Проклятие Лермонтова — страница 40 из 48

Тело Лермонтова было привезено по приказанию Глебова человеком Мартынова Ильей и Иваном, кучером Лермонтова, в 10 часов вечера на его квартиру. По показаниям Васильчикова: он оставался при теле убитого поручика Лермонтова, когда корнет Глебов поехал в город и прислал двух людей – Илью, человека майора Мартынова, и Ивана, кучера поручика Лермонтова. Положив тело на дрожки, он оставил при нем этих двух людей, а сам поехал вперед. Оно было привезено в десятом часу на квартиру.

Формальный вызов сделал Мартынов. Что же касается до средств, чтобы примирить ссорящихся, то Глебов с Васильчиковым употребили все усилия, от них зависящие, к отклонению этой дуэли; но Мартынов, несмотря на все убеждения, говорил, что не может с ними согласиться, считая себя обиженным, и не может взять своего вызова назад, упирая на слова Лермонтова, который сам намекал ему о требовании удовлетворения. Уведомить начальство они не могли, ибо обязаны были словом дуэлянтам не говорить никому о происшедшей ссоре. Васильчиков добавил: в самый день ссоры, когда майор Мартынов при нем подошел к поручику Лермонтову и просил его не повторять насмешек, для него обидных, последний отвечал, что он не вправе запретить ему говорить и смеяться, что, впрочем, если он обижен, то может его вызвать, и что он всегда готов к удовлетворению. Корнет Глебов и он, Васильчиков, всеми средствами старались уговорить майора Мартынова взять свой вызов назад, но тот отвечал, что чувствует себя сильно обиженным, что задолго предупреждал поручика Лермонтова не повторять насмешек, для него оскорбительных, и, главное, что вышеприведенные слова последнего, которыми он как бы подстрекал его к вызову, не позволяют ему, Мартынову, уклониться от дуэли.

Глебов и Васильчиков сговорились молчать о том, где происходила ссора Мартынова и Лермонтова, в показаниях они указали просто «в частном доме», но им все же пришлось конкретизировать, что это за частный дом. На дознание пригласили хозяйку дома генеральшу Верзилину и спросили: точно ли за два дня до этого поединка, т. е. 13-го или 12-го числа, майор Мартынов и поручик Лермонтов находились в ее доме на вечере? Не слышала ли она, как поручик Лермонтов (ныне убитый), шутя над Мартыновым, вывел его из терпения, привязываясь к каждому его слову, на каждом шагу показывая явное желание досадить ему? Не припомнит ли она, кто еще был из гостей на этом вечере? Верзилина ответила, что действительно 13-го числа июля месяца были вечером у нее в доме Лермонтов и Мартынов, но неприятностей между ними она не слышала и не заметила, что подтвердят бывшие тогда же у нее в гостях поручик Глебов и князь Васильчиков.

Снова допросили Васильчикова и Глебова: точно ли они находились 13 июля на вечере в доме генерал-майорши Верзилиной, где были майор Мартынов и поручик Лермонтов (ныне убитый)? Справедливо ли то, что Лермонтов, шутя над Мартыновым, вывел его из терпения, привязываясь к каждому его слову, на каждом шагу показывая явное желание досадить Мартынову? При выходе из дому действительно ли Васильчиков и Глебов пошли вперед, а Мартынов удержал Лермонтова и остались оба назади? Кроме них четверых, не были ли в доме госпожи Верзилиной еще какие гости и кто именно?

Васильчиков подтвердил, что 13 июля действительно находился, равно как и майор Мартынов и покойный поручик Лермонтов, вечером у генеральши Верзилиной; но не был свидетелем насмешек, обидевших Мартынова, а узнал об этом уже позже. При выходе из того дома вместе с корнетом Глебовым пошел вперед; майор Мартынов остановил поручика Лермонтова, и они остались назади. Кроме них четверых, в то время в доме генеральши Верзилиной никого не было. Глебов подтвердил все сказанное Васильчиковым и добавил, что о произошедшей ссоре узнал только возвратившись домой.

