Увлекшись, я сжала холодную ладонь Патрика, и мне показалось, что он слабо ответил на пожатие, но потом я поняла, что действительно показалось.
– А еще – сюжет! Я отправил цыпляток поклевать обед, а сам пошел в библиотеку. Любезнейший лорд-библиотекарь дал мне несколько хороших советов по построению композиции и аллегорий, а также сборник легенд, которые я могу включить в свою историю. Ты ведь, наверное, знаешь, что танцевальные представления, называемые еще балет, не блещут перипетиями? Считается, что ничто не должно отвлекать зрителей от чистой красоты танца. Мне это не подходит, мне нужно их именно что отвлечь, чтоб промахи моих цыпляток не так бросались в глаза, да и музыкант из меня довольно посредственный, особенно если сравнивать с нашим общим другом Доре. А еще…
Я болтала о своих делах до самого отбоя, затем, сладко потянувшись, попрощалась с Патриком, отказалась от попыток брата Гвидо обработать мою мочку и ушла. Ах, Патрик-Патрик, мой лучший друг, мой самый внимательный и благодарный слушатель, вдохновитель и советчик! Меня нисколько не смущало, что сейчас он не мог мне ответить, может, наоборот – именно сейчас он стал для меня идеалом.
– Если на сегодня орошение слезами лорда Уолеса закончилось, мне хотелось бы получить свой пропуск. – Гэбриел ван Харт ожидал меня у стражи внутреннего круга и, судя по нервозности, уже давненько.
А с чего, спрашивается, такая злоба? Осознал наконец, что граф уведет его прекрасную невесту? А граф, может, и не решил еще, нужно ли ему это счастье. Граф, может, готов торговаться.
– Я вернул бы пропуск раньше, – примиряюще сказала я, – но вы не попались мне на глаза, мой лорд.
– Забавно, вы-то, мой лорд, из моего поля зрения не пропадали целый день, если бы в Ардере еще существовали чародеи, я решил бы, что вас размножили, чтоб вы успели быть везде одновременно. Я видел вас во дворе, в купальнях, в библиотеке, в учебной зале, откуда вы со своим крылом утащили необходимые нам для занятий столы и табуреты, опять в библиотеке, в столовой, во дворе…
– Вы следите за мной, ван Харт? – Я кокетливо убрала со лба челку. – Тоскуете? Учащенное сердцебиение при виде меня? Головокружение? Еще какие-нибудь симптомы любовной лихорадки?
Серые глаза ван Харта блестели, как стекло, он покачал головой, свет Алистер выхватил из сумерек его шрам и запекшуюся корочку вокруг губ.
– Какой же ты дурак, Басти!
На эту противоречивую сентенцию ответить не удалось, Гэбриел рухнул вперед, подминая меня, голова его безвольно откинулась.
Я заорала:
– Стража!
– Позовите лекарей, – прокричал сержант.
– К фаханам лекарей! Тащите его в госпиталий!
Из рассеченного от соприкосновения с брусчаткой виска Гэбриела текла кровь, марая кружева моего лилового камзола.
Глава 6Яды и взгляды
Аврора ворвалась к Мармадюку, опередив фрейлин туазов на десять. Находящиеся в покоях шута молодые люди синхронно вскочили с табуретов и поклонились. У правого в руках была мандолина, у левого – бубен, смотревшийся в его огромных руках детской погремушкой.
– Лорд Виклунд, лорд Доре, – представил их шут, неторопливо поднимаясь с постели, где возлежал с видом зрителя. – Мы тут наслаждаемся музыкой, а затем до утра будем заниматься доманским языком, который эти достойные лорды обожают только чуть меньше, чем свою королеву.
– Мне не до шуток, Мармадюк, – самым металлическим из своих голосов заявила Аврора, а затем, повернувшись к молодым людям, приветливо сказала: – Цветочек Шерези много рассказывал о вас, господа. И в другое время вы поведаете мне о сражениях, Оливер лорд Виклунд, и о традициях Тиририйских гор.
Оливер поклонился чуть не до пола.
– А вы споете, Станислас Шарль лорд Доре, – ее величество улыбнулась, – с особым удовольствием я послушаю самую модную песенку. Ах, как же его звали, его ведь как-то звали, определенно звали…
– Пошли вон, – сказал Мармадюк, – с доманским продолжим завтра.
Молодые люди покидали покои лорда-шута под ехидное хихиканье королевы. Потешалась ее величество вовсе не над ними, а над своим незадачливым шутом, но юные лорды догадывались, на ком в конце концов отыграется герой песни. В коридоре топтались фрейлины.
– Итак? – Королева прошла к письменному столу у окна и села в хозяйское кресло. – Нападение? Яд? Мор? Что происходит, и почему я узнаю о том, что что-то происходит, не от тебя, а случайно от леди ван Хорн за дамским вышиванием и как бы между прочим?
– Какое вышивание, ваше величество? – Мармадюк всплеснул руками в притворном изумлении. – Уже минула полночь, даже самые фанатичные рукодельницы отложили иглы и канитель и видят сны. Уж скажите как есть, что вызвали к себе леди Эленор, чтоб выведать у нее что-нибудь о муже, а лучше сразу о бывшем пасынке.
– Не переводи тему! – Ее величество поискала, чем бы запустить в нерадивого слугу и даже занесла руку над горшком с коко-де-мером.
