– Едем, и все!
Скрепя сердце Смирнову пришлось дать согласие.
У матери Шарова оказался старый, но довольно добротный просторный дом в живописном уголке на окраине Сочи. Во дворе находилась пожилая женщина семидесяти лет в длинной и теплой шерстяной кофте, очевидно, связанной ей самой. Увидев сына с друзьями, она приветливо улыбнулась:
– Проходите, гости дорогие, мы вас ждем еще со вчерашнего дня.
Внутри дома были женщина старше сорока лет, молодая девушка и парень.
– Познакомьтесь, мои коллеги Эдуард и Людмила, – представил Шаров гостей и, указав на домочадцев, объявил: – Моя сестра Светлана, племянник Никита и его жена Люба. А мою маму зовут Екатерина Васильевна.
– Мужики, баня уже готова, идите парьтесь, а мы тем временем накроем стол, – скомандовала мама Шарова и поинтересовалась у Милы: – Доченька, а ты любишь париться?
– Нет, – мотнула головой девушка, – не привыкла.
– Ну, тогда поможешь нам накрыть стол.
– С удовольствием! – радостно откликнулась она.
Племянник отказался париться, мужчины вдвоем пошли в баню. После парной они разговорились.
– Как ты собираешься поступать с Людой дальше? – поинтересовался Шаров у напарника. – Ее же привлекут к уголовной ответственности за укрывательство или недоносительство. Минимум два года условно получит.
– Нет, она в этом деле не замешана, – мотнул головой оперативник. – Я переговорю со следователем, чтобы ее пустили по делу как свидетельницу.
– А тебе это надо? Зачем ее выводить из уголовного дела?
– Нет, она пойдет свидетелем, – твердо заявил опер.
– Не понимаю я тебя, – развел руками Шаров. – Мимолетом встретились – и такие заботы. В чем причина-то?
– Понимаешь, Лаврентий, когда увидел ее впервые, понял, что до этого момента я не жил, а существовал. Она перевернула все мои представления о любви, о женщине…
Смирнов от волнения говорил быстро и сбивчиво, отчаянно жестикулируя руками.
– Что, втюрился в нее окончательно? – с усмешкой поинтересовался Шаров.
– Да, влюбился впервые в жизни, – ответил ему опер, стуча кулаком по груди. – Влюбился, и все!
– Но у тебя жена, ребенок. Как быть с ними?
– Видишь ли, Лаврентий, не люблю я ее, жену свою. Женился по расчету, а теперь мучаюсь…
– Ну, до вчерашнего дня я что-то не замечал, что ты так уж сильно мучаешься, пока не встретил эту красавицу, – едко задел Смирнова старый оперативник. – Все это временное, скоро забудешь свою кралю и будешь дальше жить с женой, как будто ничего и не случилось.
– Нет! – вскрикнул Смирнов. – Я без нее не смогу жить дальше!
– Хорошо, хорошо, живите, – похлопал Шаров своего напарника. – Но будь осторожен, ты вступил в очень опасную игру. Поверь мне, старому оперу, многие плохо кончили, встретив на своем пути роковую женщину. А сдается мне, что девушка из той когорты – из-за нее убили человека.
– Я это понимаю, – кивнул опер, соглашаясь, – но ничего с собой не могу поделать.
– Давай, одеваемся, идем в дом, – скомандовал Шаров. – Женщины уже накрыли стол.
Стол был накрыт богато. Чего только не было здесь: свежие овощи и фрукты, различные соленья, розовое сало, гусь в большой чугунной гусятнице, бараньи ребрышки. Перед тем как приступить к этой божественной трапезе, Шаров налил мужчинам горилки, а женщинам наливку темно-вишневого цвета собственного изготовления и произнес тост:
– Дорогие мои! Сегодня у меня в гостях находятся мой друг Эдуард и его девушка Людмила. Мы все коллеги, работаем вместе (от этих слов Мила улыбнулась краешком губы и незаметно толкнула коленом Смирнова), вот теперь приехали в командировку в мой родной Сочи. Спасибо Эдуарду, что он взял меня с собой, ведь я уже два года не видел мою любимую мамочку, – с этими словами он чмокнул маму в щеку. – Давайте выпьем за наших гостей и пожелаем им семейного счастья!
Когда рюмки были опустошены, мама Шарова, глядя на Милу и опера, с восторгом заметила:
– Какая же вы красивая пара! Дети ваши будут просто ангелочки!
Смирнов зарделся от такого комплимента, Мила смущенно склонила к нему голову.
Так они сидели до ночи, в перерывах гуляя по саду и отдыхая в беседке под гогот домашних гусей. К большому сожалению Шарова, Смирнов, опустошив три рюмки горилки, отказался от дальнейшего питья, взирая влюбленными глазами на свою прелестную подругу.
Молодым на ночь постелили общую кровать в отдельной комнате. Когда Мила уснула, опер, прижавшись к своей любимой, с тревогой ждал наступления завтрашнего дня. Он не хотел, чтобы наступило это «завтра», которое сулило ему навсегда или на время расставание со своей первой любовью. Он не знал, доведется ли им вновь встретиться, как сложится судьба девушки во время следствия и суда, сможет ли он ее защитить. Его воспаленный любовью ум отказывался признавать, что девушка с легким чувством предала своего друга, который сейчас томится в камере, с такой же легкостью она может предать и его. Уже не способный к анализу, он видел в девушке только идеальное и добродетельное. Уткнувшись в волосы любимой и вдыхая ее чарующий запах, он не заметил, как уснул.
