е обширных охотничьих угодьях своего брата. Хрупкая темноволосая красавица Делия произвела на него неизгладимое впечатление, и всю ту неделю, что Тревес прогостил здесь, он каждую ночь вызывал Делию к себе.
Тревес уехал еще до того, как его брат вернулся домой; он всегда так делал. Делию отправили к гладиаторам, и в должный срок она произвела на свет первого своего отпрыска. Ровно через девять месяцев после первого спаривания.
Ребенок был таким же хрупким и темноволосым, как мать, но у него были заостренные ушки, белая кожа и глаза, зеленые, словно молодая листва.
К счастью, повивальная бабка была подслеповатой и не заметила этих признаков, изобличавших в ребенке полукровку.
Каким-то образом — Валин не уставал удивляться мужеству и смелости Делии — мать ухитрялась прятать сына до тех пор, пока ему не исполнилось одиннадцать лет. Она использовала множество уловок — когда рядом появлялись надсмотрщики, она заставляла младенца плакать так, чтобы у него опухали уши. Она причесывала ребенка так, чтобы уши были скрыты под волосами. Она убедила надсмотрщиков, что у Меро какая-то детская болезнь, и старалась держать его в полутемной комнате. Потом, когда мальчик подрос, Делия приучила его всегда держать глаза опущенными, научила прятать уши и почаще бывать на солнце — в конце концов Меро начал напоминать статуэтку из обожженной глины. Но в конце концов приблизился день, которого Делия уже не могла оттянуть, — Меро должны были надеть ошейник. А Делия знала, что когда надсмотрщики хорошенько рассмотрят Меро, и ее и мальчика ждет смерть.
И тогда Делия решилась на неслыханную дерзость. Она тайком пробралась вместе с Меро в покои Валина и рассказала юноше обо всем.
О том, что Валин с сочувствием относится к бедственному положению рабов и приближенных своего отца, известно было давно. С тех самых пор, как он осознал их воистину бедственное положение, Валин часто пытался избавить их от побоев и других наказаний. Он даже как-то вступился за Делию и избавил ее от объятий особенно грубого гладиатора (правда, сам Валин уже успел позабыть об этом случае). Возможно, Валин сделался таким чувствительным потому, что вынянчили его человеческие женщины. А может, это его первые учителя — тоже люди — заставили мальчика осознать, что они — равные ему разумные существа, а не дрессированные животные, как пытался утверждать его отец. А возможно, разгадка заключалась в том, что Валину, в отличие от многих его соплеменников, чужие страдания не доставляли ни малейшего удовольствия. Напротив, сама идея наслаждаться этим казалась ему отвратительной. И как только Валин стал достаточно взрослым, чтобы использовать свою хитрость и силу для защиты людей, он не преминул этим воспользоваться. Мальчик знал, что люди благодарны ему, но Валину и в голову не приходило, что они настолько ему доверяют. Делия взывала к его благородству и его состраданию, и Валин не устоял. Той же ночью, воспользовавшись отсутствием отца, молодой лорд заявил, что забирает себе этого мальчишку в личные слуги. Надсмотрщик, не видя необходимости вмешиваться в столь незначительное дело, без малейших колебаний согласился. Валин сам сделал ошейник для Меро — но замыкающий его берилл вместо того, чтобы нейтрализовать растущую магию мальчика, поддерживал иллюзию, позволявшую Меро выглядеть обычным человеком.
Последние пять лет Меро неотлучно находился при Валине, так что сперва люди-рабы, а потом и некоторые из эльфов начали называть его «Тенью Валина». Теперь же и вовсе мало кто помнил его настоящее имя. Диран вообще знал мальчишку исключительно как Тень.
Перед дверью, ведущей в его покои, Валин замешкался. Ему предстояло взглянуть в лицо своей Тени и сообщить Меро, что их разлучают и что его отправляют к надсмотрщику, превосходящему жестокостью даже главу клана. И если он не хочет, чтобы Меро выкинул что-нибудь такое, за что его убьют, ему нужно придумать какой-то выход из этой ситуации и перехитрить лорда Дирана…
Меро лежал ничком на своей кровати. После ударов, нанесенных лордом Дираном, его спина представляла из себя кровавое месиво. И когда юношу принесли сюда, он поклялся, что никогда больше не подвергнется такому наказанию.
Валин лихорадочно соображал. Может, как-нибудь подменить слугу из приближенных, которого ему дадут в дорогу, и взять Меро вместо него? Кого-то с ним непременно должны послать. Не может такого быть, чтобы его отец доверил своего сына и наследника заботам приближенного, не прошедшего обучение в доме Дирана, — пускай даже он отправляет Валина к одному из своих старинных союзников.
Но все здесь слишком хорошо знают Тень…
А вот и ответ. Здесь Тень знают все. Но по пути им не раз придется где-то останавливаться.
Валину было приказано проводить время и искать приюта исключительно в домах вассалов или союзников лорда Дирана. Вот там-то, в доме, где никто не знает Тень, и можно произвести подмену. Предположим, его слуга заболеет, и Валину придется отослать его, и взять себе другого…
Когда Валин открыл дверь, в голове у него уже сложился подходящий план.
