Утренний королевский туалет напомнил мне королевский же совет, на котором имел честь присутствовать граф Шерези днем ранее. Он тоже был бесконечно долгим и малопонятным. Только сегодня мне приходилось не дремать в зрительном зале, а отыгрывать роль влюбленного дворянина. Это было несложно. Что я, влюбленных мужчин не видала на своем веку? Да предостаточно. В Шерези верной приметой любви считалось молниеносное оглупление субъекта нежной страсти. То есть если мужик начинал вести себя как дурак, это оно – любовь.
Поэтому сейчас я вздыхала с томным видом и благоговейно касалась кончиками пальцев подола ее величества, делая это как бы украдкой, но с точным расчетом, чтоб все всё заметили.
Бедная, бедная Аврора! Я сидела на скамеечке в ногах своей леди и любовалась ее тонким профилем. Ей явно претит весь этот протокол, заведенный во дворце порядок, ей не нравятся люди, которые ее окружают. Лицо королевы не выражало почти ничего, кроме рассеянной заинтересованности. А какие разнообразные эмоции там отражались, когда мы болтали с ней в комнате Мармадюка, когда Аврора утешала зареванную и несчастную Басти, которую обидел коварный Гэбриел. Тогда ее лицо было живым, теперь же окружающим показывали лишь продуманно красивую маску.
Наверное, своим молниеносным возвышением я обязана и этому королевскому одиночеству. Ей понравилось болтать со мной, она меня приблизила. И мне надо попытаться это доверие оправдать, быть для своей королевы верной подругой.
Утренний туалет не заключался лишь в зрелище одевающегося монарха. Леди Сорента постоянно подводила к туалетному столику сановников, лорд-министр финансов задержался дольше прочих, он вполголоса зачитывал ее величеству столбики цифр из своего документа. На три тысячи пятьсот сорок четыре дробь восемнадцать запятая семь меня сморил сон.
– Цветочек, проснись! У нас несколько минут.
Я вскочила со скамеечки как пружина. Ее величество, полностью одетая и причесанная, стояла у окна, больше в комнате никого не было.
– Что я должен успеть за это время?
– Услышать, понять, запомнить.
Никакой томной неги в голосе королевы больше не было, только деловитость.
– Ты же понимаешь, что задача вас четверых не в том, чтобы подготовить к смотру толпу пажей?
– Догадываюсь. Наши наставники справятся с этим делом лучше четверки недоучек.
– Я в тебе не ошиблась, Шерези. Самое важное – посольство. Во главе его прибывают двое достойных доманских лордов – Рамос и Перес.
Эти имена упоминались на королевском совете, поэтому я просто кивнула, экономя время.
– Твоя задача выяснить, за каким мокрым фаханом…
Далее ее величество завернула столь забористую словесную конструкцию, что у меня перехватило дыхание.
– Они попытаются тебя обаять, дорогой. Подкупить, запугать, перетащить на свою сторону. Ведь ты первый королевский фаворит, значит, не вызвать их интереса не можешь. Твой доманский хорош? Ах, не отвечай, вопрос был лишним. С матушкой – доманской уроженкой у тебя не было шансов его не выучить.
Я кивала, все еще оглушенная королевским красноречием.
– Иди, дорогой. Если возникнет необходимость во встрече, скажи Мармадюку, он все устроит. Но будь осторожен, мы не знаем, кто именно во дворце работает на доманцев, поэтому вынуждены подозревать всех. Я верю только тебе и Мармадюку.
– Одну минуту, моя леди, – я схватила королеву за запястье, – если замок наводнен шпионами, как нам удастся скрыть от Рамоса и Переса отравление миньонов?
Она широко шагнула в сторону, вывернув руку, это явно был какой-то рукопашный прием, и тренькнула моей серьгой:
– Не лезь, куда не просят, милый, это не твоего ума дело.
Последние слова были сказаны тем самым «особенным» голосом. Я поняла, что в комнате мы больше не одни, прежде чем услышала звук распахивающейся двери.
Я вздохнула, выпучив от страсти глаза, и грустно удалилась, не забыв послать воздушный поцелуй своей даме сердца. Удалилась на плац, чтоб с головой окунуться в подготовку.
Бусики! Сколько же здесь было этих самых бус! Бывшие пажи, а ныне бравые миньоны были обвешаны ими на манер священных деревьев или малихабарских вельмож с полотен моей достойной матушки. Я вспомнила, как мы с друзьями сражались за каждый медный или серебряный шарик, и вздохнула. Некоторые вещи ценны только потому, что мы считаем их ценными. Кстати, о бесполезных штуках. Во всей этой суете я забыла о своем мужском достоинстве, мне казалось, что я забыла еще о чем-то, но это что-то забылось совсем намертво. Коко-де-мер, мой верный… гм… верное… или верные… Ах, неважно. Замены своему коко-де-меру я так и не нашла, и теперь мне казалось, что и так сойдет. Мои новые штаны были скроены таким чудесным образом то ли вследствие требований моды, то ли потому, что кое-кто велел портным скроить их именно так, что сами собой топорщились в нужном месте, плотно облегая при этом бедра. Я решила не умножать сущности сверх необходимого. Держать в голове еще и морской кокос… Нет, увольте.
