Ничего, сказал он; они с Меган договорились никогда не поднимать эту тему. Это разные миры, начал было объяснять он; своим делом он обычно занимался далеко от дома. Но как он это делал, настаивала она, как мог он заставить себя сделать это? Это не так, как ты думаешь, сказал он ей; иногда ты один, но, как правило, вместе с отрядом. И этому тебя, в конце концов, учили.
А что случится, если убьют тебя, спросила она, задумывался ты когда-нибудь об этом?
Он рассказал ей о часах в Херефорде и о том, как на них пишут имена убитых; о девизе, взятом десантниками из какого-то телешоу: «А ну-ка, время обгони»; о том, как эта фраза маячит где-то на краю его сознания, когда он идет на риск, и потому его имя на часах не появится.
А что бывало, когда его друзьям не удавалось обогнать время, спросила она; что он делал, когда рядом убивали его друга?
Проверял, действительно ли он мертв, потом забирал все, что нужно, просто ответил он: патроны и куртку, если она была теплее, чем у него. А потом они с товарищами делили между собой вещи погибшего и помогали его семье — это они делали всегда.
— А его имя писали на часах? — спросила она.
— Да, — ответил он. — Потом его имя появлялось на часах.
— Расскажи мне еще что-нибудь о вас с Паоло, — снова попросил он.
Потому что разговор затронул слишком потаенные темы. Я никогда не веду и не вел таких бесед со своей женой, но с тобой говорю свободно и открыто. Рассказываю о своей службе и о том, каково это — жить на грани. О том, как, даже исчерпав свои силы, ты продолжаешь искать трудное дело и с удовольствием подвергаешься риску. Повторяю тебе строки стихотворения, написанные на часах в Херефорде. Флекер, «Золотое путешествие в Самарканд»:
Мы странники, Создатель, наш удел —
Не ведать отдыха: там, впереди,
Последняя гора, увенчанная снегом…
Говорю тебе, что такие, как я, всю жизнь ищут последнюю гору, что люди вроде Митча Митчелла — счастливчики, потому что они нашли гору, на которую сто́ит лезть, а я все ищу.
— Ну так как же? — в третий раз спросил он. — Расскажешь мне о вас с Паоло?
Она сидела напротив, глядя на него.
— Хочешь знать о нас с Паоло? Хочешь знать правду?
Она подалась вперед.
— Когда ты в последний раз виделся с женой? — спросила она.
— Шесть месяцев назад, — ответил он. — А при чем тут это?
— Значит, ты не спал со своей женой уже шесть месяцев?
Он понял, о чем она.
— Да, я не занимался с ней любовью уже шесть месяцев.
— А я не спала с Паоло целый год. — Она удивилась, что сказала это, почувствовала едва ли не облегчение, поделившись с кем-то. — А по-настоящему — даже больше года.
Он всегда в разъездах, говорила она, всегда занят делами банка, всегда думает о бизнесе, даже когда приезжает домой.
Звучит знакомо, думал Хазлам, все это очень напоминает мне кого-то.
— И что же?.. — спросил он.
Она посмотрела на него и ответила:
— Иногда мне кажется, что я не хочу его возвращения. Это ужасно, я знаю, но это правда.
По крайней мере, это честно, сказал ей Хазлам, по крайней мере, у нее хватает смелости признаться. А ведь самое сложное — это признаться себе.
Так что же будет сегодня, думала она. Ведь мы оба знаем, чего хотим; но мы знаем и то, что мы единственные, кто может спасти Паоло, а это сейчас самое важное. Жаль, что ты не попытаешься остаться, жаль, что я сказала бы нет, если бы ты попытался.
Он наклонился вперед и поцеловал ее в щеку, потом распрямился снова. Как твой кошмар, спросил он, теперь ты справилась с волнами? Выбралась наконец на безопасное место?
— Да, Дэйв, теперь все в порядке.
— Спи сладко, Франческа; завтра увидимся.
В десять сорок Росси спешно вызвали к председателю. Когда он пришел, Негретти совещался с двумя другими членами совета директоров; спустя три минуты Росси провели внутрь. Председатель вышел из-за стола, пересек комнату, сел в одно из больших кресел, стоящих у окна, и жестом пригласил Росси сесть в другое.
— Этот консультант, Хазлам.
— Да.
— Где он остановился?
— В «Марино».
— Cazzo[13] — выругался Негретти.
— В чем дело, — спросил Росси.
Звонок приятелю-юристу, затем звонок юриста одному из высших чинов в аппарате карабинеров. Звонок полицейского коллеге из Отдела борьбы с киднеппингом, и звонок из этого отдела Вилле, начальнику службы безопасности БКИ.
— У нас неприятности, — Негретти сложил вместе кончики пальцев и поглядел поверх них.
— Какие?
— Вилле только что звонил знакомый карабинер. Похоже, в Отделе борьбы с киднеппингом пронюхали, что консультант живет в «Марино».
— Может, это не Хазлам, — осторожно предположил Росси. Хотя это было бы невероятным совпадением, говорил его тон. Как, черт возьми, они узнали, какая ошибка этого дурня Хазлама могла навести их на след? — Почему они позвонили Вилле? Они знают, что Хазлам связан с нами?
