ого фильма нашего мира.
Кто-то осторожно постучал в дверь, и болью отозвался этот стук в моем сердце, как будто оно хотело сказать, что нас снова ждет разлука.
– Ты иди, не провожай меня, – попросила я шепотом. – Иначе просто не смогу уехать от тебя.
И умница Клея, легко поднявшись, устремилась к двери. Распахнула, пропуская внутрь Орлика, с порога послала мне воздушный поцелуй – и исчезла.
– Ну что, – начал Орлик, окидывая сочувственным взглядом меня, сжавшуюся на кровати в комочек. – Через полчаса надо выходить, если хочешь еще прогуляться по Бриту.
– Хочу, – закивала я. – И буду готова, когда скажешь.
Когда такое творится на душе, лучше уж действовать, чем раскисать.
– Тогда встречаемся на крыше дворца. Спустимся по задней террасе на городскую стену, которая перед главной площадью Брита.
Собирать мне было особенно нечего, – я и сюда пришла налегке, и летим мы только на один день. Орлик, озабоченно горбясь, вышел и прикрыл за собой дверь, за которой уже привычно маячил ашерец-страж. Тут я обратила внимание на стопку одежды у изголовья кровати, ее, похоже, принесла Параклея. Разложила на покрывале: шелковая просторная рубашка фиалкового цвета, широкий черный пояс с вышитыми звездами и луной, свободные кожаные штаны и прямой синий жакет с высоким воротом. Плюс сеточка-паутинка из нанизанных на нити мелких бриллиантов, чтобы волосы не трепались в полете. Были еще заколки и гребень, возможно, Клея хотела сама причесать меня. Но я примерно представляла, что нужно делать: заплела отросшие волосы в две толстые короткие косы, уложила крест-накрест на затылке и скрепила заколками, поверх – сеточку. В кожаный мешочек, который во время путешествий крепится к поясу, уложила ручное зеркальце, гребень, предметы гигиены. Аккуратно прикрыла дверь в комнату и по винтовой лестнице побежала наверх, на самую крышу дворца.
Вокруг главного дворцового купола со шпилем, который виден даже с окраин Брита, спускались террасы, превращенные в самые настоящие парки. Бродили по дорожкам призрачные звери, перепархивали с дерева на дерево силуэты птиц, распевая перед наступлением ночи особенно звонко и чуточку тревожно, как их живые собратья на Земле. Здесь росло, цвело, неизменно зеленело все, что только можно встретить в Нутряном мире.
Самая нижняя и широкая терраса далеко отходила от дворца, полукруглым краем она нависала над главной площадью Брита. Глянув вниз, я поразилась многолюдности, а уж шум стоял такой, что даже на порядочной высоте мы – ребята и сукр уже были на месте – слышали смех и гомон толпы.
Сашка тоже принарядился: зауженный сюртук со стоячим воротником ему здорово шел. Только Орлик был одет в свое, видно, всадники за блишемской модой не следили.
Раньше здесь не было спуска, но теперь тонкая шпала радугой взмывала в воздух и спадала где-то далеко в круге Брит. По этой шпале толщиной с палец бегал туда-сюда забавный, похожий на бочонок, вагончик. Тут же был пост охраны; совсем юные ребята помогли нам устроиться в вагончике и запустили движок – покруче американских горок вышло. Балабан, жутко довольный, весь четвертьчасовой стремительный путь состязался с вагончиком в скорости, а Орлик подбадривал его, высунувшись наполовину из окошка. Я же предпочла откинуться на спинку диванчика и поглубже дышать. Сашка из солидарности тоже не стал таращиться в окна, держал меня за руку.
Перед выходом в город Орлик протянул мне маску, с виду такую же, как у Властителя, – бесстрастный золотой лик. На деле она оказалась почти невесомой имитацией на силиконовой основе. Я легко ее натянула, выпрыгнула из вагончика и огляделась. Ого, да мы уже почти у самой стены, отрезавшей Брит от Таргида!
До захода солнца оставалось, по моим прикидкам, еще полчаса, так что решено было прогуляться. Я припомнила, что всегда любила гулять по Бриту куда больше, чем по Блишему, наверно, потому, что именно сюда я каждый день привозила крошечную Параклею, чтобы она нормально росла. Помню, как дивились местные, что не присылаю нянек, а прихожу сама, не дорожу своей молодостью. Только мне на это было наплевать. Точнее, – поправила я себя, – Дее было наплевать. А вот про себя не скажу, что-то вопрос старения начал меня изрядно волновать.
Мы двигались в пестрой толпе, не привлекая к себе особого внимания. Вернее, все смотрели на Балабана, удивлялись и переводили взгляд на Орлика. Кажется, даже обсуждали между собой, откуда в их городе мог появиться всадник, но тревоги ни малейшей не проявляли. На нас с Сашкой вообще никто не смотрел, как и на сукра, который тащился понуро позади нас, громыхая костяными доспехами. Оглянувшись на него, я кое-что припомнила и спросила:
– Орлик, а тот сукр, что жил у Вилли, он вернулся к хозяину? Это не он?
– Не скажу точно, Дея, я их не особо различаю, – пожал плечами Орлик. – И вряд ли кто-то различает, кроме хозяев. Про того сукра не спрашивал, но, думаю, все в порядке. Пес на то и пес, чтобы всегда находить свою псарню. А Гамелех едва ли помнит, сколько их таких содержится при дворце.
