Стена дрогнула от сильного удара.
— У нас завтра контрольный опрос по истории, а ты, конечно, не знаешь дату восстания Спартака. — Севка продолжал колдовать около окна.
В дверь постучали.
— Всеволод, — это была мама. — К тебе одноклассник пришел.
— Я уже сплю, — Севка кинулся к двери и подпер ее стулом. — Меня нет.
За дверью что-то упало, мама испуганно вскрикнула.
— Столетняя война началась в 1337 году! — завопил Севка, распахивая дверь.
На пороге стоял Мишка, и лицо у него было мрачнее тучи.
— Тебе больше ничего не поможет, — низким хриплым голосом произнес он, перешагивая порог комнаты.
Севка заметил, что в прихожей упала вешалка, и отпрыгнул в сторону.
— Дважды два четыре, — прошептал он. До главы «Изгнание бесов» он еще не дошел.
Взглядом исподлобья Рыбак оглядел знакомую комнату. Но предусмотрительный Тараканов давно убрал все, что могло бы стать орудием убийства. Оставался один стул. К нему-то Мишка и направился.
— «И за борт ее бросает в набежавшую волну», — процитировал Кефаль всем известную песню о Степане Разине.
— А ты разве не уроки сейчас должен учить? — пролепетал Севка, отступая к кровати.
— «И умер бедный раб у ног непобедимого владыки», — произнес Мишка, удобней перехватывая стул. Видимо, стихов про смерть в его голове было достаточно.
— А говорят, у тебя память плохая. — Севка незаметно поднял увесистый том по оккультизму. — Смотри, как стихи шпаришь.
— «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!»
На мгновение лицо Кефали стало ужасным. Он побледнел, губы стали сиреневыми, черные глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом. С гыкающим звуком Мишка взметнул над головой стул, намереваясь опустить его на своего «антипода», но Севка успел раньше. Коротким рывком он метнул в Рыбака книжку. В полете она раскрыла листочки и домиком опустилась на Мишкину голову.
Стул грохнулся на пол, Мишка плюхнулся сверху. Севка же побежал к окну.
Полупрозрачная тень прошмыгнула по стене и юркнула за штору. Раздался глухой звук, словно кто-то с разбегу врезался в стекло.
Тараканов включил свет.
В комнате стало ослепительно светло. Севка дернул штору, она опала вниз, открывая зеркальные стекла окна. Помимо торжествующей физиономии Тараканова в окне отражалась темная кривая личность. Заметив на себе взгляды, личность снова попыталась пробиться сквозь стекло, но с характерным звуком «бэмс!» отскочила обратно.
— Держи его, держи! — завопил Севка, кидаясь на незнакомца.
Но тут распахнулась дверь, и на пороге появилась мама.
— Что у вас происходит? — Мама грозно свела брови.
— Дверь! — взвыл Тараканов.
Но было уже поздно. Сливаясь с темным ковром, неизвестная личность скользнула по полу и утекла в коридор. Севка, конечно, выбежал следом, но неизвестного и след простыл.
— Что это у вас за игры ближе к ночи? — Мама подняла с пола брошенную книгу, прочитала заголовок. — Чем-нибудь более мирным заняться не пробовали?
Она вопросительно посмотрела на тупо хлопающего ресницами Мишку. Тот растопырил пальцы, давая понять, что и сам ничего не понимает, и промолчал.
— Уговорила, — расстроенный Севка вернулся в комнату и опять уселся на кровать. — В следующий раз будем играть в шашки.
— А сейчас во что играли? — спросила мама.
— В шахматы.
Мама обиделась, вышла в коридор и закрыла за собой дверь.
— Чего ты там про историю говорил? — Рыбак озирался, словно впервые видел Севкину комнату. — Мы с тобой занимались, что ли?
— Вот что сила знаний делает! — Севка нервно барабанил пальцами по прикроватной тумбочке. — Один удар книжкой, и все становится на свои места. Да, Кефаль, мы с тобой тут усиленно занимались историей. Уже минут пятнадцать. Зубрили даты Столетней войны.
— Что-то я не помню. — Мишка до красноты потер лоб. — Это что же за война на сто лет? Мировая, что ли?
— Нет, между Англией и Францией. 1337–1453, — машинально бросил Севка. — В учебнике десятый параграф. Читай, потом перескажешь.
Кефаль покорно подошел к столу, нашел учебник истории и зашуршал страницами.
Севка смотрел на сгорбленную спину одноклассника, и его брала злость. Почему это загадочное проклятье селится в такой тщедушной незначительной личности, как двоечник Мишка? Может, из него героя сделать? Тогда будет хоть не так обидно — достойный соперник вещь приятная.
— Кефаль, как ты смотришь на то, чтобы мы из тебя героя сделали?
Мишка вздрогнул и опасливо повел плечами.
— Это как кто? — шепотом спросил он.
— Как Жанна д'Арк. — Севка подошел и хлопнул Мишку по плечу. И только потом заметил, что Рыбак от страха стал зеленого цвета. — Ты что, уже прочитал, что ее сожгли? — Мишка медленно кивнул. — Не бойся, мы из тебя сделаем неубиваемого героя. Терминатора.
— Может, я домой пойду, а? — затянул свою привычную песню Мишка.
Севка вернулся на кровать.
«Рожденный ползать — летать не может», — грустно подумал он.
Они вытянут Мишку на тройки, но до героя ему еще расти и расти. К тому времени загадочное проклятие Севку точно укокошит.
