– Ты не понял, милый, – Аврора поднялась с кресла и, приблизившись к шуту, погладила того по голове, – чувства там могут быть давно, не до конца осознанные и отрицаемые.
– Он не видит в Шерези девушку.
– Ну и что? Для настоящей любви разве важны пол или возраст?
– Тебе видней, милая, – шут уткнулся лицом ей в живот, – насколько я помню, кроме тебя никто никогда не считал Этельбора прекрасным: ни девочки, ни мальчики, ни… попугаи. Хотя величие его, по чести, признавали все. И хитрость, и ум…
– Если сейчас окажется, что ты сморкаешься в парчу королевского платья, – строго начала ее величество, – я велю тебя выпороть.
– Проблема в том, – перебил ее Мармадюк, – что лорд Этельбор думал сначала о королевстве, а потом о своих друзьях. В том, что по его милости мы с тобой не живем, а проживаем отпущенные нам годы…
– Двадцать лет, милый, всего двадцать лет. У нас ведь уже есть мальчик, совершенно новый росток королевского древа, и джокер, чтоб играть с феями на равных, у нас почти есть новая аристократия!
– Кстати, об аристократах, – Мармадюк отодвинул от себя Аврору, придержав ее за талию, – когда Сорента прибежит сплетничать, что лорд-шут пригласил во дворец городских шлюх…
– Мне ей не верить?
– Отчего же, верь. Их немного, всего десяток милых раскрепощенных дам.
– Святые бубенчики! – королева закатила очи горе. – Замковых женщин тебе уже не хватает?
– О, ваше величество, – засюсюкал шут, – вам прислуживают исключительно леди порядочные и высоких моральных устоев. – А потом со вздохом закончил: – И у меня нет времени с реверансами и недомолвками выяснять у каждой об особых отметинах на телах их любовников. С профессионалками проще.
– Согласна. – Аврора вернулась в кресло. – Что госпиталий?
– Лорд Альбус почти экстрактировал новую партию пилюль, но, к сожалению, подключить к работе кого-нибудь из учеников отказывается наотрез, а это ускорило бы процесс.
– Он хочет сохранить в тайне рецепт приготовления, – пожала плечами королева, – его можно понять. Он нашел новых меченых?
– Нет, хотя осмотрел всех, к этому делу не погнушавшись привлечь помощников.
– И это логично. Гнездо заговорщиков здесь, в Ардере, провинциальные дворяне просто не успели бы в нем поучаствовать.
– Самое неприятное, что Ригеля мы таким осмотром не обнаружим, его-то помечать не требовалось.
– Да, Ван Харт считает так же.
– О, значит, вы беседовали не только о красоте и страсти?
Королева покачала головой:
– Ты знал, что в замке живет много дювалийцев, преданных не столько короне, сколько своему сюзерену?
– Неофициальному.
– А когда преданность была официальной, дорогой? Я хочу сказать, что если у тебя есть сеть осведомителей, не значит, что она единственная.
– Ну уж об этом-то меня осведомили.
– Юный Гэбриел принесет нам голову Ригеля.
– Даже так? И что он потребовал взамен?
– Тот, кто сделает это, может требовать все что угодно.
Я проснулась, когда первые представители белого крыла стали возвращаться в солярий. Парни были сытыми и довольными жизнью, я стала отдохнувшей.
– Вы отчистили свою лечебную мазь, милорд? – приветствовал меня Забель. – Сообщаю вам откровенно, вы смазливее де Намюра.
Я прикоснулась к щеке. Странно. Наверное, во сне я ворочалась и стерла мазь воротом камзола? Как я при этом не свалилась с подоконника?
Забель ухмыльнулся, за что получил воспитательный подзатыльник.
– За работу, цыплятки, – скомандовала я, громко хлопая в ладоши. – Сейчас мы сведем пастораль, а затем поставим движения в хороводе фей.
И все завертелось, закружилось в танцевальных па, вознеслось к потолку переливами мелодий. Часа через три пришлось прерваться, пришли портные с примеркой. Ван Сол, материализовавшийся у моего плеча, протянул лист бумаги.
– Это счет, милорд.
Я присвистнула, рассмотрев сумму.
– Скажи помощнику кастеляна, что оплата будет завтра.
– Где мы добудем денег?
– Там, где они есть, – ответила я значительно, даже не представляя, как буду решать эту проблему.
Попросить у королевы? В конце концов дело кончится именно этим. Хотя, по чести, просить о таких вещах надо не сейчас, а уже после выступления. Тем более что Дэни уже брал некую сумму в казначействе на столярные работы. Эх, если бы я могла достать свою кубышку, спрятанную в матрасе покинутой миньонской казармы, я бы без проблем оплатила счет за костюмы.
Ван Сол, заразившийся от меня значительностью, беседовал с лордом-помощником и, судя по всему, убедил того подождать. Меня же увлек за ширму один из портных.
Лилово-белый костюм Спящего был простым и изящным, я прокрутилась на одной ноге, глядя на себя в зеркало, которое держали двое слуг.
– Прекрасно, подгонка не потребуется.
