Тор сглотнул.
– Ты же знаешь, что так нельзя, – тихо сказал он. – Мы потеряем слишком много времени.
Она топнула ногой.
– А что, если нас сожрёт та ужасная птица-гарпия? Мы потеряем вообще всё! – Её напряжённые плечи вдруг опустились. – Ты не боишься?
– Конечно, боюсь, – ответил Тор громче, чем хотелось бы. Он прокашлялся. – Я боюсь с того самого момента, как проснулся вот с этим на руке.
Он подбородком показал на глаз, никуда не девшийся с запястья.
Мельда что-то проворчала, потом тяжело вздохнула. Наконец она высоко подняла голову.
– Ты же пойдёшь прямо за мной?
Тор серьёзно кивнул, протягивая Мельде ролик.
– Закрой глаза, – шепнул он. – Представь, что ты где-то ещё… представь, что ты летишь.
Она крепко зажмурила голубые глаза, спрятала кулон под одежду и кивнула. Потом сглотнула и оттолкнулась от платформы…
И упала, крича так громко, что с соседнего дерева взлетела целая дюжина маленьких птичек.
– Жить было так приятно, – сказал себе Тор, потом схватился за ролик, прочитал короткую молитву богам желаний и оттолкнулся, надеясь, что следующий шаг не станет последним.
Тор быстро понял, почему это ужасное устройство назвали свистелкой. Именно такой звук издавал ролик, когда он летел через лес, быстрый, как рыба-парусник[23]. Желудок подкатил прямо к горлу, сердце залезло ещё куда-то выше, а каждый поворот троса вызывал всё новые приступы тошноты.
Что-то ярко-фиолетовое пронеслось мимо его левого уха, промахнувшись буквально на пару дюймов. А потом что-то под ним прыгнуло с дерева на дерево. Может быть, действительно стоит последовать собственному совету и закрыть глаза, подумал он. Но, как только он так сделал, оказалось, что так ещё намного хуже.
Он снова приоткрыл глаз буквально на щёлочку – и в этот самый момент птица, похожая на стрелохвоста[24] с крыльями, пронеслась у него прямо перед носом. У неё в самом деле были два огромных передних зуба? Если бы это существо пролетело буквально на секунду раньше, Тор, возможно, узнал бы, так ли это.
Ещё одно резкое снижение – и его желудок как-то странно подпрыгнул. Тор оказался на совсем другом «этаже» джунглей.
В этой части тропического леса росли целые ряды щетинистых туннелеподобных растений, собранных в букеты, словно солнечные кораллы в Эстрели. Когда Тор приблизился к особенно большому соцветию, они закрылись, спрятав похожие на щупальца лепестки. А потом, ровно в тот момент, когда Тор пролетал мимо…
Они лопнули.
Один за другим, словно пушки, цветы стреляли в него флуоресцентным порошком. Он закрыл глаза и закашлялся, жалея, что не может вытереть лицо – Тор отлично понимал, что случится, если он отпустит рукоятку. Его одежда была уже сплошь покрыта яркими красками. Даже волосы были все в пыли, хотя он и попытался стряхнуть её.
Он пронёсся через последнюю часть леса, полную светящихся растений, которые уже встречались ему на пути, а потом его ноги наконец коснулись земли. Протащившись по ней несколько секунд, он отпустил рукоятку.
Тора бросило вперёд, и он врезался лицом в землю.
Рядом с ним постанывала Мельда, распластавшаяся на земле, как яйцо на сковородке.
– Это было круто! – Энгль кругами скакал вокруг них, размахивая руками. Он с головы до ног был перепачкан краской. Собственно, все они были перепачканы, кроме Коссо, который, должно быть, знал, как не дать тем растениям выстрелить порошком. – Ещё разок?
Мельда на мгновение оторвалась от земли, чтобы пронзить его свирепым взглядом.
Коссо не обращал на них внимания. Он вглядывался куда-то вдаль; примерно так обычно искал что-то взглядом Энгль. Может быть, он тоже дальновидящий?
Коссо широко улыбнулся.
– Пойдёмте, хочу показать вам кое-что, тут недалеко.
Мельда всё ещё пыталась отряхнуться. Её лицо было перепачкано как минимум тремя разными видами грязи.
– Ну нет, твоих советов я больше слушать не собираюсь.
– На свистелке мы больше кататься не будем, обещаю. Пойдём пешком.
Тор не сдвинулся ни на дюйм; его сердце билось быстрее, чем трепещут крылышки колибри.
– Пойдём!
– Куда?
– Дерево упало!
Тор и Мельда переглянулись.
– Ну и что?
Коссо вздохнул.
– Наш свод настолько плотный, что обычно через него проходит лишь совсем немного света.
Об этом Тор уже знал. Деревья, в конце концов, росли здесь настолько близко друг к другу, что прямо на них удалось построить деревню.
– Так что, когда падает дерево, в лесу образуется так называемый световой ручей.
Мельда сморщила нос.
– И чего в нём особенного?
– Увидите.
Они гуськом пошли через тропический лес; Коссо показывал дорогу.
Мельду объяснение, похоже, не слишком удовлетворило.
– И откуда ты узнал об этом световом ручье, хотя мы находимся от него так далеко?
Коссо пожал плечами.
– Это часть моей эмблемы.
