— Сорок миллионов? — скептически поджала губы Патриция. — ВСЕГО?
— За вычетом того, что я потратил на шмотки, номер в отеле и виски.
— Да ты с ума сошел! — Патриция нависла над Денницей, как коршун. Я бы не удивился, если бы она пустила в ход кулаки — и даже привстал, чтобы оттащить её, если душа поэта не выдержит. — Сорок миллионов! Это же… Это же просто КОПЕЙКИ!
— Даже для того, чтобы собрать ТАКУЮ сумму, пришлось объединиться ВСЕМ менялам из улья Крэк, — пытаясь защититься, Денница поднял руки над головой. — Сообща они наскребли всего три миллиона, остальное можно будет получить по векселям в любом эльфийском банке…
Патриция чуток остыла и задумчиво сложила руки на груди.
— Векселя на предъявителя? В эльфобанке? — Денница быстро закивал. Совсем, как двоечник, которому совершенно случайно удалось ответить правильно. — Ладно, это уже кое-что. Можно будет сыграть на курсе в разных измерениях. Сгонять на Лукавию — там самые большие выплаты по облигациям…
— Патриция?
— А потом метнуться на Втор, и обменять облигации на ваучеры, потом конвертировать всё обратно в золото…
— Пат!.. — на меня уставились глаза человека, душа которого была где-то не здесь. — Пат! Зачем тебе так много денег?
— А? Что?.. — душа вернулась, но по-моему, не целиком. — Ладно, не важно. Проехали. Так где там ваша одежда?
Денница молча протянул ей один из пакетов. Второй передал мне.
— Принять ванну и нормально позавтракать мы уже не успеем, — сообщил он. — Плакал задаток, который я по-глупости оставил в отеле… Но если вы поторопитесь, мы успеем как раз к открытию подземки. И даже перехватить по шаурме, перед тем, как сядем в поезд.
— В подземку? — Патриция появилась из-за бетонной опоры в кроссовках, тёмных джинсах и такой же куртке. Волосы она убрала под кепку и даже умудрилась слегка подкраситься — всемогущий демангел позаботился о косметике… — Но я слышала, что подземка на Лимбе — это медленное и мучительное самоубийство для любого новичка. Туристов туда не пускают даже после подписки об отказе от претензий. Ты всё-таки решил укокошить Макса, а заодно — и нас вместе с ним?
— На поверхности сейчас ещё хуже, — поморщился Денница. — Война кланов в самом разгаре, банды рыцарей орудуют уже не только в дорогих районах, но и в трущобах. Любого могут пристрелить на месте, даже не спрашивая, кто он такой. Так что Ульи — единственный для нас способ добраться до башни Орловского.
А я подумал вот о чём: Деннице запретили приближаться к Лимбу. Потому что он был СЛИШКОМ даже для этого места…
— Если ты не врёшь для того, чтобы заманить Макса в очередную ловушку, — заметила Патриция.
Денница испустил усталый вздох.
— Послушай, дорогая…
— Никакая я тебе не дорогая!..
— Ну всё, хватит, — я протиснулся между ними и развёл руки в стороны, отталкивая Патрицию и Денницу друг от друга. — С вами приятно поговорить, но честно говоря, ребята, у меня уже ЧЕЛЮСТИ СВОДИТ. И вовсе не от зевков! Давайте просто заткнёмся, все вместе, сядем в эту чёртову подземку, доберемся до башни Орловского и свалим из Лимба.
— Орловского? — переспросила Патриция. — Значит, в первый раз я не ослышалась?..
Я покачал головой. Сжал губы, и сделал вид, что застёгиваю их на замок. А потом выбросил ключ через плечо.
Патриция пожала плечами в духе "а я вам говорила", и закатив глаза, двинулась прочь.
Туда, откуда доносился глухой шум просыпающегося города.
На трассе уже ревели, выбрасывая в воздух клубы чёрного удушливого дыма машины, качали стальными головами громадные механизмы, похожие на кровосмесительный союз морской каракатицы и подъёмного крана, ревели сирены полицейских и пожарных…
Словом, жизнь била ключом.
Вонючим, как грязь на болоте и горячим, как вулканическая лава.
Мне достался наряд, ничем не отличимый от того, что был на Патриции: кепка, футболка, кроссовки и джинсы.
Они были новенькими, жесткими и слегка скрипучими. Кроссовки сияли первозданной белизной, а в качестве аксессуаров прилагалась цепь из дутого золота на шею и кастет.
Рассудив, что Денница знал, что делал, когда приобретал всё это, я промолчал.
И вот, через какие-то десять минут, мы стояли возле входа в подземку — из неё вырывались подозрительные клубы тёплого, пахнущего носками дыма, и жевали "шаурму" — так её назвал Денница.
Впрочем, она была горячей, приправленной адским количеством горчицы, и как нас заверил продавец, сделана из самых здоровых и крупных крыс.
Внизу располагался обычный турникет — Денница бросил в прорезь горсть жетонов и он открылся, буквально на секунду. А за ним располагался перрон.
Увидев всё это, я немного успокоился.
Обычное метро. Всё как у всех. А самое главное: вряд ли здесь более опасно, по сравнению с Москвой…
Народу на перроне было немного — основной наплыв начнётся часом позже, когда работяги из Ульев устремятся на работу.
Денница разъяснил, что жители поверхности подземкой не пользуются. Считают себя чистой публикой, пассажирами монорельсов и такси…
Я вспомнил закрученное штопором полотно и по спине побежали мурашки.
