Последние слова адресовались подходившему к нам с дымящейся кружкой Орлику. Я заметила, что есть он не стал, только упаковал что-то в рюкзак. Наверняка тоже волновался, только делал вид, что задуманное им не представляет труда. Я снова отошла почти к кромке леса, встала лицом к деревьям и начала медленно прихлебывать кофе.
– Кстати, хотел спросить, пока ты не улетел, – обратился Сашка к Орлику, понижая голос. – Как тут насчет удобств?
– В смысле туалет, что ли? – громче нужного уточнил Орлик. – Это легко: за границей опушки под каждым кустом.
– Ого, первый минус. Как-то не очень цивилизованно, не находишь?
– Извини, не нашлось времени заняться этим вопросом. И не слишком переживай: через час по тому месту уже босиком можно будет ходить. Этот мир не любит беспорядка и прибирается исправно.
– В смысле?
– В почву все лишнее уходит. Когда мы здесь в первый раз столкнулись со смертью, то закопали покойника, как и положено. А потом оказалось, что можно было сделать все проще. Сейчас умерших относят в лес, обкладывают цветами, прощаются, и земля его забирает. Кстати, как и ненужные предметы, особенно посуду. Так что, если чем-то дорожишь из одежды, к примеру, то не бросай ее в лесу на землю. Так, ладно, пора мне.
Я дернулась от этих слов, но не повернулась, не хотела, чтобы они по лицу догадались о моем состоянии. Легкие, почти неслышные шаги, осторожное прикосновение рук к моим плечам. Я повернулась, выронила в траву чашку и едва надкушенный бутерброд, уткнулась Орлику в плечо.
– Не переживай, моя Дея, – отведя ладонью волосы с моего лица, шепнул он мне в ухо. – Я все сделаю, чтобы ты уже сегодня увидела свою дочь.
– Но опасности ведь никакой нет?
– Ну что ты! Постарайся немного поспать, и время незаметно пролетит.
– Вряд ли получится.
– Ну, побегайте тогда наперегонки с Вуком, он это обожает. Все, пошел.
Я лишь бессильно выдохнула. А Орлик уже снова был у костра, медлил, как будто припоминал что-то или сомневался, говорить ли.
– Ладно, давай, не задерживайся там, – напутствовал его Дятлов. – До ночи ждем назад.
– Боишься темноты? – съехидничал Орлик.
– Нет, просто кровать тут всего одна, понимаешь ли…
– Ничего, попляшешь перед огнем, глядишь, выкинет тебе раскладушку. Но я все равно до вечера вернусь. Тут лёту меньше часа.
– До Москвы от нас примерно столько же…
– Это ты к чему? – нахмурился Орлик.
– К тому, что в столицу я могу каждый день летать, а вот попасть на прием к президенту – дудки. Ты часом не переоцениваешь свои силы, друг?
– Ну, если бы президент сперва присвоил твою невесту, а потом неоднократно пытался тебя прикончить… – процедил всадник. – Такие вещи сближают, как ни странно. Короче, до встречи.
Я не хотела смотреть, как он прыжком взлетает на призрачный силуэт Балабана. Мне хватало памяти о том расставании, когда конь был еще жив, а Навия казалась раем. Но удержаться не смогла: наблюдала за ними через плечо, пока конь, разбежавшись по земле, не начал так же непринужденно переставлять сияющие в лунном свете копыта по воздуху, забираясь все выше и выше…
Сашка подошел ко мне, вложил в мои опустевшие руки креманку с клубникой под высокой шапкой сливок. Я благодарно кивнула – он вспомнил еще одно мое любимое блюдо. Но шевелиться все равно не хотелось, поэтому Дятлов взял серебряную изящную ложечку и начал вкладывать мне ягоды в рот. Я глотала, стараясь не разреветься.
– Прости меня, – вдруг попросил Сашка.
– За что это?
– Как всегда, за глупые шутки.
– Как всегда, прощаю.
– Благодарствую. Удивительно все же устроен человек: вот я второй раз в жизни в другом мире, мой бывший одноклассник только что взлетел в небо на призрачном коне. Кажется, обо всем стоит забыть и тащиться от изумления. А я думаю о том, что в его присутствии ты и меня видишь и замечаешь, и резвлюсь, как щенок. А умчался он, и твой мир свернулся, как цветочный бутон ночью.
И снова я поразилась, насколько легко Сашка считывает мои чувства и мысли. Даже нашла в себе силы улыбнуться:
– Но то же самое было бы, если бы ускакал ты, а остался он. Разницы ни малейшей.
– Это я тоже понимаю. И это…
– Ненормально, да?
– Я хотел сказать – утешительно. Судить о нормальности не имеет смысла, поскольку твой случай уникальный.
– Не факт, – вздохнула я. – Думаю, у всадников подобное случается. Бывают расклады и похуже.
Глава семнадцатаяИз последних сил
Через несколько минут дышать Годиму стало легче, и сердце уже не с такой силой рвалось прочь из груди. Он лежал на спине и смотрел в безупречно голубое небо, а Румк свернулся у него на груди и уткнул в его рубашку крохотное лицо. Нужно было время, чтобы привыкнуть к мысли о свободе.
Но вот он перекатил голову набок и увидел, как хозяин-ашерец быстро карабкается на спину ящера, злобно порыкивает на возницу – даже сюда долетал его визгливый от бешенства голос. Напоследок кинул взгляд в сторону Годима и погрозил ему кулаком, казавшимся отсюда совсем крошечным. Ящер спружинил лапами и тяжело взмыл в небо.
