— Создатель, — пробормотал Кавинант. — Хорошо.
На мгновение в его мозгу сверкнуло тревожное воспоминание о старом нищем, приставшем к нему около здания суда.
— Почему же он выбрал именно меня?
— Кто это может знать? Может быть, по той же причине, по какой нас выбрал Лорд Фаул.
Этот парадокс возмутил Кавинанта, но он продолжал, словно вдохновленный противоречиями.
— Тогда этот… Создатель… Тоже хотел, чтобы вы услышали послание Лорда Фаула. Примите это во внимание.
— Вот! — вскинулась Осондрея. — Вот эта ложь, которую я искала — самая жирная наживка. Фаул тем самым хочет разрушить наши последние сомнения и захлопнуть ловушку.
Кавинант не отрывал глаз от Высокого Лорда. При этом внутренним зрением он постоянно держал перед собой глаза Друла, пытаясь их пламенем пробиться сквозь завесу аскетизма в мозг Протхолла. Однако Протхолл выдержал этот взгляд. Морщинки в уголках его глаз, казалось, были выгравированы самоотрицанием этого человека.
— Лорд Осондрея, — спокойно произнес он, — видите ли вы какие-нибудь признаки надежды?
— Признаки? Предзнаменование? — Голос ее в палате Совета звучал как-то неохотно. — Я не Морэм. А если бы была им, то спросила бы Кавинанта, какие сны ему снились в Стране. Но я предпочитаю более практические надежды. Я не вижу ничего, кроме одного: потеряно очень много времени. Мое сердце говорит мне, что никакая другая комбинация случайностей и выборов из вариантов пути не могла бы доставить Кавинанта сюда так быстро.
— Хорошо, — ответил Протхолл. Взгляд его, сцепившись со взглядом Кавинанта, на мгновение заострился, и Кавинант наконец увидел в нем, что Высокий Лорд уже принял окончательное решение. Он слушал споры лишь для того, чтобы дать себе еще один — последний — шанс найти альтернативу. Кавинант опустил глаза и неуклюже повалился в кресло.
— Как это ему удается? — тупо пробормотал он себе под нос. — Откуда берется это мужество? Неужели я здесь — единственный трус?
Мгновением позже Высокий Лорд запахнулся в голубую мантию и поднялся.
— Друзья мои, — сказал он гнусавым от старости голосом, — пришло время решать. Я должен выбрать путь, который приведет нас к решению этой задачи. Если кто-то хочет высказаться, то прошу.
Никто не отозвался, а Протхолл, казалось, черпал из этого молчания достоинство и осанку.
— Тогда слушайте волю Протхолла, сына Двиллиана, Высокого Лорда решением Совета — и пусть Страна простит меня, если я ошибусь или потерплю неудачу. В это мгновение я вершу будущее земли.
Лорд Осондрея, тебе, а также Лордам Вариолю и Тамаранте я доверяю защиту Страны. Я призываю вас сделать все, что потребует мудрость или интуиция, чтобы сохранить жизнь нашим подопечным, как мы поклялись. Помните, что пока стоит Ревлстон, всегда есть надежда. Но если Ревлстон падет, тогда все столетия, весь труд Лордов от Берека Хатфью до нашего поколения пойдет насмарку, и в Стране уже никогда не будет ничего подобного.
Лорд Морэм и я отправимся на поиски Друла Камневого Червя и Посоха Закона. Вместе с нами пойдет великан Сердцепенисто-солежаждущий Морестранственник, Юр-Лорд Томас Кавинант, столько Стражей Крови, сколько сочтет возможным выделить из защиты Ревлстона первый знак Тьювор, а также один Дозор из Боевой Стражи. Таким образом, мы пойдем на встречу с судьбой не с голыми руками, но основная мощь Твердыни Лордов будет оставлена для защиты Страны на случай, если нас постигнет неудача. Слушайте и будьте готовы: отряд отправляется завтра на рассвете.
— Высокий Лорд, — возразил Гаф, вскочив с места. — Разве вы не хотите дождаться донесения моих разведчиков? Вы должны будете бросить вызов Зломрачному Лесу, чтобы пройти к горе Грома. Если лес наводнен слугами Друла или Серого Убийцы, вы окажетесь в опасности, пока мои разведчики не выяснят дислокации врага.
— Это так, вомарк, — сказал Протхолл. — Но как долго нам придется ждать?
— Шесть дней, Высокий Лорд. Затем мы будем знать, какая сила потребуется для пересечения Зломрачного Леса.
Морэм в течение некоторого времени сидел, подперев подбородок руками, рассеянно глядя на яму с гравием. Но потом встал и сказал:
— Сотня Стражей Крови. Или все воины, которых сможет выделить Ревлстон. Я видел это. В Зломрачном Лесу полно юр-вайлов, да еще тысячи стай волков. Они охотятся в моих снах.
Его голос, казалось, остудил воздух палаты Совета, подобно ветру потерь.
Но тут сразу же заговорил Протхолл, сопротивляясь чарам слов Морэма.
— Нет, Гаф, мы не можем откладывать. И опасность Зломрачного Леса слишком велика. Даже Друл Камневый Червь должен понимать, что наша лучшая дорога к горе Грома пролегает через лес и вдоль северной окраины Анделейна. Нет, мы пойдем на юг — вокруг Анделейна, затем на восток — через Мшистый Лес, к Равнинам Ра, прежде чем повернуть на север — к Грейвин Френдор. Я знаю, такой путь может оказаться длинным и полным опасностей, особенно для нашего отряда, которому дорог каждый день. Но этот южный путь даст нам возможность заручиться поддержкой ранихийцев. Таким образом, все старые враги Презирающего примут участие в нашем деле. И, быть может, нам удастся спутать расчеты Друла.
