Но это будет потом, а пока… Земмельвейс ринулся в бой с невидимым врагом. Верным союзником доктора стал раствор хлорной извести. Хотя выбор был невелик. Существовало всего два дезинфицирующих раствора: один на основе хлорки, другой на основе карболовой кислоты.
Земмельвейс выбрал хлорную воду, потому как средство хорошо устраняло трупный запах, а значит, уничтожало трупные частицы на руках врача. Занимательно, что в будущем Листер предпочтет хлорной извести карболку. Помимо этого, Земмельвейс запретил студентам и докторам посещать морг за два дня до проведения операций и обследования рожениц, что было весьма смелым решением, поскольку в те времена ценность хирурга определялась количеством часов, проведенных им в прозекторской. Трупный запах, исходивший от одежды и рук врача, свидетельствовал о его прилежности и обширных анатомических познаниях.
Земмельвейс предвидел, какой резонанс может вызвать его концепция. Поэтому он начал с деликатных писем в ведущие медицинские клиники Европы. В письмах он приводил статистику за несколько лет, иллюстрирующую, что с утверждением патологической анатомии обязательной дисциплиной и введением регулярных вскрытий смертность от родильной горячки увеличилась в два раза. Но его обращения игнорировались. Земмельвейс не бросил своих попыток, однако тон его посланий становился все более резким. Акушер грозился привлечь внимание общественности и призвать к ответу врачей, не желающих отказываться от прежних правил.
Тем временем новый распорядок в Центральной Венской больнице принес свои плоды. Спустя пару месяцев показатели смертности между первым и вторым отделением сравнялись, совсем скоро смертность снизилась до рекордно низкого уровня. Дурная слава, преследовавшая врачей отделения Клейна, канула в небытие.
Поступление в первое отделение пациентки с раком матки вызвало очередную волну смертности в ноябре 1847 года. Женщину разместили на койке, с которой начинался ежедневный осмотр. Поскольку врачи мыли руки хлорной водой только перед началом обхода, а между осмотрами пациенток мыли руки – просто с мылом, 11 из 12 лежавших с ней в палате женщин умерли от родильной горячки. Этот случай позволил Земмельвейсу прийти к выводу, что родильную горячку может вызывать не только трупный яд, но и яды разлагающихся тканей живого человека. Тогда он приказал обрабатывать хлором руки и инструменты после каждого осмотра. Очередной всплеск заболеваемости среди рожениц, лежавших в одной палате с пациенткой с гангреной колена, привел Земмельвейса к мысли, что болезнетворные частицы могут переноситься по воздуху. Тогда обязательными стали проветривания и смена постельного белья [60].
Понемногу, методом проб и ошибок, Земмельвейс нарабатывал свод спасительных правил. По сути, он предвосхитил принципы общей антисептики Листера, не имея при этом под рукой открытий Луи Пастера. Надо отдать должное смелости и упорству ученого: несмотря на неприятие общественности, Земмельвейс продолжал сражаться за то, во что верил. Через пять лет после обнародования своей концепции Листер купался в лучах славы, а Земмельвейс за не менее ценные идеи был изгнан из стен родной Центральной Венской больницы – это невольно наталкивает на мысль, что каждому открытию свое время. Так или иначе, деятельность Земмельвейса стала пусковым механизмом и подготовила почву для появления на медицинской арене Луи Пастера и Джозефа Листера.
Руководство клиники запретило Земмельвейсу предать огласке статистику уменьшения смертности. Его контракт не был продлен, что фактически означало увольнение. Земмельвейсу пришлось вернуться на родину в Будапешт, где он занял место врача в больнице Святого Роха и открыл частную практику. Там он опубликовал несколько научных статей по родильной горячке, которые сложились в единый классический труд о причинах возникновения, сущности и предотвращении заболевания, вышедший в 1861 году.
Стоит отметить, что не все врачи оставались глухи к суждениям Земмельвейса. Густав Адольф Михаэлис (1798–1848), выдающийся немецкий ученый и акушер-гинеколог, прочитав про методику, стал стерилизовать руки перед осмотром рожениц и убедился, что смертность вправду снизилась. Осознав, что много лет его руки служили причиной смерти сотен женщин, доктор впал в депрессию и покончил жизнь самоубийством. Нашлись и плагиатчики. Один юный ассистент опубликовал работу Земмельвейса под своим именем, исказив основную мысль автора. Это творение получило награду Вюрцбургского медицинского университета [34]. Другие профессора, вводившие в своих клиниках порядок «по Земмельвейсу» и наблюдавшие снижение показателей смертности, лукавили и списывали улучшение на какое-либо свое нововведение, например улучшение больничной пищи или двукратное проветривание палат.
Земмельвейс не прекращал борьбу всю свою жизнь. Обращался то к одному, то к другому медицинскому сообществу с предложением провести у них семинар. Обещал взять на себя все расходы. Он был готов тратить время и деньги, лишь бы заставить научный мир прислушаться к своим доводам. Но все было тщетно. Врачи отказывались признавать себя виновными в смерти тысяч женщин. Ценность открытия была признана после смерти ученого лишь следующим поколением докторов.