– Смотри-ка, улетают, – заметил Годим. – Мы сможем вернуться, и я сразу отыщу свое поселение. Отец и его дружина придумают, как выручить Зиму.
– Ничего я не вижу, – отозвался Румк, даже не шевельнувшись. – Дети-монеты слишком дороги, наверняка этот ашерец разобьет лагерь и будет поджидать, не вернешься ли ты.
– Но ящер уже в воздухе!
– Очередная хитрость, вот и все! Они затаятся где-нибудь поблизости.
– Румк, но он в самом деле… А, я понял, – догадался мальчик. – Ты не хочешь возвращаться назад? Тебе было очень страшно? Мне тоже.
Ручеек рывком сел на свои кольца, сердито глянул на Годима:
– Да, я боюсь! Пока ты бежал через поле, я наконец понял, что такое смерть, а раньше тетушка Нефеш никак не могла мне это втолковать.
– И что же? – заинтересовался мальчик.
– Это то, о чем я страстно мечтал все время, пока ты бежал! Не уверен, что смогу вынести это снова! А потом, раз уж самое страшное позади, не лучше ли нам продолжить путь, побывать там, где никто из живущих в Нутряном мире еще не бывал?
– Румк, я бы и рад пойти дальше, но не могу. Мне нужно освободить сестру, – понурился Годим.
– Твоя сестрица прекрасно освободит сама себя!
– Возможно. Но, оставшись там совсем одна, Зима может случайно выдать себя, и тогда ее… – Годим не смог договорить, слова застряли в горле.
Румк скатился с его груди, исчез в траве, но через короткое время оказался на ветке, нависающей над лицом мальчика. Зацепившись за нее кончиком хвоста, он свесился вниз и свирепо замахал крохотными кулачками перед носом Годима, заголосил:
– Люди, люди! До чего же вы все слабы, не способны ни на что великое! Думаете только о сиюминутном, вместо того чтобы хоть однажды подумать о всем мире в целом! Мы, варганы, принимаем детей на воспитание, но никогда не берем вместе братьев и сестер, потому что знаем – от них не будет толку. Они будут дрожать только друг за дружку, вот как ты за свою грубиянку Зиму! Но они все равно ухитряются сдруживаться, влюбляться, и приходится избавляться от таких парочек…
– Выкидываете их в Ашер, как нас? – ужаснулся Годим.
– Нет! Предлагаем им уйти, куда захотят, потому что для подвига они уже не годятся!
Мальчик тяжело вздохнул. Потом подумал, что он всегда может вернуться сюда и продолжить путь вглубь Призрачных земель. Ведь теперь он знает, что не совсем уж трус и способен пересечь поле ужаса! Но все это только после того, как он освободит сестру. Годим вскочил на ноги и сказал:
– Ладно, хватит болтать! Ты со мной или будешь и дальше висеть на ветке? Кстати, почему бы тебе не остаться и не исследовать здешние земли? Вдруг пророчества врут, и вовсе не человеческий ребенок, а маленький варган сумеет отыскать Прадерево?
Теперь вздохнул ручеек, так тяжко, аж брызги полетели:
– Я бы так и поступил, будь у меня такие длинные ноги, как у тебя, мальчишка. Но уже отсюда я вижу впереди бескрайнее поле без намека на воду. Где-то посередине его моя жизнь вполне может окончиться. – На последних словах Румк отчетливо шмыгнул от жалости к себе.
– А разве варганы не бессмертны? – удивился Годим.
– Конечно, мы бессмертны! Пока не убьют. Или пока есть вода, – исчерпывающе ответил ручеек.
– Все понятно. Что ж, тогда полезай в платок, – велел мальчик.
Он решил не затягивать с возвращением – с каждой минутой делалось только страшней. Сунул платок с другом под рубашку, глубоко вдохнул, подумал о сестре, о родителях… и шагнул через каменную гряду. Но сразу угодил всем телом во что-то вязкое. Там, где он совсем недавно большим прыжком преодолел границу поля, теперь словно выросла невидимая стена. Мальчик отошел на несколько шагов в сторону и попробовал снова, с разбегу, – тот же результат. Только на этот раз он с трудом выбрался обратно, завязнув в стене коленями. Попытался просунуть одну руку – она прошла, но плечо застряло намертво.
Еле освободившись, Годим без сил упал обратно на траву и даже не сразу вспомнил про своего друга, но потом вытащил и развернул платок у себя на коленях. Румк лежал на боку, обеими ручками прижимая кончик хвоста к лицу. Почуяв свободу, приоткрыл один глаз и спросил слабым голосом:
– Мы уже добежали?
– Нет, – ответил Годим. – Я не сумел пройти невидимую границу, и, думаю, пути назад попросту не существует.
Ручеек сел, огляделся и пронзительно закричал:
– Почему ты не сказал мне об этом раньше?! Мне пришлось снова мечтать о смерти!
– А разве тебе было страшно? – удивился мальчик. – Мы ведь так и не выбежали на поле.
– Но я этого не знал! И мне было еще страшнее, чем в первый раз.
– Ладно, прости меня, – вздохнул Годим. – И порадуйся немного: ты же хотел продолжить путь.
– Я слишком измучен, чтобы радоваться, – буркнул ручеек, сворачиваясь клубком. – К тому же не знаю, есть ли там впереди вода. А теперь я должен немного поспать.