Потому что если да, то они прознают и о Паоло. После чего семейные фонды будут заморожены. И фонды их банка тоже.
— Нет. Виллу просто предупредили на всякий случай.
— И осведомителю можно доверять? — То есть заплатил ли ему Вилла?
— Да. — Лицо председателя было серым. — Так что вы предлагаете? — Как действовать дальше, как освобождать Паоло?
— Первое, что надо сделать, — это прервать всякие контакты с Хазламом. — Росси говорил уверенно. — Освободить его. С этой минуты он больше не участвует в деле. Его оповестят из Лондона. Нам не стоит брать на себя даже это.
— А как насчет родственников?
— По-моему, вам следует лично позвонить Умберто.
Председатель кивнул. Потом встал и пожал Росси руку.
— Благодарю.
«Альфа» должна появиться на Виа-Вентура часа через два. Хазлам шел по пьяцца Република, когда его пейджер запищал. Он позвонил по контрольному номеру из будки на углу, потом в Лондон — из автомата на Центральном вокзале.
— Откуда вы звоните?
Потому что гостиничная линия может прослушиваться.
— С вокзала.
Тем не менее, Лондон будет соблюдать осторожность: они не назовут имени клиента и ни одним намеком не выдадут, кто он.
— Неприятная новость. Только что звонил клиент. Ему позвонил осведомитель из карабинеров и сказал, что в Отделе борьбы с киднеппингом знают, что вы приехали с известной целью и живете в «Марино».
— Что еще сказал клиент?
— Они дают вам отвод. Запрещают связываться с ними или с семьей.
Логично.
— Кого вы посылаете вместо меня? Я должен буду поделиться информацией?
— Пока никого.
А это уже нелогично.
— Кто так решил?
— Банк.
Говорить было больше не о чем, остальное он узнает в Лондоне. Он повесил трубку, пошел в кафетерий в конце зала и попросил «каппучино».
Что же случилось? Был ли звонок в банк настоящим, или Умберто с Росси снова играют в свои игры? Черт, как все это не вовремя. А что будет с Франческой? Он вернулся к автомату и позвонил Марко Бенини.
— Это Дэйв. Сегодня меня на совещании не будет. Умберто все объяснит, но не говорите, что я звонил. В любом случае, что бы сегодня ни произошло, убедите Франческу, что это только трюк. Вы понимаете. Что бы ни случилось, что бы они ни сделали.
— Но в чем дело? — спросил Марко.
— Присматривайте за Франческой. Убедите ее, что она справится.
Было уже начало седьмого. Хазлам покинул кафе на углу и прошелся по Виа-Вентура. «Альфа» была на месте, наблюдатель — темные волосы, зеленовато-черный костюм — поблизости, в толпе. В руке портфель — возможно, тот же человек выполняет и функции курьера. Если бы он не получил отставки, он позвонил бы юристу компании и узнал имя и адрес наблюдателя по номеру машины. Вот к дому Бенини подъехал «сааб» Умберто, затем, спустя две минуты — БМВ Марко. Было десять минут седьмого. Под навесом остановился «мерседес» Росси, и он увидел, как тот поспешил внутрь. Мужчина в зеленовато-черном костюме вернулся к «альфе»; автомобиль покинул стоянку и поехал вниз по улице.
Франческа осунулась, кожа у глаз натянулась. Где ты, Дэйв, что за игру ты затеял? И ведь именно сегодня!
— Прежде чем вы уйдете, я должен вам кое-что сказать. — Умберто Бенини смотрел в стол. — Сегодня в БКИ получили информацию, что карабинерам известно о приезде Хазлама в Милан и о цели этого приезда, хотя с нами или банком его пока не связывают. Тем не менее было принято решение отстранить его от дела.
Франческа была поражена. Умберто не следовало говорить это сейчас, подумал Марко, ему следовало подождать. Он взял Франческу под руку и повел ее прочь.
БМВ Марко отъехала от дома, заметил Хазлам; как странно наблюдать за всем этим снаружи. Жаль, что ему не удалось поговорить с Франческой; возможно, надо было это сделать. Может быть, не поздно и теперь.
Франческа все еще была в шоке; она пыталась понять, что произошло и почему. Я надеялась на тебя, Дэйв, а ты меня бросил. Ты был единственным, кому я доверяла. Больше того. Я была единственной, кому доверял ты. И вот ты сбежал.
— Хазлам звонил мне сегодня после полудня. — Марко говорил спокойно, почти небрежно.
Она посмотрела на него.
— Правда? Что он сказал?
— Он просил передать, что его отстраняют, что Умберто вечером все объяснит. Велел сказать тебе: что бы сегодня ни случилось, это будет только трюк. И еще, что ты справишься.
Из кафе лилась музыка; «альфа» была припаркована за полтора дома отсюда. Было без четверти семь. Паскале сидел внутри, за столиком, лицом ко входу. Он должен был действовать точно по графику: если он оставит в туалете пакет слишком рано, его может подобрать кто-нибудь другой, если слишком поздно — туалет может оказаться занят, а пока он освободится, брат уже придет. Паскале прихлебывал пиво и шарил взглядом по тротуару и улице в поисках малейших признаков полицейского наблюдения.