Вокруг него на берегу собрались Забытые Дети, несчастные, лишенные жизни, замученные матерями. Этих мертвых мальчишек она впервые встретила в ту ночь, когда утопила в Темзе своего младенца. Все они тогда указывали на нее дрожащими детскими пальчиками и твердили, что отныне на ней черное клеймо убийцы, и ей будет позволено лишь приближаться к счастью, но она никогда не достигнет его. Они стали пятном на ее душе.
Собравшиеся в церкви люди видели их, эти ожившие темные видения, но теперь дети снова стали невидимыми. Джаспер плакал над ней, не замечая их присутствия…
Стоя неподалеку, Венди могла только смотреть на него. Платье на ней высохло, но кровавое пятно осталось.
– Нет, – прошептала она, чувствуя, что тьма отступила. Она поняла, что именно видит.
Джаспер стоял над ней на коленях, оплакивая ее, горюя о жизни, которую они могли бы прожить. Венди смотрела на свое тело со стороны, оставаясь, как и Забытые Дети, невидимой для жениха. К берегу бежали люди – ее родители и брат Джон, жена викария, брат Джаспера, его тетя и дядя. Живые люди казались ей призраками, их горе было далеким и тусклым.
Забытые Дети обступили ее, мертвые глаза смотрели на нее с удовлетворением.
– Мама, – шепнул Питер и взял ее за правую руку.
Другой мальчик взял ее за левую руку. Посмотрев вниз, она увидела рядом мальчугана, чей суровый взгляд так смущал ее в видениях.
– Ты обещала, что вечно будешь матерью всем нам, – проговорил строгий ребенок.
Венди моргнула и повернулась к реке. Каким-то образом она все еще видела плававшего в реке спеленатого младенца, видела, как тяжелое, пропитавшееся водой одеяло увлекает его на дно – как в ту ночь, девять лет назад.
– Вечно, – проговорил Питер. Они помогли ей спуститься в воду, и темная река унесла их всех прочь.
Кристофер Голден
Фея-Оборотень против Вампира-Зомби[23]
Если вам случится побывать во Фриборо, Северная Каролина, поищите знак быка. Он висит на стене здания, в котором находятся вьетнамская лапшичная и заведение автомеханика – рядом с переулком, который не многим отличается от сточной канавы. Сворачивать в переулок не стоит, если только вы не настолько отважны, чтобы не обернуться, услышав за спиной странные хрипы. Но если сумеете дойти до конца, не оглянувшись, посмотрите налево, и осторожно спуститесь по замшелым ступенькам. Дубовая дверь внизу откроется только перед тем, кому известно заклинание.
И если она откроется, вы окажетесь в «Баре и Гриле» у Рашель, на лучшем водопое в обеих Каролинах. Это мой бар. Здесь только одно правило: если у вас есть проблемы, оставьте их за дверью. (Сначала за дверью моего бара, а потом за городской чертой, а еще лучше – за пределами реальности). Я многое могу рассказать об этом заведении. Могу умолчать о некоторый именах – если только их владельцы не объявятся сами. Но есть одна история, которая объяснит, почему в моем баре не стоит позволять себе лишнего, и расскажет, как мы заботимся о себе. А еще эта история о том, как у бара появился талисман.
Была одна женщина по имени Антония. За месяц посещения нашего бара она бросила оставила своего прекрасного и незнакомого мне любителя абсента и перешла к одному из моих постоянных клиентов. Кожа ее была такой бледной, что казалась почти серебряной, нежное личико, а запястья такие изящные и тонкие, что, она могла бы просунуть руку в горлышко кувшина с вином – и, конечно, тут же вытащить обратно, чтобы ее не откусил Лерой, Винный Гоблин. Итак, она подошла ко мне перед самым закрытием, и спросила, не найдется ли для нее какой-нибудь работы. Она могла бы убирать со столиков или несколько вечеров в неделю играть на гитаре.
Если вы бывали у Рашели, то, конечно же, знаете, что ни живая музыка, ни еще что-нибудь ничего не могут добавить к атмосфере этого места. Если у нас что и можно грести лопатой, так это атмосферу. Просто сядьте в одной из обитых плюшем кабинок, и надписи, вырезанные на деревянных столах, расскажут вам свои истории, а пятна на обивке сами попытаются выползти из-под вашей задницы. Мягкое покачивание ламп под потолком, мерцании янтарных огоньков в светильниках, портреты с автографами знаменитых драконов и прославленных суккубов на кирпичных стенах – у нас тут настоящая столица атмосферы.
Но потом я услышал, как Антония играет на гитаре и поет… Это было подобно теплому дождику в летний день после первого в жизни поцелуя или чего-то в том же духе. Настоящая лирика. Я позволила ей выступить вечером у Рашели, и не могла поверить своим глазам – посетители, которые высосав кувшин моей «особой» сангрии, обычно сразу исчезали, буквально облепили ее, самозабвенно слушая и проливая люминесцентные слезы, медленно плававшие в воздухе, а потом превращавшиеся в мелких прозрачных ос. (Моя сангрия и не такое может).
Итак, после того, как Антония закончила петь, я подошла к ней и сказала, что мне кажется, что мы можем кое о чем договориться, если она по-прежнему хочет вытирать столы и давать представления в духе Ярмарки Лилит[24].