Допросили дворовых людей Лермонтова и Мартынова. Иван Соколов, слуга Лермонтова, показал, что был в день дуэли в Железноводске, а что касается ссоры между его барином и майором, то ничего между ними не замечал предосудительного, как то: ссор и других качеств, клонившихся к исполненному ими злу, а жили в дружбе и согласии, обходились между собой дружески; Иван Козлов, слуга Мартынова, показал, что о дуэли ему было ничего не известно, ссор между Лермонтовым и его хозяином Мартыновым не заметил, хотя был всегда при господине, но, действительно, по приказанию Глебова он привез со степи в расстоянии от города в 4-х верстах тело убитого поручика Лермонтова с помощью кучера Ивана в 10-м или же 11-м часу ночи; эти показания полностью подтвердил слуга Иван Вертюков; Иван Смирнов, слуга Мартынова, сообщил, что весь день безвыходно находился в доме и о том, что на дуэли убит Лермонтов, узнал лишь тогда, когда было привезено тело убитого Лермонтова в его квартиру кучером Иваном Вертюковым и Ильею Козловым, а ссор же между Мартыновым и Лермонтовым до того и даже в тот день никаких не происходило, и жили они дружески; четырнадцатилетний Ермолай Козлов со всем сказанным согласился.

Причину дуэли из секундантов вытрясти не удалось.

Следственное дело: Мартынов

Если Глебов и Васильчиков считались соучастниками преступления, то главным обвиняемым в этом деле был Мартынов. По военному законодательству Российской империи, по статье 376 – «умышленный смертоубийца подлежит лишению всех прав состояния, наказанию шпицрутенами и ссылке в каторжную работу», по статье 395 – «кто, вызвав другого на поединок, учинит рану, увечье или убийство: тот наказывается как о ранах, увечье и убийстве умышленном поставлено», по статье 397 – «примиритель и посредники или секунданты, не успевшие в примирении и допустившие до поединка, не объявив о том в надлежащем месте, судятся как участники поединка и наказываются по мере учиненного вреда, то есть, если учинится убийство, как сообщники и участники убийства; если раны или увечья, как участники и сообщники в нанесении ран или увечья; если же убийства, ран или увечья не учинено, как участники самовольного суда и беззаконного мщения в нарушении мира, тишины, любви и согласия».

Законы к дуэлянтам были строги. Мартынов, уволенный из армии, боялся, что его будут судить гражданским судом, и он отлично знал, что гражданский суд будет к нему не так снисходителен, как военный. Он просил командующего Граббе передать его под военный суд, поскольку не желает отправиться в Сибирь, лучше пусть его разжалуют в рядовые с возможностью выслуги и оставят на Кавказе: он заслужит прощение беспорочной службой отечеству.


Н. С. Мартынов

Т. Райт


Мартынову были заданы те же вопросы, что и секундантам:


1. На этой дуэли действительно ли находились за секундантов лейб-гвардии Конного полка корнет Глебов и служащий в 11-м отделении собственной его императорского величества канцелярии титулярный советник князь Васильчиков?

Ответ: Действительно находились за секундантов: у меня корнет Глебов, а у поручика Лермонтова титулярный советник князь Васильчиков.

2. На эту дуэль из чьей квартиры или из какого места и в какое время выехали? – Кроме вас двух дуэлистов и двух секундантов, Глебова и князя Васильчикова, не выезжал ли еще кто из посторонних особ для зрелища или, по крайней мере, не был ли кто извещен об этой произойти могущей дуэли?

Ответ: Условлено было между нами сойтись на место к 61/2 часам пополудни. Я выехал немного ранее из своей квартиры верхом; беговые дрожки свои дал Глебову. Он, Васильчиков и Лермонтов догнали меня уже на дороге. Последние два были также верхом. Кроме секундантов и нас двоих, никого не было на месте дуэли и никто решительно не знал о ней.