Диран закончил разговор с лордом Чейнаром и мановением руки развеял заклинание дальней связи. Изображение хмурого лица поблекло, и вскоре со сверкающей крышки стола на Дирана смотрело лишь его собственное отражение. Диран со вздохом потер переносицу. Этот разговор потребовал у него куда больше магической энергии, чем обычно уходило в подобных случаях. Диран чувствовал себя уставшим и опустошенным, и сейчас ему больше всего хотелось уединиться в гареме для заслуженного отдыха. Это послание было последней формальностью, требовавшейся для того, чтобы отправить сына на воспитание. Теперь можно выбросить и мальчишку, и весь этот случай из головы.
Но Дирану никак не удавалось этого сделать. Произошедший инцидент необъяснимо и совершенно беспричинно вызывал у него глубокое раздражение.
Одним взмахом руки Диран сделал освещение послабее, вторым — зажег успокаивающие благовония и уставился на свое расплывчатое отражение. Очень жаль, что он в свое время не наблюдал за мальчишкой повнимательнее и не воспитывал его посуровее. Где только тот набрался этих странных идей о том, как следует обращаться с людьми? Ясно лишь одно — почерпнул он их не от отца. Ведь были же когда-то у него рабы, наделенные магической силой! Чертовски жаль, что они сломались от наложенных на них сдерживающих заклинаний. Если бы у него был сейчас под рукой такой раб, он мог бы заглянуть в мысли Валина или даже изменить их. Но увы. При всей их полезности эти инструменты чересчур опасны. Он сам сделал все, что мог, чтобы уничтожить их, и всегда приказывал своим людям следить, чтобы и другие лорды их не использовали.
Там, где существовали рабы, обладающие магической си пой, всегда существовала опасность, что на свет появится полукровка — а это уже могло обернуться настоящим бедствием. Сколько-нибудь реальных способов сдерживать силу полукровок и держать их под контролем просто не существует. Рано или поздно, но они разрушат любое принуждение и любую иллюзию.
А затем выступят против своих хозяев — в этом не может быть ни малейшего сомнения.
Невероятная сила полукровок давала им такие преимущества, которыми обладали лишь считанные эльфы. Гнев и отвращение, захлестнувшие Дирана при мысли о полукровках, проникли в самое сердце лорда и разрушили его обычную невозмутимость. Одна лишь мысль о них причиняла ему почти что физическую боль. Подлые создания, исподтишка забирающиеся в сознание своих жертв! Обладателей столь омерзительных способностей следует навсегда стереть с лица земли!..
Диран с заметным усилием сдержал разгорающийся гнев и вернулся к размышлениям о собственном сыне. Точнее, о привязанности мальчика к своему «ручному» человеку.
В значительной степени Диран и сам в этом виноват. Если бы он больше занимался сыном, то смог бы вовремя пресечь эту сентиментальную привязанность к человеку и воспитать в Валине правильное отношение к рабам.
«Рабы существуют для того, чтобы служить. Они делают то, что им скажут, и никак иначе. Они не могут не повиноваться приказу».
Теперь уже поздно. Он, Диран, совершил серьезную ошибку, доверив воспитание сына другим. До последнего времени ему и в голову не приходило, что у Валина может быть собственная воля. Он всегда рассматривал мальчика как некое продолжение себя самого. Точнее говоря, он вообще мало об этом думал. Но он был занят — он собирал силы. Сейчас ему пришлось на время забросить все дела, чтобы передать мальчика в руки того, кто сможет позаботиться о его воспитании. Сам он по-прежнему занят. Планы, составленные им в конце Войны Волшебников, только сейчас начали приносить плоды. Нет, у него не было другого выхода. Возможно, недостатки в воспитании Валина действительно обусловлены тем, что он мало занимался сыном. Но возможна и другая причина: скверная наследственность по материнской линии. До того несчастного случая она была весьма сентиментальным ребенком, и Дирану часто казалось, что часть этой мягкости она унаследовала от своего отца.
На миг Дирана охватил приступ слабости. Его глаза увлажнились, а собственное отражение на долю секунды показалось ему тусклым и расплывчатым. Диран даже подумал, не достать ли ему один из тех предметов, в которых он хранил запас силы на крайний случай, но отказался от этой идеи. Это не крайний случай, а временная слабость, и не более того. Ночи отдыха будет вполне достаточно, чтобы исцелиться.
Собственно, ничего серьезного ведь не произошло. Просто собственный сын слишком сильно рассердил его и заставил чересчур расточительно использовать магическую энергию.
Не следовало позволять Валину в таком раннем возрасте заводить ручное животное — или, на крайний случай, нужно было подарить мальчику коня или собаку. Дети совершенно безрассудно привязываются к своим любимцам. В результате у мальчика сформировалось совершенно искаженное представление о сущности людей.
Диран потер виски, чувствуя, как прямо под его пальцами разгорается острая боль. Но в целом-то весь этот кризис — сущий пустяк…