Пробраться в Гунорбохор?! Улнар застыл, как статуя. Он даже не знает, где находится эта земля! Но знают морроны, а у него есть пропуск Ош–Рагн…
И все равно — это безумие! Одному отправиться на край земли! Но разве есть еще какой‑то выход? Старик не может помочь, значит, никто не сможет — кому поведать тайну, за которую легко лишиться головы?
Старый Иль повернулся и исчез, и воин понял: совет дан. Ему теперь решать.
Глава 4. Фаворит.
Сидя в мягком кресле на дворцовой террасе, одан Гурдана Орэн наблюдал за состязанием лучших воинов, устроенном в честь его свадьбы с Эланой.
Оданесса сидела по правую руку, без интереса и участия глядя, как во дворе цитадели сильнейшие воины Гурдана калечили друг друга.
Рядом с оданом стояли самые влиятельные эмоны Гурдана. Ближе всех — Эрлайн, владелец эмонгира Шедор и главный советник, начальник тысячи «преданных» Лайберн, начальник тайной службы Гретворн, старший казначей и дворцовый распорядитель. Чуть поодаль замерли с обнаженными мечами шесть дюжих стражей.
Прошла луна с тех пор, как Элану похитили, но, несмотря на все ухаживания, девушка не желала прощать похитителя. Орэн уверял ее в любви, осыпал дорогими подарками, говорил, что сделает все ради ее счастья… Элана потребовала вернуть ее отцу, на это последовал отказ, а за ним — ссора…
Элана догадывалась, что движет молодым властолюбцем. Не будь она заложницей его амбиций, она, быть может, с интересом бы следила за этой историей… Она видела достоинства одана и признавала их, но чувствовала: Орэн не любит ее и не полюбит никогда. Он чурается и страшится любви…
Он приходил к ней каждый день. Присылал подарки, устраивал пиры. Просил, требовал и угрожал.
Выходить из дворца ей не дозволялось. Повсюду стояла охрана. За каждым ее шагом следили. Орэн намекал: все это кончится, когда она выйдет за него замуж, но Элана молчала. Она была настолько же горда, насколько Орэн нетерпелив.
Тогда он пришел ночью. Силой сломив сопротивление, одан овладел ею в надежде, что после этого оданесса сдастся. Но ничего не изменилось! Та же холодность, презрительное высокомерие, словно перед ней не одан, а последний хешим!
На следующий день Элана потребовала встречи с фагиром. И не с простым, а с самим мастером Стиргом. Орэн не мог отказать ей, тем более, что Стирг ждал ее согласия, чтобы освятить брак.
Элана просила мастера, чтобы тот добился ее свободы, и была изумлена словами Стирга.
— Орэн силой удерживает меня! Как фагиры допускают такое?
— Мы не можем воевать с оданами, — склонил голову старик. — Мы можем лишь советовать им.
— Так посоветуйте оставить меня в покое и вернуть домой!
— Это нужно тебе, но не нужно Арниру. Смирись, оданесса. Придет время, и ты поймешь, что все сделала правильно…
Старик не желал защищать ее. Последняя надежда рухнула. Весь мир был против нее!
В душе Орэн восхищался ее стойкостью, но политика требовала быстрейшего разрешения ситуации. Отец Эланы собирал силы и готовился к вторжению в Гурдан.
Не добившись согласия ни лаской, ни силой, ни покровительством Стирга, Орэн взял хитростью.
Служанки донесли, что Элана беременна — и в тот же день одан получил ее согласие. Выбор был прост: либо брак — и ребенок становится законным наследником Орэна, либо позор, а ребенок — незаконнорожденный ублюдок… Ей ничего не оставалось, как согласиться.
Радостный одан объявил о свадьбе. На следующий день в Гурдан явился посланник Далорна с требованием вернуть оданессу и выплатить контрибуцию за оскорбление, нанесенную одану Эванну, отцу Эланы.
Орэн ответил отказом. Бахвалясь перед посланником, одан заявил, что готов уплатить требуемую сумму в качестве приданого, если Эванн признает главенство Гурдана и станет его вассалом.
Элана знала, что отец не согласится. И не удивилась, узнав, что Гурдан готовится к войне. Отец любит ее, и слишком горд, чтобы бросить дочь и не ответить на вызов. Элана тоже любила отца, но видела, насколько силен Гурдан. Отказом от свадьбы она приведет отца к гибели. И было еще одно…
Получив согласие, сияющий Орэн не заметил, как уголки губ оданессы сдвинулись в мстительной усмешке. А если и заметил, ему и в голову бы не пришло то, что знала только она. Отцом ребенка был не одан, а Улнар, безвестный воин…
Это была ее месть! Изысканная месть. Все, что она могла позволить в своем положении. Элане хотелось крикнуть так, чтобы услышал все: ребенок, которого ты, Орэн, считаешь своим — не твой! Но крикнуть она не могла. Стиснув зубы, оданесса утешалась мыслью, что ее дитя станет наследником Гурдана, а ненавистный род Орэна прервется! Сейчас не время, но когда‑нибудь она скажет одану правду! Лучше: на его смертном одре…
Едва состязание закончилось, Элана поспешила уйти. Орэн ее не удерживал. Его ждали дела. Одан обернулся к советнику:
— Ты договорился с ним, Эрлайн?
— Все будет сделано так, как угодно одану, — ответил Эрлайн, глядя на арену, где проворные слуги уносили поверженных воинов к лекарям.
