акие денежные долговые обязательства, и поверит в то, что он-то любит ее искренне и готов сделать ее реально счастливой. Что же касается Захарова, то так ему и надо, нечего было обманывать всех, будто бы Зоя живет с ним по любви. Пусть ему будет хоть раз по-настоящему стыдно за свой поступок.
Но того, что последовало затем, не мог предположить ни Марк, ни даже Петр. Зоя мгновенно из ангела преобразилась в настоящую дьяволицу! Она опрокинула стол и принялась оскорблять обоих мужчин. Словно все накопившееся за годы, что она была женщиной, презрение и ненависть к мужчинам, выплеснулось серной кислотой, прожигая все вокруг.
Она вспомнила свои приват-танцы в «Золотой нимфе», непреодолимую тошноту при виде мужчин, затем уже перешла на личности, уничтожила парой-тройкой убийственных словечек своего сожителя, назвав его идиотом и импотентом, которого ей всегда хотелось удушить подушкой, потом досталось и Марку, которого она назвала «придурком-завистником», коротышкой с лысым черепом, внутри которого находятся свернутые рулонами банкноты. Она много чего говорила и сказала бы еще больше, если бы они, моментально вспомнив, что когда-то были друзьями, не стали защищаться, не объединились, чтобы дать отпор ей, потерявшей контроль женщине.
Обозвали ее тупой блондинкой, содержанкой, неспособной прокормить себя, ну а потом (и откуда только взялись такие мерзкие слова!) вообще попытались смешать ее с грязью, назвав самыми ужасными словами.
— И не забывай, ты мне должна еще двести тысяч баксов! — Захаров и сам не понял, как выплюнул эти слова.
Марк вдогонку обозвал ее.
Они пришли в себя, когда поняли, что она ушла. Они даже не услышали, как хлопнула дверь.
— Марк, ты что сделал? Зачем ты так? Что это вообще было? Ты хоть понимаешь, что она теперь не вернется!
— Она сказала, что у меня в носу растут волосы и грибы, — Марк уже и сам не знал, злиться ему или смеяться. Уж слишком комично прозвучала эта фраза. — Ее надо наказать. Кажется, она сказала, что ты импотент и что у тебя ноги воняют.
— Ты все испортил… — Петр чуть не плакал.
— У тебя какая-то очень уж странная реакция на эту особу… Ты ослеп, что ли? Ну да, признаюсь, сказал глупость, вывел ее из себя. Но зато теперь ты знаешь, что она о тебе думает. Мало того что ты дал ей кучу бабла в долг, кормишь и поишь ее, так теперь ты же еще жалкий импотент… Заметь, она сказала это при мне! Она хотела тебя унизить!
Потом они пили. Много. А утром, когда воспоминания о событиях вчерашнего дня нахлынули тяжелой волной, да еще и в искаженном виде, когда они оба почувствовали себя униженными, обоим синхронно и пришла мысль наказать Зою.
У каждого имелась собственная служба безопасности, однако сразу решено было не привлекать к этой «акции» ни одного человека из их числа.
— Дело, можно сказать, семейное. Да и план — простой. Вон, мой Сева, да твой паренек, Егор, справятся. У меня есть один человечек в полиции, он устроит звонок куда надо. Попугаем ее и вернем. Делов-то!
— Ты действительно хочешь ее вернуть? — спросил Убейконь, которому после вчерашнего меньше всего хотелось когда-нибудь вообще встречаться с Зоей. После того как она оскорбила его, и это в тот момент, когда он ей практически сделал предложение, он не мог допустить, чтобы она вернулась к Захарову. Она должна вообще исчезнуть! Не умереть, конечно, но все равно — исчезнуть.
— Не знаю… Ну, поссорились…
— Да она дура отмороженная!
— Марк, мы оба ее оскорбили. Повели себя как настоящие кретины. Ты зачем рассказал ей о деньгах? Я же тебе, как близкому человеку, доверился…
Планировали и готовились три дня. Зоя все это время жила у Кати. Ее белый автомобиль стоял возле подъезда. Перед тем как отправиться утром по своим делам, Зоя имела привычку прямо в машине выпивать кофе. Появившаяся не так давно у Зои собака, английский кокер-спаниель, мерз-кая непослушная собачка Лора, облюбовала заднее сиденье машины и сопровождала ее повсюду. Утром, в день похищения, Сева с Егором разыграли сцену, показав успевшей устроиться в машине Лоре кошку, с тем чтобы отвлечь Зою от кофе. И когда Зоя, оставив стаканчик с напитком в машине, бросилась за своей ненаглядной любимицей, подсыпали ей туда препарат, которым их хозяева пользовались уже не раз во время своих розыгрышей и после которого «жертва» должна была проспать несколько часов. Зоя вернулась с Лорой и усадила ее на сиденье.
Дальше было самое трудное — проследить за Зоей. За рулем был Егор — Севу Зоя могла узнать, поэтому он ехал на заднем сиденье.
«Самое главное, чтобы вы были рядом, когда она уснет», — повторял Захаров, который уже давно готов был отказаться от этого опасного плана, но боялся предстать перед Убейконем слабаком, «терпилой». Подумаешь, обиделся он за свой нос, в котором действительно растут волосы! А что, если она уснет в такой момент, когда на дороге возникнет аварийная ситуация, и она погибнет?!