— Слушай, Мишка! — Севка мечтательно откинулся на подушки. — А двойки получать тяжело?
— Смотря какие, — Кефаль с готовностью оторвался от учебника. — Если и так ничего не знаешь, то все равно что получать. А если что-то знаешь, а спрашивают как раз не то, что ты успел в учебнике прочитать, тогда обидно. Еще когда сильно ругают — неприятно. Лучше всего двойки получать по ботанике. Ботаничка сама боится их ставить. Смешно, да?
— Не очень, — вздохнул Севка. — Читай учебник.
Тараканов сильно сомневался, что ему удастся получить стоящую двойку. Так, чтобы оценка была поставлена за дело, а не по большому старанию.
Но он и не подозревал, что «дело» случится с ним совсем скоро.
Урок истории прошел более-менее тихо. Рыбак сопел, пыхтел, шевелил губами, но на часть вопросов ответы написал. Ромашкина довольно кивала головой, гордясь своим подопечным. А потом началась литература, на которой нужно было рассказывать о жизни и творчестве Ломоносова. Вот тут-то Севка и решил начать исполнять свой план. Варвара Виленовна, устав выговаривать троечникам, что знать наизусть Ломоносова должен каждый, вызвала Тараканова — и другим пример, и себе отдых. И получилась удивительная вещь. Со всей этой беготней и изучением трудов по оккультизму, Тараканов даже не открыл учебник. Русичка рассчитывала, что примерный ученик сейчас расскажет что-нибудь необычное. Но Севка на секунду прищурился, восстанавливая в памяти прошлый урок, и, чуть ли не подражая голосу Варвары Виленовны, пересказал его слово в слово.
Учительница скрепя сердце поставила Севке пятерку и вызвала Мишку читать какое-нибудь стихотворение наизусть.
— А за что пятерку? — искренне удивился Тараканов. Будь он на месте учителя, он бы сам себе пару влепил. Чтобы не издевался над тяжелым трудом преподавателя.
— Ты хочешь шестерку? — подняла от журнала утомленные глаза Варвара Виленовна. — А четверку, друг мой, заработать надо.
Грустный Севка вернулся на место и даже пропустил явный триумф Кефали, не только рассказавшего стихотворение, но еще и вспомнившего даты жизни Ломоносова. А также пропустил один нехороший взгляд, устремленный в его сторону.
Валька сияла от счастья. Она даже была готова расцеловать покрасневшего от волнения Мишку. Вокруг храбрых экспериментаторов собралась стайка девчонок, так что к своей парте Севка вернулся не сразу, а когда вернулся, застыл с открытым ртом.
Лежавшая на столе тетрадка по математике была разрисована толстым черным маркером. Среди неразборчивых каракулей виднелось вполне конкретное слово: «УБЬЮ!»
У Севки похолодело в груди, и он быстро оглядел класс. В эту секунду на него никто не смотрел.
Звонок грянул до того неожиданно, что Тараканов вздрогнул.
— Ну-с, что у нас с домашней работой? — Математик довольно потирал руки, прохаживаясь между парт.
Кефаль гордо тянул свою тетрадку.
— А у тебя что? — остановился Сергей Юрьевич напротив Севки. — Забыл?
Тараканов кивнул и стал приподниматься со своего места, чтобы пойти к доске решать домашние примеры.
— Сиди, — махнул рукой математик. — На этот раз я поставлю тебе два, чтобы впредь неповадно было забывать.
И довольный преподаватель пошел к своему столу.
Севка опешил. Это было несправедливо. Это было нечестно. У него все решено, просто он не мог показать учителю тетрадку в таком виде.
В классе повисла тишина. Сергей Юрьевич медленно вел ручкой по списку класса в журнале.
— Тараканов! — вдруг вскрикнул он. От напряжения было слышно, как слегка позвякивают стекла от возбужденного дыхания тридцати человек. — Ты считаешь, что у тебя мало пятерок? — Голос математика звенел от возмущения.
Севка снова стал приподниматься. Сергей Юрьевич услужливо повернул к нему журнал. Напротив его фамилии ровным строем стояли пятерки.
Класс ахнул. Севка быстро оглянулся, надеясь заметить свое проклятие в чьих-нибудь глазах. На него сейчас смотрели все, и у всех на лице читалось злорадство.
— Это не я, — Севка готов был расплакаться. — Это кто-то другой.
— Хотел бы я увидеть того, кто щедро ставит пятерки не себе, а соседу, — скривился в нехорошей усмешке математик, а Севка вздрогнул и покосился на пустующее рядом с собой место Кефали. — Два в четверти и по поведению! Дневник на стол! Завтра родителей в школу! — Сергей Юрьевич сделал выразительную паузу. — И я не уверен, что ты долго задержишься в нашем учебном заведении!
Севка рванул на себя портфель, ставший вдруг необычно легким. Он хотел его открыть, но содержимое портфеля выпало через разрезанное днище.
— Это не мое, — прошептал Тараканов, глядя на то, что вывалилось к его ногам. В разноцветной куче виднелись какие-то девчачьи тетрадки с Барби на обложке, маленькая плюшевая собачка, розовый пупс, букварь, вдрызг изрисованный учебник по математике, пара грязных платков, связка переломанных цветных карандашей, яркий глянцевый журнал с полуголым мужчиной на обложке и еще много всего, что в панике Севка не сразу смог рассмотреть.