— Покажи им, где раки зимуют, Джек, — голос раздался откуда-то из хвоста самолета.
— Удачи, мистер президент, — еще один.
Вдруг пассажиры встали и зааплодировали. Донахью обернулся и помахал им в знак благодарности, потом вышел наружу, миновал мостик и вступил в аэровокзал, где каждый сегодня хотел обменяться с ним рукопожатием, пожелать удачи. Некоторые называли его Джеком, другие — сенатором. Были и такие, кто уже величал его мистером президентом.
Дверца «линкольна» была открыта. Бретлоу шагнул вперед, и Донахью пожал ему руку, обнял его.
— Рад тебя видеть.
— Я тоже, дружище.
Одиннадцать тридцать три.
«Линкольн» покинул аэропорт.
Хендрикс взглянул на часы. Машин сегодня мало, так что мишень появится вовремя.
Хотя выезд из туннеля был прямо перед ним, а сияющий белый купол Капитолия позади и чуть слева, он смотрел на все это иначе, словно сидел за рулем «линкольна», словно был тем самым человеком, который доставит мишень в простреливаемую зону.
Из Национального аэропорта на аллею Джорджа Вашингтона — он снова прокручивал в памяти весь маршрут. Поворот с аллеи и мост на 14-й улице. В конце — развилка на несколько туннелей, рассекающих округ Колумбия; машины, которые должны заставить «линкольн» занять нужную полосу и нужную позицию в простреливаемой зоне, уже близко. Первый туннель, затем второй; первый съезд с шоссе направо еще под землей, потом второй, тоже направо; шоссе на этом участке только из одной полосы, оно идет немного вверх и изгибается влево, потом выпрямляется. От туннеля до светофора на пересечении с 1-й улицей — шестьдесят ярдов. Белое многоэтажное здание Национальной ассоциации почтальонов справа, из-за него выходит боковая дорога, соединяющаяся с основной, так что у перекрестка шоссе становится двухполосным. Слева центральная зеленая полоса шестифутовой ширины, с проволочным заграждением посередине; дорога по ту ее сторону ведет в тупик, на подземную автомобильную стоянку. За дорогой — небоскреб Федерального банка внутренних займов. Впереди трава и очередные светофоры, путь на Капитолийский холм.
Все спокойно, движение тихое, редкие пешеходы. Обстановка идеальная.
Одиннадцать тридцать четыре.
Сбавив ход, «линкольн» повернул на аллею, ведущую к памятнику Джорджу Вашингтону.
Тридцать пять.
«Линкольн» свернул с аллеи направо и въехал на мост на 14-й улице: серо-голубая гладь Потомака внизу и белизна внезапно выросших городских зданий впереди. Картина всегда впечатляющая, но сегодня прямо-таки ослепительная. Развилка в конце моста, шоссе N1 налево, 395-е направо.
«Линкольн» повернул направо, на 395-е.
Одиннадцать тридцать семь.
Первый съезд, на Мэйн-авеню. Приближается первый туннель. Темно-синий «шевроле» пристроился за ними, потом занял внешнюю полосу, но на обгон не идет.
Тридцать восемь.
Первый туннель. Две полосы. Короткий. Показались оттуда через пятнадцать секунд.
Светлый «крайслер-седан» притормозил перед ними, «шевроле» по-прежнему позади, на внешней полосе, — не дает обогнать.
Тридцать девять.
Хендрикс увидел, как с боковой дороги, из-за Ассоциации почтальонов, вывернул грузовик; двигатель его стучал, из выхлопной трубы клубами валил дым. У перекрестка с 1-й улицей загорелся зеленый свет. Грузовик переехал на левую полосу, судорожно дернулся к светофору и заглох перед ним.
Одиннадцать сорок.
Вместо «крайслера» появился «форд», вместо «шевроле» — «олдсмобил». Впереди, ярдах в трехстах, шел желтый «седан».
Донахью сунул руку в карман пиджака и еще раз взглянул на речь, еще раз перечел цитату, вставленную туда по просьбе жены. Цитату, после которой он должен сделать паузу, задумчиво опустить глаза, а потом снова поднять их; цитату, после которой он объявит о своем намерении баллотироваться в президенты.
За всю долгую историю человечества немногие поколения удостаивались чести защищать свободу в час максимальной опасности.
Я не увиливаю от этого жребия — я приветствую его.
Хотя про себя он произнес это немного иначе:
За всю долгую историю человечества немногие поколения удостаивались чести защищать свободу.
В час максимальной опасности я не увиливаю от этого жребия — я приветствую его.
Желтый «седан» в двухстах ярдах перед ними вел их куда надо, точно на веревочке.
Одиннадцать сорок одна.
«Линкольн» достиг второго туннеля и нырнул в темноту. Туннель был длинным и извилистым, фонари вверху испускали тусклый свет. Дорога медленно заворачивала вбок, первый съезд — на D-стрит, Северо-западную магистраль и к Капитолию — быстро приближался. Шоссе пошло вверх, они свернули влево — сначала желтый «седан», за ним «линкольн», еще дальше «олдсмобил»; «форд» прибавил газу и покатил прочь по основному пути.
Впереди забрезжил дневной свет, шоссе все еще шло чуть в гору. Вторая развилка, D-стрит прямо, Капитолий направо. Желтый «седан» свернул направо, за ним «линкольн»; «олдсмобил» поехал прямо. Одна полоса движения, все еще с легким изгибом и подъемом.