– Ничего страшного не произошло, – шут быстро отодвинул растение подальше от королевы, – нет ни мора, ни чумы. Есть один отравленный мальчишка. Еще один. В нашем с тобой положении – сто пятьдесят или сто пятьдесят один – особой роли не играет. Есть два ардерских канцлера, бодающихся по поводу этого мальчишки. Кстати, что сказала Эленор? Гэбриел лорд ван Хорн был очень встревожен?
– Очень. Хотя он может и притворяться, особенно если это его рук дело.
– Этот вариант мы тоже будем иметь в виду, – кивнул Мармадюк, – как еще десяток других. Давай подождем, Аврора. Если мое чутье меня не подводит, скоро мы увидим плоды изящной интриги.
– А ты знаешь, какой именно?
– Самой изящной, – твердо сказал шут.
Двери госпиталия трещали под моими ударами, чуть не слетая с петель.
На крыльцо выскочил брат Гвидо.
– Что случилось? Граф, кого вы сюда принесли? Что за манеры? Вы ходите сюда, как к себе домой! – Возмущение брата-медикуса волновало меня менее всего. – Оцепление! Охрана! Какое неуважение! Уведите их отсюда!
– Он еще жив! – воскликнула я, отвешивая медикусу затрещину. – Приди в себя, тряпка, и вспомни о долге! Если сын королевского канцлера умрет здесь и сейчас… – я широким жестом повела в сторону лежащего на руках стражников Гэбриела, – …в твое дежурство, я не дам за твою жизнь и ломаного гроша!
Брат Гвидо захлопотал, потирая скулу, побежал, указывая дорогу в смотровую.
– Сообщите лорду ван Харту, – негромко велела я сержанту.
– И лорду Мармадюку, – так же негромко ответил тот, кивнув. – На миньонов опять открыта охота?
Я пожала плечами. Думать о том, кто и зачем сделал то, что сделал, я не могла. Я могла только мысленно тоненько скулить, не забывая демонстрировать окружающим уверенность, которой не ощущала. Если ван Харт умрет… Нет, об этом думать было больно.
Гэбриела опустили на стол, деревянный, но обитый по краям железными полосками. Стражники отступили, брат Гвидо приблизился, вытягивая шею.
– Ты не собираешься его осматривать? – Я несильно толкнула медикуса в плечо. – Рана на виске не опасна, он получил ее, когда упал на брусчатку, потеряв сознание. Значит, настоящая рана где-то на теле. Меч или стрела, или…
Я замолчала. Стражники почтительно стояли у стены, брат Гвидо пятился от стола. Трусы!
Я никогда раньше не раздевала мужчин – ни в порыве страсти, ни в целях медицины. Пуговицы и крючки, с которыми я прекрасно справлялась в своем гардеробе, сейчас вызывали затруднение. Пальцы дрожали, я расстегнула камзол ван Харта, потянула завязки сорочки. Если ранение на спине, мне придется срезать с Гэбриела одежду.
– Начните с перчаток, юноша.
Я обернулась. Рядом со мной стоял незнакомый медикус в серой хламиде, был он пожилым, для брата-медикуса, наверное, слишком, смуглым до черноты, с острой седой бородкой и острыми же темными глазами.
– Простите?
– Как вас зовут? – бородач засеменил вокруг стола, потирая ладони. – Хотя я вас знаю. Вы тот самый Цветочек Шерези, при появлении которого начинается все самое интересное.
– На чем основывается ваша уверенность? – В словах старичка мне послышалось неприятное высокомерие. – Лорд?
– Что? – Он поднял на меня свои глаза-кинжальчики. – Ах да, граф, я-то не столь знаменит, как вы. Лорд Альбус, если будет угодно.
Я ахнула и низко поклонилась. Если и был во всех пяти королевствах лекарь известнее Альбуса Ардерского, то его-то я точно не знала. Это же светило! Да про него любой сказитель может поведать не задумываясь дюжину историй, а менестрель – спеть пять, нет, пять десятков… Святые бубенчики, да я готова не только сносить высокомерие, я сапоги ему чистить готова, только бы он помог.
– Гвидо, шалопут ты эдакий, почему ты не дал Цветочку перчаток? А уверенность моя, граф, основывается на том, что вряд ли кто-нибудь, кроме миньона ее величества, носит в ухе адамантовую звезду.
Я потрогала мочку и приняла от Гвидо пару грубых кожаных перчаток.
– Все вон, – велел Альбус стражникам, – ждать за дверью смотровой, не болтать, не спать, никуда не уходить без прямого приказа. Гвидо, к стене, бери стило и бумагу, будешь вести записи.
Повернувшись ко мне, лекарь сказал доверительно, но нисколько не понижая голоса:
– Редкостный болван, только мешаться будет. Ассистировать будете мне вы, граф.
Я не возражала. Дрожание конечностей волшебным образом прекратилось, ушла боль в груди, голова стала ясной. Я послушно следовала указаниям лорда Альбуса.
– Эх, шалопуты, шалопуты, – трещал лекарь, пальпируя обнаженную грудь Гэбриела, – набегаются, нахватаются всякого…
– А почему вы не защищаете руки, мой лорд? Не боитесь заразы? – Я дергала ван Харта за рукав, пытаясь добраться до подмышки, перчатки мешали, и не только мои, но и тонкие лайковые, надетые на Гэбриеля. – Тысяча фаханов!
Я дернула за кожаный раструб, ладони ван Харта распухли и не желали обнажаться. Альбус возился со второй рукой ван Харта и почти обнажил ее.
– Не боюсь, меня не возьмет никакая зараза. К тому же, если я не ошибаюсь, а со мной это происходит крайне…. крайне… крайне…