— Посмотрим… Да, передай своему брату, что в честь своих заслуг он приглашен на мою свадьбу.
— Непременно, мой одан, — склонил голову советник.
— Однако, — с печалью сказал одан, — я думал, что лучшим воином станет кто‑нибудь из «преданных». Но твой брат половине лучших воинов все кости переломал. Он великий боец. Почему я раньше не слышал о нем?
— Мой одан, он рос нелюдимым и все время проводил в путешествиях и обучении воинскому искусству… Он не хотел появляться при дворе.
— Отчего же передумал?
— Ому захотелось славы.
— Он ее получит… если заслужит.
— Победа над лучшими воинами одана уже прославила Доррана… И «преданных».
— Что ты хочешь этим сказать, Эрлайн? — уловив намек, спросил Орэн. Одан знал, что советник и начальник гвардии недолюбливают друг друга и соперничают за большее доверие правителя. А одан никогда не упускал случая подлить масла в огонь, считая, что разлад среди влиятельных родов Гурдана и его советников неизмеримо полезнее, чем их дружба и объединение.
— Лишь то, что Лайберну надо лучше обучать воинов, ведь их главное предназначение — защита одана.
— Что скажешь, Лайберн? — засмеялся одан.
— Я и «преданные» готовы умереть за тебя.
— Слышишь, Эрлайн? Лайберн верен мне. И у него будет возможность доказать это. Мне донесли, что одан Далорна, наконец, выступил против меня. Итак… Лайберн, займешься сбором войск немедленно.
— Да, мой одан.
— Эрлайн, тебе задание иного рода. Используй свои связи. Я знаю, у тебя множество осведомителей в Далорне. Не меньше, чем здесь у Гретворна… — Орэн ухмыльнулся, а начальник тайной стражи молча склонил голову. — Я слышал, в Далорне есть эмоны, не поддерживающие Эванна и не приславшие людей в его войско?
— Да, мой одан.
— Отлично. Пошли к ним надежных людей и обещай: если они выступят на моей стороне… Обещай им, что угодно.
Эрлайн поклонился и отошел.
— Лайберн! — позвал Орэн. Глава гвардии шагнул к одану.
— Пошлешь гонца в Таллий. Вели поставить дозоры вдоль границ и приготовить город к осаде.
— Да, мой одан.
— Все. Пожалуй, пора пообедать, — одан поднялся и ушел с террасы. Охрана двинулась следом. Начальника гвардии остановил Гретворн.
— Слышал? — спросил он. — Начинается война!
— Она началась давно, — мрачно подтвердил Лайберн. — Когда оданессу привезли во дворец, я знал, чем это кончится.
— Ты мрачен, — заметил начальник тайной стражи, немолодой, но еще крепкий мужчина в расшитом золотом плаще. Его лицо обладало способностью сохранять твердокаменную невозмутимость в любых ситуациях, за что Гретворна прозвали камнеголовым. — Не веришь в нашу победу?
— Воинов у нас достаточно, но разве сравнишь их с головорезами Эванна? Его армия закалена в битвах с морронами, у них железная дисциплина, и воинам хорошо платят.
— О чем ты, Лайберн? Неужели великий Гурдан падет перед стариком из Далорна? Сам Ринересс ищет дружбы с нами, потому что боится нашествия морронов, а наши крепости надежно защищают его с севера. Ринересс всегда был могущественнее и сильнее любого из оданств Арнира, но он первым просил помощи у нас!
— Но Орэн отказал.
— Отказал, потому что предвидел войну с Далорном. Наш одан умен, хоть и молод. Он понимает: опасно биться с двумя врагами одновременно. Лучший выход — столкнуть их лбами, но кто мы, чтобы рассуждать об этом?
— И все равно: не стоило начинать войну. По крайней мере, сейчас. Я не сомневаюсь в своих «преданных», но…
— Договаривай, не бойся, — сказал Гретворн. Глава оданской гвардии был одним из немногих счастливцев, кто не боялся мрачной славы Гретворна — он был его давним другом.
— Известно ли тебе, что многие эмоны Гурдана усиливаются и нарушают древние законы. Есть земли, где бесчинствуют мергины, а простой люд вооружается и творит суд и расправу, потому что эмоны не защищают их. Ты знаешь: нарушающих закон эмонов судит лишь одан, фагиры над ними не властны. Эта безнаказанность породила зло и жестокость. В отдельных областях уже идет война, и нет никакой власти. Я предлагал одному из этих эмонов прибыть в Гурдан — но он заперся в эмонгире, а его люди стреляют со стен! Сейчас не время для войны, надо наводить порядок…
— Неслыханная наглость! Что же ты не доложишь одану? Надо осадить мерзавцев, взять в кольцо и держать, пока не опухнут от голода!
— У меня не хватит воинов, Гретворн. Тем более сейчас, когда каждый воин на счету. Где же честь, честь эмонов?
— Она осталась у немногих, Лайберн. Большинство будет служить тому, кто больше заплатит.
— Мои предки служили одану и сражались за одана, я служил еще отцу Орэна, и знаю, что такое долг.
— Но сражался ты с морронами, — заметил глава тайной стражи. — А с чернолицыми не войдешь в сговор. И ты плохо знаешь Эрлайна.
— Я знаю эту змею достаточно и удивляюсь: как одан доверяет ему? И этот его брат, взявшийся неизвестно откуда… Ты раньше слышал о нем, Гретворн?