– Ты дальновидящий? – спросил Тор.
Тот покачал головой.
– Нет, но я очень чувствителен к лунному свету, – объяснил он. – Он изменяет меня.
Бровь Мельды изогнулась в пяти разных местах.
– Что значит – лунный свет изменяет тебя?
– При полной луне я превращаюсь. Чаще всего в животное, но доводилось побыть и растением. Как раз одним из тех цветков, которые выплёвывают разноцветную пыль – они целятся лучше, чем можно предположить. – Он подмигнул. – И поверьте мне, плюются они специально.
Энгль остановился как вкопанный. Он открывал и закрывал рот, словно удивлённая рыба. Тор никогда ещё не видел, чтобы у него не нашлось слов.
– Ты… ты… – Энгль моргнул. – Ты морфит?
Коссо кивнул.
– Какое у тебя животное? Нет, дай угадаю. Угорь. Хотя нет, ястреб! Я бы выбрал ястреба.
Коссо засмеялся.
– Я бывал и тем, и другим. Меняется каждое полнолуние. Зависит, наверное, от кучи разных вещей – от погоды, моих снов… от того, сколько я в этот день выпью какаосовых орехов. Впрочем, вскоре мне предстоит выбрать только одно обличье.
Энгль всплеснул руками.
– Вот везёт же некоторым! – Он повернулся к Тору. – Думаешь, если мы найдём Ночную Ведьму, я смогу поменять эмблему?
Тор знал, что Энгль говорит несерьёзно, но всё-таки это наводило на определённые мысли. Если уж Энгль хочет себе другую эмблему, получается, что он не единственный, кто недоволен своим уделом в жизни. Если подумать, то Энгль всегда обожал животных – и эмблема, связанная с животными, действительно подошла бы ему лучше.
Может быть, боги желаний не всегда правильно выдают отметки? И ошиблись не только с Тором?
Мельда, выбравшись из густых кустов, закатила глаза и покачала головой.
– Неблагодарные же вы оба, – сказала она. Потом моргнула.
Прямо перед ними виднелся поток лунного света, такой плотный, что казался сделанным из ткани – сотканным из звёзд, как в сказках. Гладкий как шёлк, блестящий, он вырывался из небольшого отверстия в своде, словно деревья проткнул чей-то палец с небес.
И они были не единственными, кто восхищался световым ручьём. Здесь собрались животные со всего тропического леса; они стояли по сторонам освещённой сиянием поляны, лунный свет служил им маяком.
Энгль шёпотом перечислил их названия:
– Баранорогий олень, четырёхпалый ленивец, пятнистый оцелот, тигровая бабочка, гато оскуро[25], ивовый орангутанг, крылатый слизняк!
Тор ещё никогда не видел столько зверей, собравшихся в одном месте. Он только слышал их названия от Энгля за обедом. Увидеть их своими глазами, да ещё и в таком ярком освещении… это точно не сон?
Поблизости послышалось тихое кваканье. Маленькая лягушка, покрытая ярко-синими полосками, как у тигра, прыгнула прямо ему на руку. Он улыбнулся ей и протянул палец, чтобы погладить по спине.
– Тор, нет! – Энгль бросился вперёд и замахнулся на лягушку веткой, но та уже спрыгнула и исчезла среди камышей.
Существо провело на коже Тора всего несколько секунд.
Но уже было слишком поздно.
– Моя рука… моя кожа, она… – закричал Тор, и немало зверей обернулись в его сторону. – Она горит!
Его словно укусил глотатель огня, и кожа тут же вспыхнула, как спичка. Потом он почувствовал, будто лёгкие кто-то проткнул, а в горле растёт мох.
Он услышал обрывки фраз, которые выкрикивали друзья, бросаясь к нему, почувствовал, как падает и ударяется спиной о пень.
– Стрекающая лягушка…
– Его сердце…
– Не дышит…
А последним словом, которое донеслось до него перед тем как даже лунный свет исчез, было «Смертельно».
Линии жизни
Давным-давно, когда пенилось море, жила-была женщина с эмблемой, которую ещё никто и никогда не видел: с радужным кругом прямо посреди ладони. Она чувствовала, во сколько взойдёт солнце. Знала, успешной ли выйдет охота и переживёт ли фруктовое дерево зиму. Она была провидицей, и, как только о её умениях разошлись слухи, работы у неё стало очень много.
К её дому – через деревню, вдоль берега и до самых гор – тянулась очередь из эмблемитян, которые хотели узнать свою судьбу. Как правило, провидица никогда точно не говорила, что с ними случится. Вместо этого она описывала жизнь человека общими фразами.
Она брала каждого посетителя за руку и проводила пальцем по ладоням. Там, где она касалась ладоней, появлялись радужные линии, показывая будущие взлёты и падения.
Эмблемитяне научились читать свои линии жизни, словно книги – они знали, что самая яркая часть показывает, на каком этапе своего пути они находятся. Они пробовали угадать, сколько проживут. Одни просто радовались тому, что знают, как именно сложится их жизнь. Другие же так отчаянно пытались избежать судьбы, что забывали жить.
Когда провидица умерла, она оставила дар своей эмблемы в воздушных пузырьках, между звёздами и под речными камнями. С этого времени все дети стали рождаться с линиями жизни, начертанными на ладонях.