И вот наконец подошел поезд…
— Я в это не сяду, — покрепче ухватившись за ближайший столб, обляпанный граффити так, что живого места не осталось, я зажмурился и тряс головой, словно в уши набилась вода. — Нет и нет, даже не просите.
— Макс, что с тобой? — Патриция попыталась оторвать одну мою руку, но я не сдался. — Это всего лишь поезд.
— Он живой, Пат! Ты что, ослепла?.. Это же… Просто огромадный, отъевшийся в канализации червяк! И ты хочешь влезть к нему в кишки ДОБРОВОЛЬНО?
— Макс, послушай, это вовсе не червяк. Это биомеханический…
— И ты туда же! Денница, я начинаю верить в пророчество Патриции: ты хочешь меня угробить, скормив гигантскому Шаи-Хулуду!
— Откуда ты знаешь, как эта штука называется?..
Я открыл глаза. Нет, они не шутили. Денница так вообще вылупился на меня, не скрываясь.
— Ты что, уже спускался в подземку на Лимбе? — спросил он. — И остался после этого ЖИВ?..
Я вдруг заметил, что сзади к Деннице кто-то подходит.
Незнакомец был одет в длинный, до пола, непромокаемый плащ, из-под капюшона торчали выбеленные патлы и кончик носа.
Протянув руку в плотной перчатке, он постучал Денницу по плечу и звучным, хорошо поставленным голосом спросил:
— Извините. У вас закурить не найдётся?
Глава 19
На секунду я поверил, что и впрямь вернулся в Москву. Стою в нашем родном метро, на какой-нибудь Люблинско-Дмитровской линии, и к нам подошел обычный гопник.
Правда, в московском метро не курят… Но это мелочи, спишем на художественный реализм.
Денница прекратил отрывать мои руки от столба и переключился на "гопника".
— Хочешь сигаретку, приятель? — ласково, как родная мамочка, спросил он. Обычно так спрашивают ровно перед тем, как дать собеседнику в глаз. — Ну так возьми, не стесняйся.
И он протянул гопнику пачку! Нет, правда… Просто отдал и всё. А потом снова повернулся ко мне, словно за спиной у него никого не стояло.
— Идём, Макс, хватит выкобениваться.
Я снова помотал головой.
На моё счастье "поезд" издал истошный вопль, захлопнул пасть и рванул с места в карьер. Только хвост мелькнул в туннеле. Влажный и сегментированный, как у червяка.
Я выдохнул, отлип от столба и вытер пот везде, где он был.
Как я и ожидал, гопник никуда не делся. Со смаком закурив, он всё также стоял рядом и с интересом наблюдал за нашими действиями.
Ни Денница, ни Патриция не уделяли ему никакого внимания.
А зря…
Сразу было видно, что этот представитель семейства гопник обыкновенный, класс вымогателей, отряд бездонносумчатых, имеет на нас далеко идущие планы.
Сигарета — лишь повод, слепой козе ясно.
Единственный способ от него избавиться — сбежать. Если понадобится, прямо по рельсам.
Кстати о рельсах: их не было. Туннель, по которому следовал поезд, был круглым, с гладкими стенами — словно его проплавили в породе, а не выкопали обычным способом.
— Они к тебе пристают, друг? — внезапно спросил гопник.
Я не сразу понял, что смотрит он на меня…
— Никто к нему не пристаёт! — раздраженно отмахнулся Денница. — Это наш приятель, и он… страдает клаустрофобией. Да. Боится замкнутых пространств, вот и не хочет садиться в поезд.
— Перрон — это тоже замкнутое пространство, — глубокомысленно заметил гопник.
— Да, но перрон — БОЛЬШОЕ пространство, — заспорил Денница. — А поезд — довольно маленькое, вот он и…
— А может, пусть он сам ответит? — очень странно, но когда гопник говорил, у меня возникал когнитивный диссонанс. Не вязалась его внешность с этим звучным, хорошо поставленным голосом. — Эй, парень! Хочешь, уйдём отсюда? Помни: никто не может заставить тебя делать то, чего ты не хочешь.
— Э… Спасибо, но всё в порядке. Нет, правда. Эти люди — мои друзья, и я действительно боюсь поездов.
— Все так говорят, — интеллигентно усмехнулся гопник. Из-под глубоко надвинутого капюшона виднелись лишь кончик носа и чёрная бородка с двумя характерными седыми прядями по краям. Ну знаете… Такая, мефистофельская. — А потом глядь — а их органы плавают в стерильных контейнерах, обложенные льдом. Да и глядеть уже нечем: глазные яблоки всегда продают первыми. А хочешь знать, что дороже всего? — и хотя никто не хотел, он всё же ответил: — Железы. Гипофиз, поджелудка, тестикулы… У тебя как, весь набор? Или уже успел кое-что продать, а? Почку, например. С одной можно пожить какое-то время — пока не кончатся деньги. Кости и мясо тоже сгодятся — их можно продать на фермы, где откармливают крыс…
К горлу внезапно подкатил ком. Никогда больше не буду есть крыс. Зуб даю.
Денница смерил гопника уничтожающим взглядом.
— Вы что-то хотели, уважаемый? — апломб, с которым он говорил, можно было выставлять в музее, вместо мраморных статуй. — Ещё сигарет? Может быть, ключ от квартиры, в которой деньги лежат?