Менестрель продемонстрировал пластину на витом шнуре, болтающуюся у него на груди:
– Выгодно иметь в друзьях сына канцлера.
Видимо, мое лицо что-то такое выразило, потому что Станислас быстро проговорил:
– Не так выгодно, разумеется, как лучшего друга – любимого королевского миньона.
Он тренькнул меня по уху, по королевскому адаманту. Но даже это не прибавило веселья.
– Кстати, – бодро сообщил Оливер, – белое крыло тоже нами проведано. Ван Сол провел занятие по твоим заветам.
Я еще и заветы успела оставить? Ай да Шерези! Хотя тут, если честно, сплоховал наш граф, сегодня ни разу о своих подчиненных не подумал. Если бы ему не повезло с помощником Дэни ван Солом, белое крыло миньонов весь день бездельничало бы.
Менестрель оживленно предложил:
– А давай объединим усилия, граф. Я послушал, что твои парни извлекают из музыкальных инструментов…
– Позорище?
– Ну, я бы так не назвал…
– Мне приходилось слышать такие звуки во время гона диких тиририйских котов, – пресек на корню дипломатию друга Виклунд, – значит, музыку тебе обеспечат синие, а красные…
– Не нужно никого осаждать, – притворно ужаснулась я.
– Вот теперь я узнаю нашего Цветочка, – Оливер щелкнул по королевскому адаманту, – Дэни блеял что-то о каких-то помостах.
– Ну да, у нас там такая круглая штука на козлах. Ну ты должен был видеть такие конструкции, помнишь, когда мы только приехали в столицу, на площади танцевали акробаты… – Я жестикулировала, демонстрируя повороты и наклоны.
– Не помню, – прервал меня Виклунд, – но это и неважно. Черные Гэбриела нарисовали там какую-то не цветную картинку, обозвали ее чертеж и показали ван Солу. Тот пришел в восторг и выбил из лорда-казначея каких-то денег заплатить столярам. Но штука получится тяжелой, поэтому красные тебе ее поворочают «так и вот эдак».
Оливер передразнил мои наклоны и повороты. Огромный горец был забавен, я хихикнула, а затем серьезно сказала:
– Спасибо, друзья, – и поклонилась по-мужски, сложив руки перед грудью, – не знаю, смогу ли когда-нибудь отплатить за вашу помощь.
– Вина не предлагать. – Станислас изобразил ужас.
– Знаешь, Шерези, может, ты этого не понимаешь, но без тебя нас с доремарцем здесь бы не было.
С этим я могла поспорить. И без меня, вертлявого болтуна, все бы у них получилось. Станислас – великий музыкант, его талант рано или поздно был бы отмечен королевой, Оливер – воин и стратег. Вон как быстро и четко он организовал ночную осаду, а затем – помощь белому крылу, да и лорд-коннетабль положил на него глаз еще на стадии первого отбора. А Патрик – самый умный. И если бы не ужасное происшествие, он доказал бы это всем.
Но спорить я не стала, не хватало еще умильные слезы пускать, просто еще раз поклонилась, отведя глаза в сторону. Кстати, за «часик» даже талантливый Виклунд все это провернуть не успел бы, значит, спала я довольно долго.
Когда я вернулась в покои лорда-шута, он поднял голову от бумаг.
– Ну-ка, скажи что-нибудь.
– Что угодно услышать моему лорду?
– Уж точно не причину, почему глаза забияки Шерези опять на мокром месте.
– Тогда что?
– Покрутись на месте, – скомандовал Мармадюк, – теперь замри и сдуй со лба челку.
Я послушно крутилась и дула.
– Волшебно, – наконец сказал его лордейшество, – Аврора предупреждала меня, что колдовство фей заставляет всех не сомневаться, что перед ними мужчина. Ты понимаешь, Басти? Тебе достаточно снять пояс, чтоб остаться неузнанной!
– Лорд Доре заметил мое сходство с шерезийской девушкой, – возразила я.
– Может, искусство обостряет восприятие, – отмахнулся шут, – а тем временем, любезный Цветочек, скоро полночь, а значит, самое время нам с тобой отправиться на прогулку.
Он вскочил со своего места, оббежал стол:
– Раздевайся! Платье, куда ты его сунул?
Я наклонилась к обломкам ширмы и потянула лиловый подол:
– Пощадите мою скромность, мой лорд.
– Мне уйти?
– Желаете, чтоб я переоблачался в коридоре при стражниках, или в крошечной комнате уединения? Кстати, кому принадлежит этот наряд?
Я потянула сорочку и расстегнула пояс, это разоблачение моя скромность вполне могла перенести.
– Замри!
Я, не ожидая указаний, повторила пантомиму с поворотами и сдуваниями.
– Королеве, – Мармадюк смотрел внимательно, но, как мне казалось, без вожделения, – она тоньше тебя, но платье должно подойти. Наше с тобой, милая, величество обожает переодевания и маскарады, а также тайные вылазки, поэтому часть своего безразмерного гардероба хранит здесь. Кажется, это платье невозможно носить без белья…
Я покраснела, о белье я как раз и не подумала. Я, честно говоря, вообще не собиралась лишаться штанов, широкие оборки юбки скрыли бы их.
– Знаешь, милая, – решил Мармадюк, – твою скромность мы щадить не будем. Без меня ты попросту не справишься.