Это мой окончательный выбор. Отряд выступает завтра в южном направлении. Таково мое слово. Теперь пусть высказываются все, кто сомневается.
И Томас Кавинант, который сомневался во всем, с такой силой ощутил сейчас решимость и достоинство Протхолла, что не проронил ни слова. Затем Морэм и Осондрея встали, за ними немедленно последовал великан и все собравшиеся, сидевшие сзади. Все повернулись к Высокому Лорду Протхоллу, и Осондрея, возвысив голос, произнесла:
— Меленкурион Скайвейр смотрит на тебя, Высокий Лорд.
Меленкурион абафа! Славься и здравствуй! Зерно и камень, да процветает твоя цель. Пусть никакое зло не ослепит и болезнь не поразит, пусть страх или слабость, отдых или радость не воспрепятствуют поражению зла. Трусость не имеет оправдания, порча неуязвима. Меленкурион Скайвейр подпирает небеса, а Земной Корень служит прочной основой. Меленкурион абафа! Минас милл кабаал!
Протхолл склонил голову, а галерея и Лорды ответили единым салютом, взметнув руки в молчаливом благословении.
Затем люди начали покидать палату Совета Лордов. В то же время Протхолл, Морэм и Осондрея удалились через свои особые двери. Как только Лорды ушли, великан присоединился к Кавинанту, и они вместе поднялись по ступенькам, сопровождаемые Баннором и Кориком. Когда они вышли из палаты, великан поколебался, что-то обдумывая, но потом сказал:
— Друг мой, не ответишь ли ты мне на один вопрос?
— Думаешь, мне есть что скрывать?
— А хоть бы и так, кто знает? У легендарных элохимов была поговорка — сердце лелеет тайны, которые не стоят того, чтобы о них говорили. Ах, это был очень веселый народ. Но…
— Нет, — отрезал Кавинант. — Меня и так уже достаточно исследовали, — и он отправился к себе.
— Но ты ведь так и не слышал моего вопроса!
Кавинант повернулся.
— А зачем? Ты собираешься спросить, что имела против меня Этиаран?
— Нет, друг мой, — ответил великан, легко рассмеявшись. — Пусть твое сердце лелеет эту тайну до скончания века. Мой вопрос таков — какие сны снились тебе после того, как ты попал в Страну? Что снилось той ночью в моей лодке?
Повинуясь внезапному импульсу, Кавинант ответил:
— Толпа людей — настоящих людей — плевала на меня кровью. А один из них сказал: есть лишь один хороший ответ смерти.
— Лишь один? Что это за ответ?
— Повернуться к ней спиной, — огрызнулся Кавинант, направляясь вниз по коридору. — Не признавать ее!
Добродушный смех великана эхом отозвался у него в ушах, но он шел и шел до тех пор, пока не перестал слышать его. Затем он попытался вспомнить дорогу к своим покоям. Наконец, правда не без помощи Баннора, он нашел их и уединился там, побеспокоившись лишь о том, чтобы ему зажгли один из факелов, прежде чем дверь закрылась за Стражем Крови.
Он обнаружил, что в его отсутствие кто-то опустил жалюзи на окнах, чтобы свет луны не попадал внутрь. Кавинант долго дергал за шнурок, пока не открыл одно из окон. Но кровавый свет подействовал на него, как действует трупный запах на обоняние, и он вновь опустил штору. Затем он долго ходил по комнате, прежде чем лечь спать, споря с самим собой, пока усталость не овладела им.
Когда забрезжил рассвет и Баннор стал трясти его, пытаясь разбудить, он начал сопротивляться. Ему хотелось снова погрузиться в сон, словно во сне он мог найти оправдание. Он смутно припомнил, что собирался отправиться в путешествие гораздо более опасное, чем то, которое он только что окончил, и его сонное сознание запротестовало.
— Пошли, — сказал Баннор. — Если будем медлить, то пропустим зов ранихинов. — Иди к дьяволу, — пробормотал Кавинант. — Ты что, никогда не спишь?
— Стражи Крови не спят.
— Что?
— Ни один из Стражей Крови не спит с тех пор, как харучаи принесли свою клятву.
Кавинант с усилием заставил себя сесть. Затуманенным взором он мгновение смотрел на Баннора, а потом сказал:
— Ты уже давно у дьявола.
Голос Баннора был таким же бесстрастным, когда он ответил:
— У тебя нет оснований смеяться над нами.
— Разумеется, — пробурчал Кавинант, выбираясь из кровати. — Естественно, я должен радоваться тому, что о моей честности судит некто, кому даже не требуется сон.
— Мы не судим. Мы осторожны. На нашем попечении Лорды.
— Такие, как Кевин, покончивший с собой. И захвативший с собой туда почти все остальное.
Но выпалив это, Кавинант внезапно ощутил могучий стыд. В свете огня он припомнил беззаветность преданности Стража Крови. Вздрагивая от холода каменного пола, он сказал:
— Забудь то, что я сказал. Я иногда говорю так в целях самозащиты.
Насмешка, кажется, мой… мой единственный ответ.
Затем он поспешно принялся умываться, бриться и одеваться. После завтрака на скорую руку, проверив еще раз, взял ли он с собой нож и посох, Кавинант наконец знаком показал Баннору, что готов. Баннор повел его вниз, во внутренний двор, где рос старый золотень.