Утром, позавтракав, Смирнов распорядился:
– Лаврентий, ты сейчас нас отвези в гостиницу, а сам приедешь часика в три. Заберем задержанного и поедем в аэропорт.
Вскоре влюбленная пара прибыла в гостиницу, часы показывали одиннадцать дня.
– Давай посидим в буфете, попьем кофе, – предложил Смирнов, на что девушка ответила согласием. Посадив ее за стол, опер заказал буфетчице две чашки кофе и сдобные булочки с изюмом. Мила отщипнула изюм из булочки, запив его кофе, и поинтересовалась:
– Эдик, что мне грозит?
– Если следствию станет известно, что ты знала об убийстве, но не сообщила об этом органам, то тебя могут подтянуть под статью. А с другой стороны, ты откуда могла знать, что совершено преступление? Мало ли что говорил Кравцов, может быть, он врал. Ты же труп не видела, он не возил и не показывал его тебе?
– Нет, конечно!
– Вот и все. Он тебе ничего не говорил, ты не знала, что он убил человека.
– Мне так и говорить следователю?
– Да, так и говори, стой на своем. А Кравцов не будет тебя топить?
– Не должен… Нет, не будет.
– А если узнает о наших с тобой отношениях?
– Но он же пока не знает…
– Когда-то все равно узнает.
– Тогда не знаю, – неуверенно ответила Мила.
– Ладно, Люда, все будет хорошо. Я попробую переговорить со следователем, чтобы тебя вывели из дела.
– Спасибо, Эдик.
Смирнов немного поерзал на стуле и спросил:
– А как нам дальше быть с тобой?
– Что «как»? – удивленно спросила она.
– Наши с тобой отношения… Я влюбился и не представляю без тебя свою дальнейшую жизнь.
– И я тоже, – ответила она, взяв его за руку. – Но ты же женатый.
– А откуда узнала? – обрадовавшийся было от взаимности, он оторопел. – Я сам хотел тебе только что об этом объявить.
– Я чувствую женатых мужчин, – ответила она и, с интересом глянув в глаза опера, спросила: – И что ты хотел мне сказать?
– Что я женатый, что имеем ребенка… Люда, я уйду от нее, между нами нет никакой любви. Это я говорю не потому, что хочу понравиться тебе. Просто между нами давно уже наметился разлад, наш развод был делом времени, а тут в моей жизни появилась ты…
– Ты хорошо подумал? Все-таки ребенок…
– Нет, я уже решился, – твердо высказал он.
– А может быть, будем так встречаться? Зачем ломать семью-то? – вкрадчивым голосом ворковала она, гладя руку своего ухажера.
– Нет, я решился, – повторил опер, сильно сжав руку Милы.
Когда они пришли в номер, Смирнов посмотрел на часы – в запасе у них оставалось два часа, и он, крепко обняв, осыпал свою любимую поцелуями.
11
В два пришел Шаров и, постучав в номер, крикнул через запертую дверь:
– Молодежь, вставайте, пора ехать!
Когда Мила юркнула в ванную, Смирнов открыл дверь и позвал Шарова в комнату. Он тихим голосом, чтобы не слышала девушка, объяснил напарнику:
– Лаврентий, ты конвоируешь Кравцова. Пристегни его к себе наручниками и садись отдельно от нас, желательно спереди. А я буду сопровождать девушку…
– А может быть, наоборот, – шутливо улыбнулся старый опер. – Эх, повезло тебе с этой командировкой, такую телку… девушку отхватил!
Смирнов, не внимая шуткам коллеги, продолжил его инструктировать:
– …Ты не давай ему разрешения, если он захочет увидеть девушку или поговорить с ней. Скажи, что не положено, подозреваемые не должны общаться.
– Ну, это понятно, – кивнул Шаров. – Но нам же придется все равно схлестнуться во время конвоирования до аэропорта, регистрации, посадки. Как тут быть?
– Не беспокойся, я договорюсь насчет конвойной машины, ты сядешь с Кравцовым в кандейку. Также попрошу кого-нибудь из милиции, чтобы он тебя сопроводил прямо до кресел самолета. Объясню это необходимостью изоляции задержанных друг от друга. А мы с Людой чуть погодя зайдем и сядем сзади.
– Значит, в кандейку… – сокрушенно вздохнул старый опер. – Задача понятна, поехали.
Когда Кравцова в наручниках выводили из отдела милиции, он, увидев свою подругу возле конвойной машины, крикнул:
– Мила!
Девушка, вздрогнув, обернулась на крик. Увидев Кравцова, коротко махнула рукой и отвернулась в сторону.
– Мила, как ты? – вновь крикнул задержанный, но Шаров резко прервал его:
– Отставить разговоры! Конвоируемым не положено разговаривать!
Разместившись в салоне самолета, Смирнов поинтересовался:
– Он тебя назвал Милой. Тебя так называет только он?
– Да нет же! – рассмеялась она. – С детства меня все так зовут, а когда называют Людой, как-то режет слух…
– А почему сразу не сказала? – укоризненно спросил он девушку. – Теперь я буду звать тебя только так.
Смирнов покачал головой, подбирая в голове музыку, и тихо пропел:
– Милая моя, Мила…
– Меня в школе еще называли Миледи, – с улыбкой сообщила она и кокетливо осведомилась: – Похожа я на Миледи?