Почему-то мне стало жаль этих ужасных, но бесконечно преданных созданий, хотя раньше они внушали лишь страх и отвращение.
По другую руку от меня Дятлов без конца вертел головой, время от времени удивленно присвистывая. Народ тут был сам разный, не то что во дворце. Вот прошла, обдав нас водяной взвесью, водная варгана, духи деревьев попадались на каждом шагу, теперь ведь у них не было своего круга. Красотка среднего возраста пролетела мимо нас в чем-то, сильно смахивающем на ступу.
– Потомственная ведьма, – ответила я Сашке на невысказанный вопрос.
За ней следом, хихикая и таращась на нас, прошли две девушки с нежно-зелеными лицами и бурными травяными и цветочными побегами на головах.
– Осторожнее, – предупредил Орлик Сашку. – Это нимфы, обожают заманивать, и не заметишь, как окажешься совсем в другом месте.
– Да ладно…
Голос Дятлова донесся как-то затухающе и издалека, пришлось Орлику сбегать за ним и развернуть за плечи в нужную сторону. Вот так, через все это мелькание и многоголосье мы продвигались к пограничной стене. Однако солнце уже наполовину исчезло за этой самой стеной, и все меньше людей становилось на улице, торопливее шаги припозднившихся путников. Несколько раз нас окликали, предлагая приют до утра, мы благодарили и сами невольно ускоряли шаг, хотя у Орлика наверняка все было под контролем.
Наконец, узкая рощица, сразу за ней – крепостная стена, по контрфорсу ведет наверх удобная лестница. Мы взобрались на широкую смотровую площадку и еще успели увидеть, как рыжее солнце ныряет в лес уже на территории Таргида. Ему на смену степенно заступила луна, огромная, золотая, с надкушенным бочком. Сами собой вспыхнули факелы на узких башенках вдоль стены.
Я тревожно замотала головой:
– А куда подевался сукр?
– Задержался внизу, в кустиках, – сказал мне Орлик. – Никому не следует видеть, как он преображается.
Едва договорил – и вот уже лунный пес вихрем взлетел по ступенькам, на ходу разминая крылья. Орлик тут же приблизился к нему, осмотрел со всех сторон, дневные доспехи снимать не стал, а вот крылья проверил очень придирчиво. Потом скомандовал:
– Забирайтесь, в темпе!
И снова мы с Сашкой оказались вдвоем на одном сукре, только в прошлый раз он сидел впереди, а я его, раненного, придерживала. На этот я была впереди. Я сразу оценила, как удобно сидеть на сукре с неснятой кольчугой, между планками можно уместить ноги, а просторную дневную одежду сукра стянуть назад для мягкости. Лететь до первого привала где-то час. Я повозилась немного, устраиваясь со всеми удобствами, после чего ухватилась за золотой ошейник пса. Дятлов сзади крепко обвил меня руками, скрестив свои запястья поверх моих. Орлик хмуро нас оглядел, но комментировать или менять что-то не стал. Взлетел на спину Балабана, который пританцовывал на самом краешке стены, и крикнул:
– Направляйте сукра четко следом за моим конем!
Когда мы сорвались с места и взмыли в ночное, ярко подсвеченное светилами небо, я успела заметить краем глаза черные жуткие тени, лениво плывущие над Бритом. И дернула за ошейник, торопясь прочь.
Сразу за березовой рощицей потянулись поселения Таргида. Здесь жизнь кипела, тут и там вспыхивали костры, на просторных площадях в свете костров общались, сидели за столами, а кое-где даже танцевали люди. Маленькие фигурки внизу махали руками Балабану, а заливисто свистели, полагаю, в адрес нашего сукра. Мне хотелось получше разглядеть, как теперь живут те, кто когда-то по разным причинам влип в этот мир, как мухи в смолу. Но Орлик, к сожалению, все выше забирался в небо и все чаще выбирал полет над лесными участками, так что бо́льшую часть пути я могла видеть внизу только выбеленные лунным светом кроны деревьев да две скользящие по ним искаженные тени. Иногда мне казалось, что теней становилось три, что еще одна следовала нашим путем, но только неслась ниже, под кронами, петляла среди деревьев. Может, какой-нибудь призрачный зверь решил от нечего делать посостязаться с нами? Но, как я ни напрягала зрение, рассмотреть его не могла. Хотела спросить у Сашки, но поняла, что рот лучше не открывать из-за мощного встречного потока воздуха.
Вдруг сидеть стало тяжело и неудобно. Я даже не поняла сперва, что случилось, а потом осознала, что Дятлов сильно завалился на левую сторону, и его правая рука больно вдавилась мне в бок. Я, как могла, изогнула шею, стараясь увидеть, что там позади меня происходит.
– Сань, – проорала, – ты в порядке? Не заснул часом?
Никакого ответа. Мне удалось лишь увидеть, что Сашка почти прижал подбородок к груди и продолжает сползать с сукра. Правая рука его соскользнула с ошейника и обвилась вокруг моей талии, так что я ощутила тяжесть его тела.
– Орлик! – завопила так, что мой крик эхом отразился от древесных крон. – Сашке плохо! Он падает!
Орлик мельком оглянулся и начал замедлять ход своего Балабана, одновременно чуть снижаясь. А забрались-то мы высоко к тому времени.