Оглядев свое воинство – тридцать юных балбесов в одинаковых белых камзолах претендентов, я возвестила:
– Спящий, храни королеву!
Мармадюк посмотрел на молодых людей с нескрываемым отвращением:
– Как? Объясните мне как? За какие грехи Спящий послал мне именно вас, троих великовозрастных балбесов, не способных к языкам?
– В прошлой жизни вы предали свою страну, – лорд Оливер Виклунд говорил со школярской старательностью.
– Что?!
– В моих краях говорят именно так. Если человека постигла эпичная неприятность, значит, в прошлой жизни он предал страну.
Шут подошел к великану и, запрокинув голову, внимательно посмотрел тому в глаза. Тиририйский берсерк изволит шутить? Похоже на то, хотя роль недалекого увальня отыгрывать тоже не забывает. Однако Цветочек умеет выбирать себе друзей. Судя по сведениям, которые Мармадюку удалось собрать, наследник Виклундов сбежал в столицу из своего клана, скрываясь от преследования прочих претендентов на княжеский горный престол. Ход был изящным, лет за пять они там поубивают друг друга к фаханам, и тогда у Оливера появятся неплохие шансы.
– Почему никто из вас не говорит на доманском?
– Ну почему же не говорим? – Виклунд, видимо, решил отдуваться за всех. – Я никому не позволю обидеть свою женушку! – сказал он по-домански. – Вот и граф Шерези похвалил мое произношение, милорд.
Мармадюк поморщился. Эк его вчера занесло, хотя заставить болванов заучивать глупости было весело.
– К тому же, милорд, кроме Домании существуют и другие королевства, в некоторых из них говорят более чем на одном языке. Я владею скасгардийским, лорд ван Харт – тарифским наречием, а лорд Доре вообще может объясниться в любви на семи или восьми языках.
– Я делю ложе с волосатыми огромными мужиками! – поддакнул Станислас на доманском.
Мармадюк понял, что болваны над ним потешаются. И это было… забавно. Шут расхохотался и хлопнул менестреля по плечу:
– Туше, господа, один-один. Вы познакомились со своими подчиненными?
– Да, милорд.
– Сможете подготовить их за шесть дней к экзамену и турниру?
– Как вам будет угодно, милорд, – говорил Виклунд, но ван Харт приблизился к нему на полшага.
– Какие-то проблемы?
Оливер замялся, потом кивнул Станисласу:
– Лорд Доре, озвучьте наши размышления.
– Зрелищность, мой лорд. Все, что мы намереваемся показать доманцам – скучно и не поражает воображение.
– Хороший турнир и военный смотр требуют хорошей выправки участников, которой королевские пажи не обладают в полной мере, – дополнил Виклунд.
– А что скажете вы, ван Харт? – повернулся шут к Гэбриелу.
– Если мне будет дозволено предложить, я бы поручил каждому крылу свою часть подготовки. Лорд Виклунд может выбрать себе несколько десятков наиболее бравых парней и подготовить их к турниру, лорд Доре – обучить крыло музыкантов, а я бы взял на себя экзамен по географии и картографии, который будет смотреться ярче, чем проверка знаний по арифметике или логике.
– А что вы оставите Цветочку?
Ван Харт пожал плечами:
– Тех пажей, которые не вошли ни в одну из перечисленных групп.
– Тупых немузыкальных задохликов?
– Таланты лорда Шерези, – ван Харт криво улыбнулся, – найдут им применение.
«Да уж, – подумал Мармадюк, – повезло Цветочку с друзьями…»
– Кстати, а где сейчас граф Шерези? Почему его нет с вами?
– Он в госпиталии, – ответил шуту Станислас, – пошел проведать нашего друга Патрика Уолеса. Лорд-коннетабль поведал нам на утреннем смотре, что завтра вокруг обители братьев-медикусов поставят оцепление и посещения будут запрещены.
– Да, мы пытаемся загасить сплетни о наших горестях, чтоб они не достигли ушей доманского посольства. Кроме оцепления госпиталия мы занимаемся еще и сменой обслуги внутреннего замкового круга. – Мармадюк хлопнул в ладоши. – Что ж, господа, поступим именно так, как вы предлагаете. Музыка, наука, война и… дураки.
Глава 5Белый цвет глупости
После хлопотного бестолкового дня пахнущая лекарствами тишина госпиталия умиротворяла. Я сидела на постели Патрика и изводила вопросами братьев-медикусов, допустивших оплошность попасться на мои глаза. По очереди.
Сейчас оплошал брат Гвидо.
– Граф, я не чародей и у меня нет хрустального шара, – монотонно говорил он, – я не могу предсказать, когда ваш достойный друг Патрик лорд Уолес придет в себя.
– А как же противоядие, которое вам велели изготовить?
– Мы пользуем всех пострадавших молодых людей одинаковым набором эликсиров…
Он украдкой зевнул и посмотрел в окно. Там было хорошо, золотисто поблескивали замковые шпили и не было меня. Брату Гвидо очень туда хотелось.
Я отодвинула простыню и взяла Патрика за руку. Она была живой и теплой, жилка на запястье пульсировала.
– Может быть, он нас слышит, – сказал брат-медикус. – Может быть, граф, если вы поговорите с ним немного, это поможет. Я читал о таких случаях.