Одиннадцать сорок две.
Они вынырнули из туннеля на яркий солнечный свет простреливаемой зоны. Белое здание Почтовой ассоциации высилось справа от них, серый небоскреб Банка внутренних займов — слева. Вот подошла справа боковая дорога, так что однополосное шоссе стало двухполосным; теперь до светофора остается еще шестьдесят ярдов. Заглохший грузовик на левой полосе и желтый «седан», внезапно затормозивший рядом с ним, на правой. «Линкольн» прямо за «седаном», позади него другие машины, так что не двинуться, и человек, которого звали Хендриксом, замер в ожидании.
За двадцать восемь лет до этого, 22 ноября 1963 года, в техасском городе Далласе был злодейски убит президент Джон Ф. Кеннеди.
1
Им надо было дождаться поддержки, думал Чиприани.
Конечно, иногда они отрывались друг от друга, конечно, в пути бывали помехи, но к этому времени автомобиль поддержки уже должен был нагнать их.
Был теплый вечер начала июня, и до захода солнца оставалось еще часа два. Шоссе с двухсторонним движением плавно изгибалось перед ними; справа от него был поросший соснами горный склон, слева — крутой обрыв в долину. Может быть, оттуда-то Моретти и не заметил опасности. Оттого что они были городскими жителями и потому ждали неприятностей в городе; оттого что здесь была Швейцария, а в Швейцарии никогда ничего не происходило, разве что делали часы с кукушками да большие деньги.
Окажись они южнее, по ту сторону границы с Италией, и Чиприани начал бы беспокоиться, шепнул бы Моретти, чтобы тот сбросил скорость. Хотя мистер Бенини любил быструю езду. Если бы они сбавили ход, банкир посмотрел бы на них с заднего сиденья взглядом, яснее всяких слов спрашивающим, какого черта.
И никто ведь не знал, что они здесь.
Они вдвоем с Бенини вылетели из Милана вчера после полудня, переночевали в лондонском отеле «Гросвенор-хаус», утром мистер Бенини побывал на совещании в офисе своего банка на Олд-Брод-стрит, затем вновь полет. Но не в Италию. В Швейцарию. Моретти, Джино и Энцио приехали встречать их. Во второй половине дня — визит в Цюрихское отделение банка, затем планировалась ночевка в довольно старомодной гостинице в горах, которую мистер Бенини предпочитал более современным городским отелям. Завтра еще несколько рандеву, потом возвращение в Милан. Разумеется, могли быть и небольшие отклонения, продиктованные деловой необходимостью, — мистеру Бенини не всегда удавалось в точности соблюсти свой график.
Если бы они были в Милане — на пути в родовое поместье в Эмилии или обратно — на уик-энде, из квартиры на Виа-Вентура утром или из офиса за «Ла-Скала» вечером, — никто из них и не подумал бы расслабиться, был бы тщательно проработан один из дюжины возможных маршрутов. Но здесь была не Италия.
Полицейский автомобиль стоял на горном уступе в сотне метров впереди них; когда они пронеслись мимо, его качнула поднятая ими воздушная волна. А «мерседеса» поддержки до сих пор нет — Чиприани поправил одно из двух зеркал заднего вида, — нет Джино и Энцио, этих надежных ангелов-хранителей. Его движения оказалось достаточно для того, чтобы встревожить Моретти; Чиприани заметил, как тот глянул на него, затем стрелка спидометра чуть качнулась влево. Человека на заднем сиденье беспокоить пока не стоит; а вот сбросить скорость километров на десять, пожалуй, не помешает.
Дорога все еще изгибалась, шла чуть в гору, других машин не было.
Вдруг, совершенно внезапно, их обогнал патрульный автомобиль, потом замедлил ход впереди них, полицейский махнул им, чтобы остановились.
Придорожная площадка была покрыта гравием, метров сорока в длину и шириной в одну машину. Они затормозили за патрульным автомобилем и стали ждать. Банкир на заднем сиденье поднял глаза. Шофер-полицейский вылез из «ауди» и пошел к ним; его напарник по-прежнему сидел на месте, глядя вперед. Чиприани вышел и захлопнул дверцу; раздался глухой щелчок — это Моретти запер ее за ним.
Обычная процедура. Водитель никогда не покидает машину. Дверцы заперты, стекла подняты, передача включена, ручной тормоз отпущен. Впереди достаточно места, чтобы выскочить на шоссе, пусть даже при этом придется переехать что-нибудь или кого-нибудь, например, полисмена. Точнее, человека в полицейской форме. Поэтому Чиприани следил за тем, чтобы не загораживать Моретти дорогу и не мешать ему видеть, что находится впереди.
Их «мерседес-450» был бронирован — до некоторой степени. Оконные стекла десятимиллиметровой толщины; покрытие «спектра» на дверцах, боках, на полу и крыше салона плюс многокамерный бензобак. Что ж, кое у кого из арабов бывает и почище, но Бенини — это все же Бенини.
— У вас спускает шина. — Полицейский говорил не совсем правильно, и Чиприани счел это местным акцентом.
— Которая?
Колеса были усилены стальным ободом между втулкой и покрышкой, так что машина не потеряла бы хода и в том случае, если бы их изрешетили пулями. Впрочем, нападающие тоже должны были бы это знать.