Я заметила, что помогая мне разоблачиться, портной слегка морщится. А ведь ты, наверное, не розами сейчас благоухаешь, Шерези! Сколько дней уже ты в этой одежде? И что она с тобой пережила? Посмотри на полы камзола: коричневатые пятна – это засохшая кровь ван Харта, из его рассеченной о брусчатку головы. А на груди у тебя жирный мазок от вкуснейших утренних булочек, а это – скорее всего – вино, а это… Ты, Бастиан Мартере граф Шерези, просто свинтус! Жаль, некому надавать тебе воспитательных оплеух.
– Пошли кого-нибудь в казарму принести мне сменное платье и белье, – велела я Ван Солу, отпуская портных.
– Ты пойдешь в купальню?
– Да.
– Составить тебе компанию?
«Ага, будешь почтительно держать графское мужское достоинство, пока граф намывает все остальное», – могла ответить я, но просто отрицательно качнула головой.
Дэни отошел, я поправила движения наших фей, включившись в их дуэт уже в роли Спящего. Станислас все-таки гениальный музыкант, его мелодия была именно такой, как требовалось – страстно-величественной и ритмичной, под нее хорошо разыгрывалась история ревности и соперничества, любовный треугольник, который, как мы все знали, остался треугольником навеки. У лорда Спящего две супруги, значит, их борьба за сердце любимого ничем не закончилась.
Потом мы репетировали заключительный танец, потом пастораль, переходящую в партию лорда Бахвальство. А потом я отправилась в купальню, держа под мышкой сверток со сменной одеждой.
– Граф! Цветочек! Любовь моя! – приветствовала меня Моник, раскрыв объятия.
Всепроникающего поцелуя в губы я избежала чудом, поклонилась прелестнице и сопровождающим ее товаркам и рассыпалась ворохом цветистых, но ничего не значащих комплиментов.
Девицы хихикали, Моник держала меня под руку, демонстрируя окружающим наши с ней особые отношения.
– Мой милый спаситель, – щебетала она умильно, напоминая обстоятельства знакомства.
А ведь это совсем недавно было, когда бравый Шерези вытолкнул обильные прелести Моник из-под случайного арбалетного выстрела.
Девицы находились во внутреннем круге дворца не просто так, а по делу, по столь тайному и важному, что подробности оного граф Шерези узнал практически без усилий. Лорд-шут отправил это надушенное воинство на задание, и, видимо, сохранение тайны в нем не являлось приоритетом. Если девицы не узнают ничего важного, так хотя бы поднимут шум, заставив злоумышленников занервничать.
– Какой страшный урод! – вдруг вскрикнула одна из моих собеседниц. – Храни нас Спящий!
Я перевела взгляд. Из купальни выходил уже знакомый мне долговязый горбун.
– Храни нас Спящий, – эхом простонала Моник.
– Что мы будем делать, если он бросится на нас? – сказала третья.
– Я лишусь чувств!
– Бежим!
– Какой кошмар! Граф, вы защитите нас?
Дуры! Человек не виноват, что ему досталась такая внешность. Да, он страшен, но он не животное.
Я стряхнула с себя ручки Моник:
– Вынужден вас покинуть, мои драгоценные.
Подойдя к горбуну, я вежливо ему поклонилась:
– Лорд-работник, не могли бы вы отдать мне ключи от купальни? Я верну их менее чем через час.
Он не отвечал, я заглянула в его лицо под спутанными ржаво-бурыми волосами. И глаза у него тоже были страшными, красновато-бурыми, как будто припорошенными пылью, выдерживать его прямой взгляд было физически неприятно, но я старалась. Я знала, что веселые девицы наблюдают наш диалог, мне хотелось, чтоб, видя мое поведение, они устыдились своих обидных слов.
– Да, милорд, – горбун говорил, почти не разжимая губ, протягивая мне длинный кованый ключ с деревянной подвеской, – я буду ждать за дверью столько, сколько понадобится.
Через три четверти часа я вернула ключ. Граф Шерези благоухал розовым мылом, глянцево поблескивал намытым лицом и волосами. Даже пятки графа Шерези, окружающим не видные, но ощущающиеся самим графом, были гладкими и мягкими, чему немало поспособствовало его мужское достоинство, читай – пумекс, и ароматическое масло лаванды.
Горбун меня ждал, как и было обещано, а неподалеку от него отирался Дэни ван Сол.
– Возвратимся в солярий? – возбужденно спросил он, передавая сверток с моей грязной одеждой проходящей мимо прачке. – Парни собираются репетировать всю ночь напролет.
– Я должен навестить лорда Уолеса, присоединюсь к вам попозже.
– Тогда позволь составить тебе компанию.
Настойчивость помощника меня удивила, но не насторожила. Дэни был переполнен таким количеством идей, что время от времени ему требовалось делиться ими, чтоб не лопнуть.
Патрик лежал в постели, мягкий свет соляного светильника золотил разметавшиеся на подушке волосы.
– Ты выходил? – поздоровавшись, спросила я друга, кивнув на его грязные башмаки, стоящие у кровати.
– Ты посетил купальню? – задал он встречный вопрос.
– Именно. – Я присела на ложе Гэбриела, замечая, что постельного белья на нем нет. – Лорд ван Харт покинул нас?
– Он переехал. – Патрик говорил так, будто мой вопрос предполагал безвременную кончину меченого красавчика и будто от ответа я могла бы успокоиться, или, напротив, взгрустнуть.