не знаю. С защитой те соседи его не тронули бы, даже в сторону его не посмотрели.
– И что тогда?! – Голос Дятлова напоминал рык. – Он бы пришел сюда и…
– Значит, против драк с соседями ты уже не возражаешь? – хмыкнул Орлик. – Ладно, у меня тут и другие ловушки были заготовлены, он все равно не успел бы их пройти до моего появления.
У меня в голове почему-то возник образ тишайшей консьержки тети Вали, своим телом защищающей вход в дом от обезумевшего Вилли. Хотя она могла и просто запереть двери, они из пуленепробиваемого стекла, Кимка говорила.
Тут Орлик спросил, вставая на ноги и уже в таком положении допивая чай:
– Тебя куда закинуть, пока я в больницу сгоняю?
Я, почти не уловив смысла вопроса, только пожала плечами.
– Он спрашивает, где бы тебе сейчас хотелось оказаться, за исключением больницы? – немного ехидно переложил вопрос Дятлов.
Я подавила тяжелый вздох:
– Смотря кому адресован вопрос. Как Богдана я бы хотела домой, под одеялко, со включенным фильмом и горой вкусностей, плакать и злиться. Как Дея я хочу именно в больницу, чтобы точно выяснить, что там с Вилли, и поддержать Кимку.
Орлик ободряюще мне кивнул:
– Не переживай, раздвоенность ощущается только на первых порах. А когда живешь много жизней, то это вообще перестает быть проблемой. С самого момента возвращения памяти осознаешь себя цельным… как банка со шпротами.
Я не удержалась – прыснула. У меня уже силы заканчивались бояться и переживать.
– Но в больнице тебе не стоит появляться, от блишемца пока надо держаться на предельном расстоянии, – тут же стер мою улыбку Орлик.
– Ничего подобного, я поеду с тобой. И с Сашкой – ему же тоже хочется друга повидать. С вами мне будет спокойней, а то вдруг он из больницы сбежит?
Орлик немного подумал, устало махнул рукой:
– Ладно, будешь у меня на глазах, вдруг у тех всадников еще что-то заготовлено? Но предупреждаю, придется соблюдать осторожность. Не спорить со мной, даже если очень захочется. Это понятно?
– Ага, – закивала я, вытаскивая телефон. – Странно, что Кимка мне до сих пор не позвонила, не рассказала, что и как. Сейчас сама наберу…
– Не нужно, – мягко, но непреклонно произнес Орлик.
– Но почему? У меня к ней вопросик есть.
– Ты только что пообещала слушаться, нет? Спросишь при встрече.
– При встрече уже не нужно будет. – На самом деле я хотела попросить разрешения позаимствовать в гардеробной носки дяди Сережи, а может, и старую пару обуви. А то как Орлик пойдет в мокрых насквозь и воняющих болотом ботинках? Хотя, конечно, это сейчас наименьшая из наших проблем.
Я в темпе вымыла посуду, парочку уцелевших бутербродов закинула в пакет и сунула в свой рюкзак, туда же – яблоко и кисть винограда. Кимку же из больницы теперь не вытащишь, пока Вил там, а перед родителями она, возможно, попросит ее прикрыть, типа у меня ночует.
Когда вышли из дома, у калитки нас уже поджидало такси, кем-то вызванное, пока я возилась с посудой. В пути мы по понятной причине помалкивали. Салон так густо пропах хвоей, что я невольно подумала сперва о новогодних праздниках, потом о своем дне рождения. Следом всплыла мысль: «Доживу ли я до них вообще?»
Я сидела между Сашкой и Орликом, и каждый из парней крепко держал меня за руку, при этом еще и постоянно пытался заглянуть через меня, что поделывает второй. Так что из такси я вышла несколько помятой и наверняка на пару сантиметров сузившейся в плечах.
В больнице был, судя по проникающим даже в приемный покой запахам, обеденный час, и посетителей не пускали. Гардеробная пустовала, стеклянная дверь, ведущая к лифтам и лестнице, была заперта, пришлось стучать. За стеклом появилась крайне недовольная старушка, но стоило ей попасть в поле видимости Орлика, как она со всех ног бросилась нам отпирать, едва не с поклонами приняла наши куртки, выдала бахилы и подробно доложила, где искать Вилли. Сообщила, что прямо сейчас ему делают операцию, и проводила до лифта.