Результатом многолетнего сопротивления стало психиатрическое заболевание. С возрастом характер Земмельвейса стал портиться, он так же продолжал рьяно отстаивать свои идеи. Но делал это с агрессией, мог броситься с кулаками на любого несогласного. Дошло до того, что, встретив на улице беременную, Земмельвейс кидался на нее с просьбами не рожать в роддоме, убеждая, что врачи убьют ее и ребенка. Наконец, друг Земмельвейса, дерматолог фон Гебра, решил помочь. Он пригласил Игнаца вместе с женой погостить в новом санатории Деблинг, который на самом деле оказался психиатрической лечебницей. Но Земмельвейсу не было суждено быть заточенным в доме для умалишенных. За пару дней до отъезда акушер проводил вскрытие трупа младенца и случайно порезал палец. На следующий день после того, как на него надели смирительную рубашку, Земмельвейс скончался от заражения крови. Болезнь, против которой он так отчаянно сражался, спасла его от долгих лет жалкого прозябания.
Спустя 20 лет после смерти Земмельвейс был признан национальным героем, его останки перезахоронили в Будапеште. На пожертвования врачей со всего мира акушеру установили памятник в полный рост: возле его ног сидит женщина, обнимающая своего новорожденного ребенка и взирающая на врача с благодарностью и признанием. Надпись на памятнике гласит: Retter der Mutter – «Спасителю матерей».
Памятник Игнацу Филиппу Земмельвейсу
Как уже было сказано, деятельность Земмельвейса стала фундаментом для формирования общих правил хирургической антисептики. Вплотную этим вопросом занялся Джозеф Листер. Листер, как и его предшественник, практически в одиночку пытался перевернуть медицину «с головы на ноги», и, в отличие от невезучего коллеги, у него это получилось.
Маленький Джозеф во всем стремился походить на своего отца. В большой семье набожных квакеров авторитет главы-патриарха был неоспорим. Исследовательский интерес, любовь к естественным наукам взрастил в нем именно отец. Листер-старший находил время для того, что страстно любил, – смотреть в микроскоп. В XIX веке его имел каждый уважающий себя джентльмен. Как правило, для забавы и статуса, но только не отец Джозефа. Он усовершенствовал оптическую систему микроскопа, разработал ахроматические линзы, убирающие блики. На первом этаже их дома находилась коллекция различных окаменелостей, собранная всеми членами семьи.
Детство в квакерской среде отличалось простотой. Театр, спорт, охота – все это было запрещено для детей Листеров по религиозным соображениям; наука являлась практически единственно доступным им развлечением. Также родители верили, что главное в выздоровлении – божественное провидение, поэтому не давали детям лекарств, если те заболевали. Хотя, учитывая тот факт, что большинство препаратов того времени содержали ртуть, стрихнин, опий, морфий и героин, возможно, это только пошло на пользу.
Когда сын заявил, что желает стать врачом, родители были шокированы. Ведь это так далеко от ценностей, которые они старались привить своим детям. Хирургия рассматривалась Листерами как непосредственное вторжение в творение Создателя – человеческий организм. К тому же профессия хирургов подразумевала бедность и даже риск для жизни. Смертность среди врачей-хирургов тогда была высока. Как и пациенты, зачастую они гибли от сепсиса из-за случайных порезов. Генри Джейкоб Бигелоу (1818–1890), профессор хирургии Гарвардского университета, на своих лекциях предупреждал будущих врачей об опасности «булавочных» порезов. За незначительным повреждением неизменно пряталась смерть. Погибших медиков восхваляли как героев, пострадавших за науку. Не такой участи желал для своего сына Листер-старший, но препятствовать сыну не стал.
Приехав из деревенских просторов в смердящий Лондон в 1844 году, Джозеф Листер как будто попал в иной мир. Лондонский университетский колледж имел три отделения: медицины, искусства и права. По настоянию отца Листер сначала отучился на факультете искусств, получив общее гуманитарное образование, и только потом приступил к медицине. Ростом 1 метр 78 сантиметров, в скромном костюме, сдержанный Джозеф Листер отличался от своих однокурсников. Он обладал бурлящей энергией и направил ее в учебное русло. Ему приходилось часто сталкиваться с невежеством и недальновидностью своих преподавателей, утверждавших, что микроскоп – инструмент в работе хирурга неважный и даже бесполезный.
Джозеф Листер дни и ночи проводил в прозекторской. Он препарировал, описывал, изучал. Когда из-за опухоли мозга умер его брат Джон, у Листера произошел перелом в сознании. Он осознал ограниченность собственных возможностей. Прооперировать головной мозг не смог бы даже самый лучший хирург его эпохи. Листер на год оставил учебу и отправился путешествовать по миру. Обретя новый опыт, он с прежним рвением взялся за науку. Окончив университет в 1852 году и получив звание бакалавра медицины, Листер какое-то время проработал в университетской больнице. Затем переехал в Эдинбург, где устроился в клинику Сайма. В 1854–1855 годах он публикует свои лекции по хирургии, посвященные в основном вопросам офтальмологии.