3. Вы и поручик Лермонтов (ныне убитый), в каком именно месте подле горы Машухи, в каком часу, на каком расстоянии между собою стрелялись? Какое было между вами условие – т. е.: обоим ли вместе, по данному знаку стрелять – или один после другого? – Поручик Лермонтов выстрелил ли из своего пистолета или нет и по какой причине?

Ответ: Мы стрелялись по левой стороне горы, на дороге, ведущей в какую-то Колонку, вблизи частого кустарника. Был отмерен барьер в 15 шагов и от него в каждую сторону еще по десяти. Мы стали на крайних точках. По условию дуэли, каждый из нас имел право стрелять когда ему вздумается, стоя на месте или подходя к барьеру. Я первый пришел на барьер; ждал несколько времени выстрела Лермонтова, потом спустил курок.


4. К месту происшедшей дуэли на чем все вы поехали? – На дрожках ли или на верховых лошадях? – Кто были при первых кучера или при последних проводники для держания лошадей?

Ответ: Лермонтов и Васильчиков ехали верхом; Глебов на беговых дрожках. Проводников у нас не было. Лошадей мы сами привязали к кустарникам, а дрожки поставили в высокую траву, по правой стороне дороги.


5. Какие именно люди находятся у вас для прислуги?

Ответ: Для прислуги у меня находятся: камердинер мой Илья, повар Иван и казачок Ермошка (все трое мои крепостные).


6. Какая причина была поводом к этой дуэли? Не происходило ли между вами и покойным Лермонтовым ссоры или вражды? – С какого времени оная возникла?

Ответ: С самого приезда своего в Пятигорск Лермонтов не пропускал ни одного случая, где бы мог он сказать мне что-нибудь неприятное. Остроты, колкости, насмешки на мой счет, одним словом, все, чем только можно досадить человеку, не касаясь до его чести. Я показывал ему, как умел, что не намерен служить мишенью для его ума, но он делал, как будто не замечает, как я принимаю его шутки. Недели три тому назад, во время его болезни, я говорил с ним об этом откровенно; просил его перестать, и хотя он не обещал мне ничего, отшучиваясь и предлагая мне, в свою очередь, смеяться над ним, но действительно перестал на несколько дней. Потом взялся опять за прежнее. На вечере в одном частном доме, за два дня до дуэли, он вызвал меня из терпения, привязываясь к каждому моему слову, на каждом шагу показывая явное желание мне досадить. Я решился положить этому конец. При выходе из этого дома я удержал его за руку, чтобы он шел рядом со мной; остальные все уже были впереди. Тут я сказал ему, что я прежде просил его прекратить эти несносные для меня шутки, но что теперь предупреждаю, что если он еще раз вздумает выбрать меня предметом для своей остроты, то я заставлю его перестать. Он не давал мне кончить и повторял раз сряду: что ему тон моей проповеди не нравится; что я не могу запретить ему говорить про меня то, что он хочет, и в довершенье сказал мне: «Вместо пустых угроз, ты гораздо бы лучше сделал, если бы действовал. Ты знаешь, что я от дуэлей никогда не отказываюсь, следовательно, ты никого этим не испугаешь». В это время мы подошли к его дому. Я сказал ему, что в таком случае пришлю к нему своего секунданта, – и возвратился к себе. Раздеваясь, я велел человеку попросить ко мне Глебова, когда он придет домой. Через четверть часа вошел ко мне в комнату Глебов, я объяснил ему, в чем дело; просил его быть моим секундантом и, по получении от него согласия, сказал ему, чтобы он на другой же день с рассветом отправился к Лермонтову. Глебов попробовал было меня уговаривать, но я решительно объявил ему, что он из слов самого же Лермонтова увидит, что, в сущности, не я вызываю, но меня вызывают, – и что потому мне невозможно сделать первому шаг к примирению.