– Вот только одного не могу понять, – продолжила я. – Судя по реакции собирающихся здесь тупиц, ты точно Фея. И ты один в один та самая пропавшая принцесса Лавиния из Высокого Двора Сильвании. (Сильванией феи называют Пенсильванию, средоточие их силы). Рассказывают, что его Высочайшее Высочество Каштановый Король рыдает ночи напролет, и готов отдать половину сокровищ Сильвании, лишь бы ты вернулась. Лесбиянка Маб который месяц заливается слезами. Не говоря уже об исстрадавшемся по невесте принце Азароне. Так что же у нас получается?
– Я не могу вернуться домой, – Антония (или Лавиния) прослезилась. – Как сожалею я о том дне, когда решила оставить наше королевство и повидать мир. Ибо в этот же самый день я столкнулась с настолько чудовищным проклятием, что не смею вернуться, иначе оно перейдет на кого-нибудь из моих родных. То, что сделано, изменить нельзя. Я могу защитить своих друзей и семью, только оставаясь вдали от них. Я стала вечной изгнанницей по своей собственной глупости. А теперь, прошу, не задавай мне больше вопросов, ибо я попробовала твою сангрию, и боюсь, что мои слезы станут жестоко жалить тебя.
Я не стала ничего говорить, хотя меня мучило любопытство – хотелось узнать, какое проклятие способно помешать принцессе фейри вернуться к Благому Двору, в графстве Бакс. Ничего больше я не узнала, пока через пару недель не настало полнолуние.
Антония как обычно явилась в великолепном платье из лучшей парчи с кружевами (мне это напомнило винтажный наряд от Гунне Сакса[25]). Она что-то буркнула о том, что сегодня будет играть недолго, потому что нехорошо себя чувствует. Я сказала: ладно, включу тогда хоккей на большом экране. (Я уже упоминала телевизоре? Тоже часть атмосферы. По пятницам у нас караоке). Короче, она собиралась выступать не больше часа, но увлеклась прекрасной и печальной песней о влюбленных, навеки разлученных жестоким ветром, и вдруг снаружи все потемнело – в тот самый миг, когда песня достигла самой глубины чувства.
Произошло нечто странное. Ладони ее, такие крошечные, стали расти, гитара запела лихорадочно и не в лад. Кожа стала покрываться волосами, а лицо, постепенно грубея, превратилось в морду.
– Нет! – закричала она. Или, может быть, взвыла, когда ее остроконечные ушки сделались еще более заостренными, а волосы на руках превратились в подобие шерсти. – Нет, я не позволю этого! Не здесь, не сейчас! Слишком рано! Властью своей волшебной крови повелеваю тебе: покорись! – И с этим последним словом трансформация завершилась. Волосы исчезли с ее рук, лицо сделалось нормальным, хотя голос остался более хриплым, чем обычно. Не успев убрать гитару в чехол, она оставила ее на стойке, и помчалась по деревянной лестнице к двери. Я слышала, как она выбежала из моего подвала в переулок и помчалась дальше, слышала ее резкое и хриплое дыхание.
Антония не появлялась три дня – пока луна не пошла на ущерб. А когда пришла и стала петь, голос ее звучал еще печальнее, чем прежде. Его переполняла такая жгучая страсть, которая превращала наши внутренности в фондю из чувств.
Примерно в то же самое время я думала о франшизе. (Да-да, это часть моей истории). Заведение во Фриборо прекрасно работало, и я хотела открыть еще один бар по ту сторону Триады, в городке Ивнинг-Фоллз, Вечерние Водопады. Главная проблема заключалась в том, что как-то неловко открывать бар, посвященный мистическим и мифологическим покровителям, в одном торговом ряду с церковью Примитивных Баптистов, педикюрным салоном, и чем-то под названием «Бар-Бэ-Кью», прямо на сороковом хайвее. В Ивнинг-Фоллз было очень мало подходящих мне укромных уголков, причем все эти кварталы были жилыми.
Возможно, вы все же бывали у Рашели, так что уже знакомы с моим мнением о джентрификации. Но если вдруг это не так… [Примечание редактора: следующие десять абзацев рукописи посвящены гневному обличению комиссий по джентрификации и сравнению их с гигантскими плотоядными тростниковыми жабами. Этот текст вы можете найти в Сети по адресу www.monstersofurbanplanning.org]
О чем это я? Ах да, о франшизе. Я, конечно, знакома со всякими ведьмами и посредниками, которые без труда в среду убедят вас в том, что завтра вторник, однако навести сглаз на целый комитет по градостроительству гораздо сложнее. Я задумалась о том, как обвести вокруг пальца всю эту компанию. И тут я вспомнила, что плачу зарплату очаровательная певице-фее, которая иногда покрывается волчьей шерстью.
Глаза Антонии сделались еще больше и губы задрожали, когда я попросила ее спеть на вечеринке, на которую я пригласила элиту проектировщиков городка Ивнинг-Фоллз.
– Не могу, – ответила она. – Я бы с радостью сделала все, что в моих силах, чтобы помочь тебе, Рашель, но я боюсь появляться там, где меня могут узнать. Кроме того, моя песня предназначена не для всех, а только для заблудших и впавших в отчаяние. Нельзя ли мне просто остаться здесь… играть для твоих завсегдатаев?