Но, закрывая за собой дверь маленькой комнатки, смежной с кабинетом и служившей иногда ему спальней, Торрес понял, что уверен лишь в одном: полное совершенство недостижимо…
Всегда где-нибудь что-нибудь да не так.
Нет, отмахнулся он от предательской мысли. Только не в этот раз. Сейчас все — все должно работать как нужно. А как именно нужно — знает только он.
В Пало Альто Эллен и Марш Лонсдейлы приехали в пятом часу утра. Светало, но все окна здания Института мозга были освещены. Девушка из приемной проводила их в библиотеку, где Марш провел большую часть предыдущего дня, принесла поднос с кофе и пирожными.
— А… Алекса мы можем увидеть? — спросила Эллен.
Девушка сочувственно улыбнулась.
— Боюсь, что нет, миссис Лонсдейл. Как раз сейчас его готовят к операции. Мне правда очень-очень жаль, миссис Лонсдейл, но таковы правила, установленные доктором Торресом. Начало подготовки означает для пациента полную изоляцию. Насчет стерильности у доктора настоящий пунктик.
Дверь в библиотеку неожиданно распахнулась, и звонкий женский голос, казалось, заполнил все помещение:
— Ну скажите мне, кто это придумал устраивать операции ни свет ни заря? — вопросила Валери Бенсон, не обращаясь вроде бы ни к кому, а вернее, сразу ко всем присутствующим. — Я в жизни не вставала в такую рань — и вот нате! Что у них тут — война? — С показным возмущением тряхнув завитой гривой, она в два шага преодолела пространство от двери до стола и крепко обняла Эллен. — Все будет в порядке, моя родная, — шепнула она. — Если я все-таки поднялась в это время — значит, все пойдет, как нам хочется. Так что можешь прямо сейчас перестать волноваться. И верь мне — Алекс очень скоро поправится.
Эллен не смогла сдержать улыбки — репутацию Валери как известной любительницы поспать вполне можно было считать одной из достопримечательностей их города. Сама Валери утверждала, что развестись с мужем ее заставила его привычка требовать от нее завтрак в девять утра — что, по ее мнению, было самой отвратительной формой насилия. Сегодняшний ранний подъем, однако, внешне никак на ней не сказался — выглядела Валери всегда так, будто только что вышла от парикмахера.
— Но ведь ты же могла и не срываться в такую рань, — сконфуженно улыбнулась Эллен.
— Как же! — развела руками Валери. — Посмела бы я только сегодня проспать — разговоров нашим кумушкам хватило бы года на два. А Марти что, еще не приехала?
— Не знаю, приедет ли вообще. Еще действительно очень рано.
— Ну да! — не унималась Валери. — До полудня всего ничего осталось. — Шагнув к Маршу, она быстро поцеловала его. — Привет! Все в порядке?
— С Алексом нам даже увидеться не позволили, — хмуро сообщил Марш, не делая ни малейших попыток скрыть охватившее его раздражение. Валери понимающе кивнула.
— Я всегда говорила: этот Раймонд Торрес — тот еще тип. Гений — это понятно. Но общаться с ним — не приведи Господи.
— Если он спасет Алекса — мне совершенно все равно, кто он и что он.
— Да это понятно, дорогая моя, — Валери Бенсон энергично кивнула. — Нам всем, в общем-то, наплевать на это. И потом, за два-то десятка лет и он мог перемениться — кто может знать? А вообще — было бы у меня хоть немного мозгов, я бы точно его окрутила! Эта контора ведь вся его, так?
— Вэл, — взмолилась Эллен, — уймись немного, пожалуйста. Я понимаю, тебе хочется нас отвлечь — но ничего, мы держимся…
Улыбка мгновенно исчезла с лица Валери. Опустившись на стул, она вытащила из сумочки платок и промокнула покрасневшие веки.
— Прости, Эллен. Это не вас я хочу отвлечь — и как сама подумаю, что с Алексом вдруг что-то случится… Ох, прости еще раз, родная моя. Сама не знаю, что я несу. Я сбегаю, принесу что-нибудь? Кофе, колу?
Эллен покачала головой.
— Лучше просто посиди со мной, Вэл. Слава Богу, вы все будете здесь — и ты, и Марти Льюис, и Кэрол.
Это сейчас самое главное. — Она благодарно улыбнулась подруге сквозь подступившие слезы.
Так начался самый долгий в ее жизни день.
Глава 7
Когда примерно в двадцать два тридцать пять дверь в библиотеку в очередной раз распахнулась, ни Марш, ни Эллен не обратили на это особого внимания. Весь день в эту дверь входили и выходили люди. Но сейчас, ночью, с ними остались лишь самые близкие — чета Кокрэнов, Марти Льюис, Валери Бенсон. Синтия Эванс так и не приехала.
Постепенно, однако, до сознания Эллен стало доходить, что некто, вошедший в дверь, стоит перед ней и что-то говорит ей. Она сосредоточилась и увидела незнакомую молодую женщину в белом халате.
— Миссис Лонсдейл? — вновь обратилась к ней женщина и представилась: — Дежурная сестра Сьюзан Паркер. Доктор Торрес приглашает вас и вашего супруга к себе в кабинет.
Эллен быстро оглянулась на Марша — но тот уже встал, протягивая ей руку. Внезапно страшная слабость заставила ее схватиться за край стола. Как же так… Ведь они говорили — это кончится никак не раньше полуночи… Если только… Мысль о том, что ее сын, может быть, уже умер, она просто вырвала из сознания. Глубоко вдохнув, она спросила:
— Уже… все? — каким странным показался ей звук собственного голоса! — Доктор… закончил?