Он порылся в дальнем сундуке:
– Чулки, нижняя сорочка, туфли. Не морщись, ее величество ни разу этого не надевала. А даже если и надевала, для тебя должно быть честью…
– Отвернитесь, – устало сказала я и стала возиться с завязками штанов.
Шут подошел к окну, я быстро разделась, надела нижнюю дамскую сорочку, вырез которой заканчивался точнехонько у сосков, натянула платье и только после этого сложила миньонское облачение.
Мармадюк тут же обернулся, я с опозданием поняла, что он наблюдал за мной в отражении оконных стекол.
– Это что? – с ужасом он указал на пумекс, венчавший аккуратную стопку одежды.
– Графское достоинство, – ответила я со вздохом, замечая, что вырез платья лишь немногим уступал сорочке в откровенности, что жесткий лиф приподнял мое личное, а не графское достоинство, образовав из этого достоинства ложбинку.
Его шутейшество изволили заржать и ткнуть пумекс кончиком указательного пальца.
Затем, присев на краешек кровати, я натянула чулки, шелк плотно облек ноги, но держаться на них не желал.
– Подвязки, – Мармадюк с поклоном передал мне их, – помочь?
Я справилась сама, так же как и с туфельками, легкомысленно расшитыми бантами и стеклярусом. А теперь вопрос – почему я не выгнала его шутейшество в коридор, если сама со всем прекрасно справлялась? Видимо, похожий вопрос задал себе и Мармадюк, потому что сообщил мне, что волосы у меня ужасные, недостаточно длинные для леди, и что причесывала я их в последний раз, наверное, еще в Шерези. И пока я сгорала со стыда, вооружившись волосяной щеткой, принялся меня расчесывать.
В этом он также толк знал, действовал уверенно, но осторожно, затем, перехватывая локоны кончиками пальцев, воткнул в мою шевелюру дюжину шпилек, подняв пряди на шее и у висков. Я даже сбегала в комнату уединения полюбоваться на его работу.
– Звезду придется снять, к леди с миньонским знаком в ухе столица не готова.
Я положила звезду рядом с пумексом, то еще соседство, если честно.
– А вот украшения для тебя будут лишними, – задумчиво решил шут, – они только отвлекут внимание от всего остального. У тебя, милая, кожа как будто напитана солнцем, это заметно и когда ты мальчик, но сейчас…
Он прикоснулся к моей щеке:
– Белила убьют весь свет.
В его жесте не было интимности, как и в словах, то есть в словах она, может быть, и была, а вот в тоне – абсолютно нет. Он так же до этого ткнул в пумекс, как сейчас в мою скулу. Он решал, как замаскировать синяк, столь же приметный, как и адамантовая звезда.
– Разве в столице не в моде дамские маски? – спросила я.
– А это идея, милая! Тебе нужно прикрыть лицо от виска примерно до середины носика.
В носик он меня тоже ткнул. Я поморщилась.
– Мне не называть тебя милая? Давние обиды? Так называл тебя какой-нибудь дюжий плотник в Шерези, пытаясь…
Он уже рылся в очередном сундуке, и я подумала, что живет его шутейшество в смеси склада и кабинета, которая вобрала в себя еще и проходной двор, потому что, например, я бываю здесь, кажется, чаще, чем в своей миньонской спальне.
– Как же мне тебя называть?
– Меня и правда зовут Басти.
– Ну кто использует настоящие имена на маскараде? Сегодня я буду звать тебя… Мармадель! У меня, знаешь ли, тоже было детство, и фея, дарующая имена, одарила меня и предсказанием. Вот!
Он протянул черную лакированную полумаску.
– Не плотник, – я закрепила ее у висков, – в Шерези у меня был кузнец.
– Которому ты ничего не позволила?
– И что предсказала вам фея?
Он приподнял меня за подбородок и заглянул в глаза:
– В этом облике ты гораздо смелее. А фея сказала, что когда-нибудь Мармадюк найдет свою Мармадель. Так позволила?
– Если бы позволила, меня бы здесь не было. И что будет, когда Мармадюк ее найдет?
– Он останется с ней навечно…
– Жаль, что я – не она.
– Жаль…
Шут тряхнул головой, будто сбрасывая наваждение, и продолжил другим тоном:
– И не будем списывать со счетов, Мармадель, что ты могла меня обмануть. Чтобы позлить или поддержать мой интерес, или просто так. Женщины, знаешь ли, коварны и непоследовательны.
– Мне ли не знать, любезный лорд.
Я улыбнулась. В женском облике я действительно была смелее, будто оказавшись с лордом-шутом на равных. Я отдавала себе отчет, что сейчас отчаянно с ним кокетничаю, и почему-то была уверена, что мне ничем это не грозит.
Мармадюк велел мне отвернуться, что я и сделала, а затем наблюдала в дробящемся оконном отражении, как он переодевается.
Это было не любопытство, а месть. Ну, по крайней мере, именно так я себя оправдывала, отмечая достойный разворот плеч его шутейшества, мускулистую спину, заросшую волосами дорожку вдоль груди и живота. А потом я закрыла глаза, потому что… Ну это было неправильно – подглядывать за ним вот так.
– Вот теперь я верю, что ты девственница.
От голоса, раздавшегося над ухом, я вздрогнула и открыла глаза. Мармадюк выглядел как обычно. Нет, не так. Мармадюк был в той же самой одежде, он сменил только башмаки, надев мягкие туфли без привычных бубенчиков.