Мы вышли в коридор на третьем этаже, такой же пустой и полутемный, как приемный покой, однако в самом конце был отгорожен стеклянной стенкой небольшой квадратный закуток, печально мне знакомый, – там находилась дверь в операционную, в которой латали руку Сашке. Сдвоенные пластиковые стулья вдоль стен закутка предназначались для родственников, и сейчас там сидела моя Кимка. Она обхватила себя за плечи и склонилась так низко, что волосы закрыли лицо. Даже за полсотни шагов было видно, как ей плохо, – у меня гулко заколотилось от тревоги сердце. А вдруг?. Я уже ринулась вперед, но Орлик схватил меня за плечо, – я чуть не опрокинулась назад от неожиданности. Сашка тут же бросился меня отнимать, а Орлик только сказал:
– Потише, Дея.
– Это еще почему? Только не говори, что и Кимка для меня опасна!
– Не опасна, но бежать и шуметь не нужно, больница все-таки…
Так, препираясь вполголоса на нервной почве, мы прошли почти до конца коридора, где на наши лица уже падал свет из освещенного аппендикса. Кимка вдруг подняла голову, посмотрела на нас, вскочила и бросилась навстречу.
Я уже приготовилась принять ее в свои объятия, как бывало много раз прежде в нелегкие моменты нашей жизни. Но подруга резко затормозила в паре метров от нас, застыла ровно посередине коридора и слегка развела в стороны руки, словно задалась целью не дать нам сделать больше ни шагу вперед. Ее взгляд блуждал по нашим телам и лицам, словно Кимка нас не узнавала или узнавала, но что-то в нас пугающе изменилось и теперь внушало ей ужас.
– Зачем вы пришли?! – ухитрилась она крикнуть полушепотом. – Кто вас пустил сюда в неприемное время? А, ну конечно, что я спрашиваю…
И глянула в упор на Орлика со страхом и отвращением во взоре.
– Кимка, ну ты чего? – Я ступила вперед на полшага и постаралась коснуться ее плеча, но подруга шарахнулась прочь от меня, все так же не спуская глаз с Орлика. – Как мы могли не прийти, не узнать? Ты сама не звонишь к тому же. Как Вилли?
– Уходите, пожалуйста! – вместо ответа взмолилась Кимка. – Я позвоню и все расскажу, честно. Сразу же, как только вы выйдете из корпуса.
– Линка, он живой? – спросил быстро Сашка и тоже шагнул вперед, встал со мной плечом к плечу.
Я и задавать этот вопрос боялась, хотя он крутился на языке, – Кимка выглядела полубезумной. Наверное, тон дятловского голоса, звучавшие в нем тревога и боль все же частично привели мою подругу в чувство, она растерянно заморгала, пробормотала:
– Живой, ему сейчас делают операцию. И это может растянуться на несколько часов, меня предупредили. У него сломаны ребра и много всяких других повреждений. Те люди, наши соседи, просто изувечили его!
Она с силой сквозь зубы втянула в себя воздух. Я снова попыталась коснуться Кимкиного плеча, и опять она уклонилась, но не отступила на этот раз, словно не желала позволить нам сделать ни шагу вперед.
– Ну вот, я вам рассказала, так? Теперь уходите!
– Кимка, ты уже звонила своим родителям? – Я попыталась хоть немного сменить тему.
– Да! Они сворачивают переговоры и едут сюда. Будут дежурить со мной всю ночь, потому что я их предупредила, что никуда отсюда не уйду! А еще сегодня или завтра придут из полиции, и я вообще не представляю, что им говорить!
– Я помогу, – негромко произнес Орлик, оставшийся стоять на прежнем месте, за нашими спинами.
– Не надо! – так и взвилась Кимка. – Ты уже помог, хватит с нас! Уходи, Данка, прошу тебя! Все уходите! Или хотя бы пусть он уйдет!
Я обернулась к Орлику, округлила глаза, давая понять, что лучше будет ему уступить. Вроде бы без него подруга была готова с нами общаться. Орлик пожал плечами и внимательно изучил взглядом оба конца коридора, совершенно пустынного. Наверняка мы своими воплями переполошили всех больных и персонал, странно, что они до сих пор… а, нет, не странно.