А потом — как-то сразу — кабинет Торреса и пронзительный взгляд его темных глаз, и он сам, шагнувший к ней из-за письменного стола с протянутой смуглой рукой.
— Здравствуй, Эллен, — тихий голос, почти не изменившийся…
Первая и довольно странная в этой ситуации мысль промелькнула в голове Эллен — а он, оказывается, гораздо красивее, чем даже запомнилось ей. Робко взяв его руку, она на секунду сжала ее, затем, не отпуская, заглянула в глубину темных зрачков.
— Алекс, — прошептала она. — Он… что с ним?
— Он жив, — голос Торреса впервые утратил бесстрастную интонацию, теперь в нем слышались усталость и напряжение. — Он в палате, дышит без респиратора. Температура нормальная, пульс ровный.
Ноги Эллен подкосились, Марш, успев подхватить ее, усадил в кресло возле письменного стола.
— Он очнулся? — Она поняла, что слышит голос мужа. Она открыла глаза… лишь затем, чтобы увидеть, как Торрес в знак отрицания качает головой.
Эллен почувствовала, что ей не хватает воздуха.
— Но оснований для беспокойства нет, — ага, это снова Торрес. — По нашим расчетам, он должен прийти в сознание не позднее завтрашнего утра.
— То есть уверенности в том, что операция прошла успешно… — Она с трудом узнала голос Марша, словно он говорил в жестяную трубу…
…Опять Торрес — качает головой и, уже никого не стесняясь, трет красные от усталости глаза.
— Завтра утром все будет известно, доктор… когда… вернее, если… он придет в сознание. Но — динамика пока положительная. — Улыбка не получается — видно, слишком измотан. — Если хотите знать мое мнение — это все же успех. А вы знаете, насколько придирчив я к самим определениям успеха и неудачи. Могу вам сказать только одно — если вдруг неделю спустя мы неожиданно потеряем вашего сына, причиной может быть что угодно, только не последствия операции. Повторяю, что угодно, любые возможные осложнения — пневмония, вирусная инфекция, даже насморк… Хотя обещаю вам лично проследить и предпринять все возможное, чтобы этого избежать.
— А нам… нельзя увидеть его? — услышав собственный голос, Эллен вернулась в реальность происходящего.
Торрес кивнул.
— Правда, лишь на минуту и, простите, через стекло. Таковы наши правила. В течение определенного срока рядом с пациентом никто не имеет права находиться — только я и мои сотрудники.
Марш обернулся к нему, собираясь что-то сказать, но Торрес остановил его жестом.
— Взглянуть на него вы, безусловно, можете, Сьюзан вас проводит, но иные контакты на данном этапе нежелательны и даже вредны. К тому же вам самим отнюдь не мешает как следует отдохнуть. Завтра утром многое станет ясно, и мне хотелось бы, чтобы вы были здесь. Если Алекс очнется, первое, что мы попытаемся выяснить — сохранил ли он способность узнавать людей и, конечно…
— …Ты собираешься начать с нас, — докончила Эллен.
— Именно, — кивнул Торрес. — А сейчас прошу простить, мне тоже необходим отдых.
С трудом встав, Эллен шагнула к доктору.
— Спасибо, Раймонд, — прошептала она. — Нет, это не то, конечно… но я правда не знаю, как мне благодарить тебя… Я… понимаешь, я с самого начала не верила… — она замолчала.
— Не стоит, — покачал он головой, — не стоит благодарить меня, Эллен. По крайней мере, сейчас. Твой сын ведь еще может и не очнуться. — Кивнув в знак прощания, он шагнул к двери, Эллен молча следила, как дверь захлопнулась.
— Такой вот он, — Марш пожал плечами. — А ведь хочет, в общем, как лучше — чтобы мы не питали, так сказать, иллюзии.
— Но ведь он же сказал…
— Сказал, что Алекс жив и на данный момент дышит самостоятельно. Ничего больше. — Обняв Эллен за плечи, он повел ее к выходу. — Пойдем посмотрим все-таки на него, а потом поедем.
Дежурная сестра Сьюзан Паркер провела их в западное крыло здания по длинному коридору мимо операционной и остановилась у стеклянного окошка в двери с надписью «Постоперационный блок». Подойдя к окну, марш и Эллен увидели за стеклом большую квадратную комнату, сплошь заставленную стойками с аппаратурой; в центре комнаты стояла кровать, словно паутиной, оплетенная бесчисленными проводами. За их Сеткой скорее угадывалось, чем виднелось накрытое простыней тело их сына — тело Алекса.
Но респиратора — Марш удостоверился — не было, и, вглядевшись, он увидел, как приподнимается и опадает белая простыня. Ритм был ровным, глубоким — Алекс спал. Монитор справа от кровати показывал доктору Лонсдейлу, что пульс его сына такой же стабильный и ровный, как и дыхание.
— Он выкарабкается, — кивнул Марш, повернувшись к жене, и почувствовал, как пальцы Эллен сжали его руку.
— Я знаю, — прошептала она. — Я это чувствую. Он все-таки сделал это, Марш. Раймонд снова подарил нам нашего сына. — Она помолчала. — Но каким он будет теперь, скажи? Неужели совсем… совсем не таким, как раньше?