Но другой возможности подсыпать ей снотворное у них не было. Только утром и только в кофе.
Петр Аркадьевич представлял перевернутую дымящуюся машину и мертвую Зою, и от этой картинки его бросало в дрожь. Но и отказаться от разработанного плана уже не мог — тогда Марк всю оставшуюся жизнь будет упрекать его в слабоволии и трусости.
К счастью, сон сморил Зою, когда ее машина попала в пробку. Уложив ее на заднее сиденье, рядом со скулящей Лорой, Сева занял место за рулем и, дождавшись, когда восстановится движение, отогнал машину за город, где они с Егором переложили девушку в свою машину и поехали в сторону Владимира. Лора бесследно исчезла, в суматохе о ней никто и не вспомнил.
И кто мог подумать, что они потеряют Зою практически в первые минуты после того, как оставили ее, спящую, на обочине проселочной дороги? Потеряли, упустили из виду… Что Сева, что Егор — два урода. И где теперь Зоя? Где?
Убейконь, который за все эти дни, что прошли с момента исчезновения Зои, не находил себе места и клял себя за свою эмоциональность и обидчивость, все чаще и чаще приходил к Захарову, чувствуя свою вину за то, что произошло. Иногда они вступали в спор, кто из них виноват больше в сложившейся ситуации. Получилось, что оба.
— Нас с тобой посадят, — говорил Марк, укладывая толстыми пальцами куски льда в бокал с виски. — Жаль, что не в одну камеру. А так бы, глядишь, в шахматишки сыграли. Или в картишки скинулись бы.
— Дурак! Не понимаю, как можно вот так легко говорить о тюрьме? К тому же никто ничего не знает. Сева будет молчать, он меньше всего заинтересован в том, чтобы все открылось. Ведь он — исполнитель.
— Егор тоже будет молчать, — успокаивал себя Марк. — Но, черт возьми, кто бы мог подумать, что такое вот безобидное наказание может обернуться настоящей трагедией?! Ты же сам мне говорил, что если бы Зоя была жива, то непременно проявилась бы. И уж если бы не заявилась к тебе, то к Кате — как пить дать. Значит, или мертва, или больна. Ужас…
Однако жизнь продолжалась. Марк подолгу сидел в своем офисе и работал с документами. Телефонные звонки стали для него настоящей напастью — он очень боялся звонка Петра, того самого, когда он сообщит ему о смерти Зои.
Когда же ему доложили о визите писателя Шорохоффа, он не сразу понял, о ком идет речь. Подумал, что это очередной русский писатель пришел к нему с просьбой о спонсорстве. Марк не разбирался в литературе, поэтов считал небожителями (потому как не понимал, как это можно вообще складывать слова в рифму) и охотно давал деньги на издание сборников. Ему было приятно, когда авторы дарили ему свои книги, в которых на титульном листе сообщалось, что книгу проспонсировал бизнесмен Марк Убейконь.
За те несколько минут, что Шорохофф шел по приемной до его кабинета, Марк успел набрать в поисковике его имя, и когда увидел его портрет и бегло прочел небольшую справку о нем, то смог по достоинству оценить величину этой личности, его значимость. Вот только зачем он пришел, что ему нужно — это являлось пока что для него загадкой.
24
— Ну что, как все прошло? — спросил Феликс с порога.
Вечер медленно переходил в ночь. Зоя с Катей вернулись уставшие, но довольные. Поскольку Феликса первым делом интересовал вопрос финансирования, то первой начала рассказывать Катя. Зоя к тому времени уже была в курсе, в машине поговорили, и Катя повторила свой рассказ еще раз Феликсу, в то время как Зоя поспешила к детям в спальню.
— Значит, не отказался, да? — Феликс не знал, то ли ему радоваться, то ли сомневаться, уж слишком все это выглядело неправдоподобно. — Сказал, что подумает?
Катя, у которой целый день нервы были на пределе, сославшись на усталость, отправилась в отведенную ей комнату, чтобы переодеться в халат и поскорее скрыться в ванной комнате. Она считала, что только там сможет наконец остаться одна и все хорошенько осмыслить.
Феликс так на нее смотрел, когда она рассказывала ему о своих переговорах с Захаровым, с таким недоверием, словно что-то знал. Но он точно не мог ничего знать. Об авантюре, которую придумал Шорохофф, никто, кроме них двоих, знать не мог.
Лежа в теплой воде, Катя пыталась успокоиться, внушала себе, что она все сделала правильно. Что же касается Шорохоффа, то и он тоже сделал все что мог. Может, он и не так богат, но у него есть имя, и почему бы им не воспользоваться?
Катя, зная Зою и понимая, как ей трудно и как тяжело она переживает ту ситуацию, в которую попала, готова была простить и чрезмерную ее эмоциональность, и желание отомстить Захарову. Но то, что она делала с Феликсом, мороча ему голову сомнительным проектом, она никак не могла одобрить. Сколько раз она собиралась серьезно поговорить с Зоей, признаться, что и она тоже не верит в проект. Что эти двое несчастных деревенских жителей, которых она привезла, отмыла, приодела и поселила в квартиру Вика с тем, чтобы они жили там все то время, что будут учиться на курсах, сойдут с ума, когда узнают, что все то, что им наобещали, — пшик. Что не будет никакого кино. Что их напрасно потревожили, вырвали из привычного мира.